Программу ведет Евгения Назарец. В программе принимают участие – Надежда Кутепова, лидер общественной организации «Планета надежд», и Любовь Мальцева, председатель Свердловского Союза «Маяк».

Евгения Назарец: Сегодня очередная годовщина взрыва на химкомбинате «Маяк» в закрытом городе Озерск, Челябинской области. Образовавшийся после этого восточно-уральский радиоактивный след накрыл и часть Свердловской области. В разной степени пораженными радиацией оказались около полумиллиона человек. Экологи и власти по сей день расходятся в оценках ущерба. Сами пострадавшие создали Союз «Маяк» и, прежде всего, борются за то, чтобы получать адекватную медицинскую помощь и материальные компенсации.

С нами на связи председатель Свердловского Союза «Маяк» Любовь Мальцева.

Доброе утро, Любовь.

Любовь Мальцева: Доброе утро, Евгения.

Евгения Назарец: Я знаю, что сегодня у вас должна состояться встреча с руководителями Свердловской области и аппарата уполномоченного по правам человека. Что будет на повестке дня?

Любовь Мальцева: Да, мы сегодня встречаемся... наш актив, и придут, я думаю, многие члены нашей организации на эту встречу. Мы пригласили на эту встречу в день 48-летия катастрофы на «Маяке» заместителя председателя области по социальной политике Семена Исааковича Спектора. Придут к нам, действительно, и наши правозащитники, и представители Министерства здравоохранения и Министерства социальной защиты.

Да, мы поведем разговор, прежде всего, конечно, о нашем здоровье и о медицинском обслуживании. Когда мы с вами встречались, вы, наверное, помните, что наша главная проблема, как вы сказали, - это наше здоровье, медицинское обслуживание. Три года мы боролись за то, чтобы наша областная больница номер 2, а сейчас это Центр радиационной медицины, снова открыла перед нами двери, чтобы лечили нас, что называется, специализированно. Ведь эти три года в основном наши люди вынуждены были ходить лечиться в районные поликлиники. А что такое районная поликлиника, никому не нужно рассказывать. Вот министр Зурабов и президент Путин, так сказать, во всеуслышание дали оценку качеству нашего медицинского обслуживания в районных поликлиниках.

Евгения Назарец: Любовь, давайте все-таки будем держаться ближе к теме, которая волнует, прежде всего, вас. Итак, вам удалось добиться нормального медицинского обслуживания в хорошей больнице.

Любовь Мальцева: Да, удалось. Ну а сегодня мы поведем разговор о том, чтобы лечили наших детей, наше последующее поколение. Потому что в законе написано: лечить детей чернобыльцев, «маяковцев» до 18 лет. Нам не понятно это. Чем руководствовались представители нашей Думы? Что, после 18 лет наши дети будут здоровыми? И вот сегодня мы как раз хотим поставить этот вопрос перед нашим областным правительством, перед Государственной Думой. Туда направим обращения. Потому что, как известно, наука и реалии показывают, что наши дети, наши внуки в большей степени больны, чем мы, здоровье у них гораздо хуже. И наука говорит о том, что наши праправнуки будут еще долго-долго помнить о том, что когда-то их бабушки и дедушки оказались в зоне радиации.

Евгения Назарец: Спасибо большое, Любовь. Я надеюсь, что вопрос, который вы собираетесь поставить перед руководителями областного правительства и перед аппаратом уполномоченного по правам человека, найдет положительный ответ.

А сегодня в Екатеринбургскую студию мы пригласили жительницу закрытого города Озерск, где расположен химкомбинат «Маяк», о котором сегодня идет речь. Это Надежда Кутепова, она возглавляет общественную организацию «Планета надежд».

Доброе утро, Надежда.

Надежда Кутепова: Доброе утро, Евгения.

Евгения Назарец: Ваша организация также занимается проблемами ликвидаторов аварий или пострадавших от аварии на «Маяке». И сегодня, я знаю, вы тоже собираетесь предпринять в связи с этим некие действия. Расскажите, пожалуйста, об этом.

Надежда Кутепова: Да, сегодня мы обратились с открытом письмом к депутату Законодательного собрания Челябинской области, к генеральному директору ПО «Маяк» Виталию Садовникову, а также к российскому уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину и к представителю Генеральной прокуратуры в Уральском федеральном округе Юрию Золотову. В этом письме мы просим оказать содействие в том, чтобы вдовы ликвидаторов, которые проживают на территории Челябинской области и в Озерске, наконец, смогли получить удостоверения.

Вот сейчас я слушала Любовь Мальцеву, и просто восхищалась – до какого уровня они уже дошли, что их слушают, и можно говорить о здоровье следующих поколений.

К сожалению, в Челябинской области к ликвидаторам не относятся так положительно, как здесь. И мы пока добиваемся только выдачи удостоверений.

Я подтвержу слова Любови о том, что последствия действительно есть. К нам сейчас обратились женщины, матери которых работали на ликвидации аварии с первого по восьмой месяц беременности. Представляете, вот тогда было такое положение. И вот сейчас им 40 лет, в закон они не попали. И будучи очень сильно пострадавшими - ну, просто зубов нет, одна нога короче другой, то есть страшная трагедия, но они не получают ни удостоверений, ни льгот, ничего.

И вот наше открытое письмо пока посвящено выдаче удостоверений, а там посмотрим. Просто Министерство социальных отношений Челябинской области забыло о своих прямых обязанностях в отношении этих людей.

Евгения Назарец: Давайте уточним, «Планета надежд» называется общественная организация, которая, как я поняла из вашего ответа, занимается, в том числе, и защитой прав пострадавших от аварии на «Маяке». Но вот эта аудитория подопечных вашей организации, она ограничивается территорией города Озерска? Или, в принципе, вас интересуют люди в какой-то мере, вообще живущие в Челябинской области и в других областях, пострадавшие от аварии на «Маяке»?

Надежда Кутепова: Дело в том, что наша общественная организация открыла общественную приемную по правам человека. И, конечно, в первую очередь мы занимаемся правами жителей города Озерска. Потому что правами жителей закрытых городов вообще не занимается никто практически в России. Ну, очень мало правозащитников. Но, конечно, если к нам обращаются люди из других городов, мы тоже оказываем им посильную помощь.

Евгения Назарец: Между тем, вокруг закрытых городов в последний год развиваются еще и другие, довольно интересные события, которые волнуют как их жителей, так и тех, кто извне наблюдает за этой ситуацией.

Близ Томска тоже есть закрытые города, вроде Озерска. И в следующем году бюджету закрытого города Северска, например, что расположен близ Томска, предстоит влиться в консолидированный бюджет Томской области – этого требует новый закон об общих принципах местного самоуправления. Одни говорят, что Северск перестанет быть благополучным городом, каким его считают до сих пор, другие уверяют, что хуже от этого станет Томской области, потому что после слияния регион станет донором и лишится федеральных дотаций. Что случится на самом деле, пыталась выяснить томский корреспондент Радио Свобода Мелани Бачина.

Мелани Бачина: Закрытому городу Северску полвека. Все это время его считали более благополучным, чем Томск. В Северске живет около 120 тысяч человек, но его бюджет был практически равен томскому с его полумиллионным населением. Закрытый город подчинялся напрямую федеральному центру, платил налоги только туда и постоянно получал дотации в случае нехватки средств. На одного жителя Северска тамошний бюджет тратит почти в 2,5 раза больше денег, чем в Томске. К примеру, зарплата северчан выше на 40 процентов. У них есть местный коэффициент и «атомная» надбавка. За детский сад томичи отдают около 1,5 тысяч, северчане – около 300 рублей. Жилищных субсидий Томск дает в среднем по 660 рублей на человека, Северск – 1,5 тысячи. Говорит Евгений Николаев, исполняющий обязанности мэра города Северска.

Евгений Николаев: И сразу у атомщиков создавалась хорошая база и культуры, и здравоохранения, потому что город-то особенный. Если человек имеет проблемы дома, на серьезном производстве у него же может быть совершенно другая реакция.

Мелани Бачина: Однако по новому закону об общих принципах самоуправления Северск надо привести к общему знаменателю по области. Равнять бюджетное поле обещают в пользу Северска, то есть не опускать его до уровня Томска, а наоборот, поднимать. Говорит Александр Макаров, мэр Томска.

Александр Макаров: И понятно, что это будет, в том числе, и за счет Омска, и других муниципальных образований. Тем не менее, я считаю, что это правильный подход. Это приведет не к тому, что у нас станет меньше денег, а к тому, что в областном бюджете не будет совершенно сумасшедшей централизации, которая существует сегодня.

Мелани Бачина: Томск, по словам мэра, готов подтягиваться хоть со следующего года, но при одном условии – если область оставит в городском бюджете не 9, как сейчас, а 30 процентов налогов, то есть увеличить городской бюджет в три раза. Цена вопроса – 4 миллиарда рублей. После слияния с северским бюджетом Томск станет регионом-донором. По данным областного Департамента финансов, область из-за этого лишится федеральных дотаций миллионов на 600. Поблажки Северску в виде специальных дотаций максимум на три года, пока город сам не научится зарабатывать. Говорит Александр Феденев, руководитель Департамента финансов администрации Томской области.

Александр Феденев: Уже сегодня – ведь иллюзий-то нет – не все в Северске лучше, чем в Томске, уже сегодня. Я, например, считаю, что сфера услуг значительно слабее развита. Понимаете, колючая проволока и рынок – это несовместимые вещи.

Мелани Бачина: Перед необходимостью зарабатывать Северск может встать прямо со следующего года.

Евгения Назарец: Страсти, которые кипят за заборами российских закрытых городов, - основная тема этого часа. В связи с этим и вопрос к слушателям: что, по вашему мнению, произойдет, если открыть так называемые закрытые города?

Надежда, скажите, в какой степени жителей Озерска волнует предстоящая реформа? Переживают ли они те же эмоции, что и северцы?

Надежда Кутепова: Предстоящая реформа на самом деле волнует представителей всех закрытых административно-территориальных образований (ЗАТО), которые расположены на территории России. Во всяком случае, десять ЗАТО Федерального агентства по атомной энергии, которые расположены в России, они все по новому закону о местном самоуправлении уходят под область. И, конечно же, озерчан волнует то же самое, что и северчан, потому что они уходят под Челябинскую область.

Вы знаете, в данном случае на самом деле применима пословица: «не так страшен черт, как его малюют». Переход под область – это, конечно, серьезное испытание для закрытых городов, но им пора уже приводить себя в соответствие с единым полем страны – с правовым полем страны, с экономическим полем страны. Потому что ведь, конечно, 50 лет назад, когда создавались эти города, была необходимость засекретить их, потому что мы сами знаем, какова тогда была обстановка. Но сейчас условия другие. И если вся страна перешла к рыночной экономике, к какому-то новому типу развития, то закрытые города, я не побоюсь это сказать, они, в общем-то, представляют собой некий Советский Союз в миниатюре.

И потом, я сама родилась в закрытом городе, выросла в закрытом городе, и вот это представление о том, что мы какие-то особенные, потому что мы делаем какое-то оружие, на самом деле мы не особенные, мы такие же, как все, просто мы делаем нечто другое. Я бы сказала, что мы должны быть более ответственными – вот это безусловно. Но каким образом колючая проволока влияет на эту ответственность, я вам скажу – никаким. Вот это заблуждение о том, что в закрытых городах ниже уровень криминалитета и всего прочего, это заблуждение. Если вы возьмете статистику, да, спектр преступлений немножко другой, но уровень преступности точно такой же.

Евгения Назарец: Скажите, а вот корректно ли говорить о таких городах «умение зарабатывать»? Одно градообразующее предприятие, которым явно управляют не из этого города. Что значит – зарабатывает закрытый город?

Надежда Кутепова: Вы знаете, страна, Российская Федерация, уже несколько раз делала попытку дать закрытым городам возможность перепрофилирования типа производства. Да, первоначально они создавались на пустом месте, одно градообразующее производство. Но когда стало понятно, что, например, в Озерске 86 тысяч населения, и из них 14 тысяч только работают на градообразующем предприятии, возник вопрос – как остальным-то всем развиваться? И вот тогда был введен так называемый офшор. И что сделали закрытые города с этим офшором? Они, как обычные, рядовые советские люди, все эти деньги спокойно разворовали. Офшор был закрыт. Теперь государство пытается придумать другие механизмы. Но, к сожалению, пока это получается не очень успешно.

Евгения Назарец: Напомню, сегодня очередная годовщина взрыва на химкомбинате «Маяк» в закрытом городе Озерск, Челябинской области. В разной степени пораженными радиацией оказались, по некоторым данным, около полумиллиона человек. Общественники и власти по сей день расходятся в оценках ущерба, а также в том, чему больше способствует строжайший режим секретности закрытых городов – безопасности страны или нарушению прав людей.

Не все обитатели ЗАТО свободолюбивы. У жителей закрытого города Северска в Томской области особая психология, они сильно отличаются от тех, кто живет в открытом городе. Об этом говорят и жители Томска, и сами северчане. В чем разница и в ее причинах разбиралась томский корреспондент Радио Свобода Мелани Бачина.

Мелани Бачина: Закрытый город Северск в Томске называют почтовым, а жителей северска – почтовскими. «Почтовских» в Томске раньше было видно издалека. Вспоминает Сергей Сорокин, житель закрытого города Северск.

Сергей Сорокин: В середине 70-х годов, в те времена эти люди считали себя небожителями, исключительными. Внешне отличались по той простой причине, что материальных благ они в закрытом городе получали больше. А с точки зрения психологии, и вот она, к сожалению, не изменилась, она осталась потребительской. Им постоянно кто-то был должен.

Мелани Бачина: Арина Волоченко родилась и выросла в Северске. Ее родители тоже коренные северчане. Дед Арины строил этот город. Мысли о том, чтобы перебраться в Томске - поближе к работе, у Арины никогда не возникало.

Арина Волоченко: Я там живу 28 лет, и до сих пор у меня не было острого желания никогда уехать из города только потому, что он закрытый. Наоборот. То есть я работаю в открытом городе, я всегда возвращаюсь в свой закрытый город. Я не берусь отвечать за 100 с лишним тысяч человек, которые живут в этом закрытом городе, но, по крайней мере, как мне кажется, если бы сейчас провели бы опрос населения, то большинство были бы против того, чтобы город открывали, потому что привыкли.

Мелани Бачина: Действительно, когда в Томске заговорили о том, чтобы Северск присоединить к областному центру и открыть его границы, в Северске началась активная кампания против этого. Сергей Сорокин объясняет это психологией жителей закрытого города.

Сергей Сорокин: Там действительно очень хорошо жить, там просто все есть. Там летом выходишь на улицу, и если уже идешь на работу, уже в это время, если это лето, уже прошли «поливалки», то есть они полили тротуары. Сейчас наступит зима, и какой снегопад бы ни был, для всех это неожиданность, даже для Лужкова в Москве, заторы на дорогах и все остальное, на «почтовом» такого нет. Люди к этому привыкли. Вот то, что они к другой жизни не адаптированы, не знаю, беда ли это или счастье, но психология вот именно такая. А не хотят они открывать потому, что боятся этой действительности, они ее видят по телевизору. Общая жизнь, она вроде бы везде одинаковая, но там вот эта одинаковость, она немного другая, она опять с какими-то привилегиями.

Мелани Бачина: Сергей Сорокин добавляет, что «вроде понятно, что если город не открыть, будущего у него не будет – не придет малый и средний бизнес, не будет развития». «Умом, - говорит Сергей, - я это понимаю, а вот сердцем никак не могу согласиться с тем, чтобы закрытый город, в котором мне сегодня комфортно и безопасно, вдруг стал доступен для всех».

Евгения Назарец: Надежда, обсудим рассказ Мелани Бачиной о психологии жителей закрытых городов. Озерчанам присуща такая же психология, как и жителям города Северска, Томской области? Что, разве счастье на чистых тротуарах?

Надежда Кутепова: Дело в том, что частично озерчанам, конечно же, присуща такая психология. Вообще, вы знаете, я общаюсь очень много с жителями разных закрытых городов, причем это как бы люди разного очень уровня. И вот я вам скажу, это не просто близнецы, потому что близнецы отличаются друг от друга, а это клоны.

Но специфика жителей закрытых городов состоит в том, что очень многие вещи они оценивают, к сожалению, с позиций страуса, спрятав голову в песок. Вот та же самая ситуация, о которой говорил сейчас господин Сорокин, он сказал, что поливают дорожки, но, например, в Озерске все очень четко знают: дорожки поливают в связи с тем, что в городе находится атомное предприятие, оно выкидывает йод, который просто смывают с асфальта. И если его промывают дополнительно, это значит, что на предприятии был какой-то внеочередной выброс - и асфальт теперь дополнительно моют. У нас еще его меняют чаще, чем в открытых городах. Но, извините, это обусловлено спецификой производства.

То, что касается чистки снега, я думаю, что это тоже зависит от руководителя. В Озерске бывает точно такая же ситуация, когда могут вовремя почистить снег и не вовремя почистить снег. Наоборот, мы шутим, что у нас рядом провинциальный Кыштым, и нам как раз вовремя чистят снег. Я не думаю, что это является спецификой закрытых городов. Просто они с позиции страуса привыкли это оценивать.

Конечно, большинство жителей закрытых городов будут первоначально против того, чтобы их открывать. И их можно понять – их долгое время содержали в условиях... Знаете, я приведу такое сравнение не совсем корректное, но это так, как ни печально это может показаться. Я сравниваю закрытые города с зоопарком. Вот животные рождаются в зоопарке. Спросите их, хотят ли они на волю. Он скажут: «Не хотим. Мне мясо носят. Мне ничего добывать не надо». И они другого не знают. К сожалению, в закрытых городах такая же ситуация. Людей привезли 50 лет назад. Их очень долго пугали. Вы знаете, к сожалению, жители закрытых городов, наверное процентов 80, до сих пор считают, что за каждым из них следят, каждого из них прослушивают. И на этом страхе частично основана их жизнь, их боязнь часто покидать территорию закрытого города, и, в том числе, чтобы их открывали.

Как я уже сказала, криминогенная ситуация там такая же, как и в открытых городах. Но, конечно, говоря о закрытых городах, не следует забывать об их специфике. Они, безусловно, являются соседями крупных, градообразующих ядерных предприятий. И, конечно же, там должны соблюдаться строгие правила безопасности. Потому что от безопасности функционирования этих производств зависит, я не побоюсь это сказать, не только существование региона страны, но и в целом планеты.

Евгения Назарец: И, тем не менее, у вас возникли прецеденты, когда вы оспаривали или, по крайней мере, пытаетесь оспорить те правила въезда, выезда в города, которые обусловлены вроде бы секретностью, но, тем не менее, нарушают, по вашему мнению, права человека.

Надежда Кутепова: Да-да. Дело в том, что я хочу сказать, что как раз службы безопасности очень хорошо работают на этих предприятиях. Но местная элита заинтересована в том, чтобы руководить жизнью города по-своему и распределять деньги по-своему, без вмешательства неких структур извне. И на самом деле у нас возникла такая ситуация, что когда мы начали собирать законодательство о ЗАТО в России, то выяснилось, что существует закон о ЗАТО – первый нормативный акт, существует положение об обеспечении особого режима в закрытых городах Федерального агентства по атомной энергии – и все. Два нормативны акта, регулирующих жизнь ЗАТО. Некоторые ЗАТО делают собственные нормативные акты. Но каждый из следующих нормативных актов ступенькой ниже существенно сужает права жителей. Дошли до того, что в Озерске для того, чтобы ввезти мужа или жену, нужно иметь 12 квадратных метров. То есть если у тебя нет 12 квадратных метров, извинит, до свидания. Хоть у тебя там кто... живи за колючей проволокой.

Евгения Назарец: В этих городах уже целые поколения выросли. Вот возникаю ли проблемы со вступлением в наследство, например, по поводу жилья, дачных участков?

Надежда Кутепова: Да, эта проблема, которая возникает сейчас в единичных случаях. Но я думаю, что в ближайшие годы мы можем ожидать обвала таких обращений. Потому что на самом деле очень многие жители закрытых городов предпочитают отправлять своих детей на «большую землю», что называется, и они там остаются. А старенькие жители умирают, квартира остается в собственности, а потом эти дети не могут вступить в права наследства, потому что им то не дают разрешения на въезд, то им не разрешают еще что-то. То есть существует некая система запретительных мер, с которыми очень трудно бороться, потому что трудно добыть даже инструкции, их, скажем так, каким-то образом регламентирующие.

Евгения Назарец: Напомню, 29 сентября 1957 года на химкомбинате «Маяк» в городе Озерск, Челябинской области, произошла радиационная авария, жертвами которой, по разным данным, стали около полумиллиона человек. Подобные происшествия делят людей не только на больных и здоровых, но также на противников и сторонников развития опасных технологий. Последние, конечно, в меньшинстве, но проживают в городах-спутниках ядерных объектов. Заречный, Свердловской области, один из таких городов. Ровно 50 лет назад первая группа строителей приступила к созданию градообразующего предприятия – первой промышленной АЭС России. Сейчас первый из трех энергоблоков уже не эксплуатируется, четвертый строится. Продолжает тему екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Олег Вахрушев.

Олег Вахрушев: Заречный никогда не был полностью закрытым городом. Этим в советские времена частенько пользовались жители Екатеринбурга, совершая выезды в зареченские магазины, где снабжение было намного лучше. В 90-х годах это различие стерлось, но Заречный продолжал претендовать на исключительность, назвавшись «технополисом».

Сейчас администрация города совместно с правительством Свердловской области готовит пакет документов для участия в конкурсе на получение статуса особой экономической зоны. Специалисты областного Министерства экономики и труда оценивают шансы как высокие. И есть все предпосылки, считает заместитель министра Анатолий Оглоблин.

Анатолий Оглоблин: В данном случае там порядка 8 квадратных километров площадка – это бывшая воинская часть, которая в данный момент Министерством обороны передается в ведение местных органов власти. И местные органы власти активно ведут переговоры с потенциальными инвесторами.

Олег Вахрушев: Белоярская АЭС в качестве градообразующего предприятия наложила свой отпечаток на жизнь города и окрестностей в передвижении и соблюдении особых мер безопасности в непосредственной близости от станции. Мэр города Андрей Кислицын считает, что появление производственно-промышленной зоны на ядерной безопасности Белоярской АЭС не отразится.

Андрей Кислицын: Во-первых, те ограничения, которые установлены законодательно, они действуют на хозяйственную деятельность санитарно-защитной зоны атомной станции. Данная площадка не входит в санитарно-защитную зону АЭС. Второе. Сама суть тех производств, которые там должны располагаться, опасностей для энергоблоков Белоярской АЭС не будет, так как там нельзя располагать химические производства, металлургические, то есть те производства, которые имеют определенные риск с точки зрения возникновения чрезвычайных ситуаций.

Олег Вахрушев: Если городу будет присвоен статус особой экономической зоны, по словам Андрея Кислицына, в Заречном в силу существующего закона значительно уменьшится роль местного самоуправления. Однако городские власти сознательно идут на это.

Андрей Кислицын: Это рабочие места. Резиденты особой экономической зоны должны пройти перерегистрацию на территории того муниципального образования, где расположена экономическая зона. То есть поправится состояние бюджета, увеличатся поступления, соответственно, и социальная сфера города заживет лучше.

Олег Вахрушев: Документы для участия в конкурсе на получение статуса особой экономической зоны должны быть подготовлены до 2 ноября. После этого дальнейшую участь города Заречный будет решать уже Министерство экономики и развития России.

Евгения Назарец: Надежда, вот Заречный, о котором шла речь, он, конечно, не вполне корректное сравнение с Озерском и Северском, о которых сегодня шла речь, но все-таки это тоже особый город, расположенный при ядерном объекте. Но вот он как бы выходит навстречу федеральным властям с тем, чтобы попытаться решить свои проблемы, в частности, созданием особой экономической зоны. А вообще, поскольку уж решения о жизни этих городов принимают так высоко – в Москве, а все-таки не местным самоуправлением, оно несколько ограничено, насколько адекватна информация в той же Москве о жизни, например, в Озерске? Ведь информация, выходящая из закрытого города, фильтруется. Я догадываюсь, наверное, и эта информация тоже выдается такой, какая выгодна местным властям.

Надежда Кутепова: Да, конечно, вы абсолютно правы. Ситуация, как правило, подается в Москву такая, какая выгодна местным элитам. То есть если выгодно говорить о том, что надо развивать какое-то производство, говорится о том, что надо развивать производство. Если выгодно говорить, что это угрожает безопасности, будут говорить о том, что это угрожает безопасности.

Безусловно, должны быть разработаны какие-то четкие критерии оценки деятельности вот этих производств, вновь создаваемых в закрытых городах, должны быть какие-то независимые эксперты, которые будут это оценивать. Потому что, как правило, все развивается так, что в Москве говорят «давайте мы вам поможем», местные чиновники что-то разработали, послали, других предложений не поступило, чиновники в Москве это приняли, потом на месте ничего не получилось, все развели руками – и забыли. И так до следующей такой ситуации, когда надо что-то делать, и опять «что будем делать?». То есть эта ситуация повторяется из года в год. И насколько я знаю, не только в одном, например, Озерске, но и в других городах.

Конечно, есть и положительный опыт. Но, к сожалению, пока он не достаточно многочисленный.

Евгения Назарец: Что ж, я надеюсь, что с вашей помощью, может быть, хоть что-то сдвинется с мертвой точки.