Щит для прессы - дебаты о защите журналистов в Сенате США; Мусульмане Польши - как отличить истинную духовность; Летние сезонные работы - кто-то должен собирать клубнику; Почему российские научные открытия не пестрят в заголовках российских газет

ВедущаяИрина Лагунина

Ирина Лагунина: Недавнее заключение в тюрьму журналиста газеты "Нью-Йорк Таймс" Джудит Миллер встревожило журналистское сообщество и законодателей США. Миллер отказалась раскрыть источник своей информации, и по требованию специального прокурора, расследующего дело о разглашении государственной тайны, была отправлена за решетку по стандартному обвинению - "за неуважение к суду". Ответом на это событие стал законопроект о защите журналистов от судебного преследования, получивший краткое название media shield - "щит для прессы". Рассказывает Владимир Абаринов.

Владимир Абаринов: Ссылка на анонимные источники - обычная практика для журналистов, освещающих деятельность правительства. Чаще всего такая утечка бывает санкционированной: чиновник действует по поручению своего начальства, которому по тем или иным причинам не с руки высказывать свою точку зрения под собственным именем и тем самым превращать ее в официальную. Но случается, что чиновник руководствуется какими-то частными соображениями. При этом он, порой, не останавливается перед нарушением закона. Именно это произошло в случае с Джудит Миллер: от своих информаторов в Белом Доме она узнала имя сотрудника ЦРУ Валери Плейм, составляющее государственную тайну. Должен ли журналист пойти на сотрудничество со следствием и назвать свои источники, или интересы общества, интересы свободы прессы выше интересов правосудия? На слушаниях в Сенате один из авторов законопроекта о защите журналистов демократ Кристофер Додд изложил свою позицию.

Кристофер Додд: Мэдисон сказал об этом лучше всех: народное правительство без доступа народа к информации - это пролог либо к фарсу, либо к трагедии, либо и к тому и другому. Вооруженный знанием, наш народ может править сам и требовать отчета с лидеров об их общественной и частной жизни. Сегодня принцип информирования общества, этот краеугольный камень самоуправления, на наш взгляд, находится под угрозой. В то время как мы говорим здесь, журналист по имени Джудит Миллер находится в тюремной камере. Другой журналист, Мэтт Купер, сидит в этом зале, а не в тюрьме вместе с мисс Миллер, только потому, что так сложились обстоятельства. В настоящее время более 20 журналистов в этой стране имеют на руках повестки о явке в суд или отбывают наказание. Но что они сделали, за что наказаны? С моей точки зрения, ничего, кроме своей работы.

Владимир Абаринов: Соавтор законопроекта сенатора Додда - республиканец Ричард Лугар.

Ричард Лугар: Я верю в то, что свобода информации - необходимый элемент демократии. Если мы хотим содействовать распространению свободы и демократии в глобальном масштабе, мы обязаны, в первую очередь, поддержать свободную прессу у себя дома. По последним данным организации "Репортеры без границ", сегодня в мире заключены в тюрьму 107 журналистов, в том числе 32 человека в Китае, 21 на Кубе и 8 в Бирме. Не очень хорошая компания для Соединенных Штатов.

Владимир Абаринов: Когда было открыто уголовное расследование дела об утечке, президент Буш приказал сотрудникам своей администрации сотрудничать со следствием. Все они подписали стандартный документ с отказом от права на конфиденциальность, тем самым разрешив журналистам сообщить следствию все, что они сочтут нужным. Журналист Мэттью Купер считает такой отказ вынужденным. Он избежал тюремной камеры только потому, что его информатор, советник президента Карл Роув, через своего адвоката освободил его от обязательства не разглашать свое имя.

Мэттью Купер: Как человек, постоянно обращающийся к конфиденциальным источникам, я просто не смогу написать ни большой, ни малой статьи, не имея возможности говорить с должностными лицами на условиях той или иной степени анонимности. Нам нужна ясность. Я хочу знать, что именно я могу обещать, не нарушая закон, и чего не могу. Это пойдет на пользу мне как журналисту, тем, кто соглашается говорить с журналистами, и обеспечит право общества на информацию.

Владимир Абаринов: Начальник Мэттью Купера, главный редактор журнала "Тайм" Норман Перлман подчинился действующему закону - он передал следствию служебные документы, в которых указано имя информатора.

Норман Перлман: Мое решение передать специальному прокурору конфиденциальные документы после того, как мы исчерпали все возможные легальные средства защиты, стало самым тяжелым во всей моей карьере, решение, которое я никогда больше не должен принимать. Этот случай лишь укрепил мою позицию защиты конфиденциальных источников и ясно показал, как нам не хватает федерального закона. Согласно редакционным правилам "Тайм", автор статьи должен, если это возможно, указывать свои источники. Но иногда мы можем получить информацию только на условии конфиденциальности, потому что без этого условия многие лица, обладающие важной информацией, отказываются говорить с журналистами. Информация, полученная таким путем, отличается особой ценностью, если она противоречит официальным позициям или подрывает позиции правительства, влиятельных частных лиц или корпораций. Без доверительных источников публика никогда не узнает о многих событиях, имеющих жизненно важное значение.

Владимир Абаринов: С позицией редактора "Тайм" полностью согласен профессор права Чикагского университета Джеффри Стоун. Он полагает неуместным демонстративное молчание журналиста в сложившихся обстоятельствах.

Джеффри Стоун: Я считаю, что журналисты, как и все остальные граждане, должны следовать требованиям закона, когда эти требования ясны, и когда исчерпаны все иные легальные средства, что и произошло в данном случае. Бывают обстоятельства, в которых гражданское неповиновение допустимо, но с моей точки зрения, к нему следует прибегать только в ситуациях, когда власти применяют репрессии, ведут себя несправедливо или аморально. В данном случае налицо фундаментальное разногласие относительно общественной политики, и в этом случае, полагаю, следует подчиниться закону. Поэтому я согласен с позицией г-на Перлмана. Он поступил правильно, а теперь надо добиваться принятия закона с тем, чтобы такие ситуации не повторились в будущем.

Владимир Абаринов: С профессором-правоведом решительно не согласен Уильям Сэфайр - обозреватель "Нью-Йорк Таймс", газеты, корреспондент которой заключен в тюрьму.

Уильям Сэфайр: Я не собираюсь деликатничать на эту тему, потому что это дело принципа. Я считаю все эти письменные отказы от анонимности мошенничеством, западней и обманом. Когда вы приставляете к голове ствол пистолета и говорите - подпиши эту бумагу, а мы заставим журналиста пересказать ваш разговор, это мера принуждения. Вам говорят, что вы потеряете работу или что против вас откроют расследование, если вы не подпишете. Я считаю, когда журналисту предъявляют такую бумагу, пусть даже там указано мое имя - ОК, Сэфайр, можешь рассказать им, о чем мы говорили, на это я отвечаю: сам расскажи, а я послушаю и скажу, правду ты говоришь или нет. Но возлагать эту обязанность на журналиста, потому что его информатора заставили подписать бумагу - я думаю, это извращение правосудия.

Владимир Абаринов: Уильям Сэфайр считает, что журналисты должны пользоваться таким же иммунитетом от уголовного преследования, каким пользуются адвокаты и врачи, от которых закон не требует раскрытия адвокатской или врачебной тайны; аналогичной защитой пользуются в США священники, а с 1996 года - психотерапевты. Однако иммунитет этот не абсолютный. Если, к примеру, речь идет о тайне исповеди, священник вправе хранить ее, но если он узнал о совершенном, а тем более о готовящемся преступлении просто из разговора с прихожанами, возникает сложная морально-правовая коллизия, не имеющая однозначного решения. Именно это предлагают авторы законопроекта "щит для прессы" - он дает возможность суду взвесить, что важнее для общества - защищать свободу прессы или наказать преступника. Для случаев, когда затронуты интересы национальной безопасности, составляют исключение - в этих обстоятельствах журналист обязан дать показания. Но вот другой гипотетический случай. Сенатор Дик Дурбин.

Дик Дурбин: Предположим, я репортер, которому позвонил некто, назвавшийся похитителем ребенка. Ребенок пока жив. Насколько я понимаю этот законопроект, он не обязывает меня сообщать властям, единственное исключение - национальная безопасность. К сексуальному маньяку, похитившему ребенка, это не относится. Обязан ли репортер в этом случае раскрыть свой источник по закону Додда-Лугара?

Владимир Абаринов: Отвечает адвокат Ли Ливайн.

Ли Ливайн: По этому закону - нет. Вы затронули важный вопрос. Я полагаю, журналисты живут и работают среди людей, они лояльные граждане, и в американской истории нет примеров, когда в подобных обстоятельствах средство информации не обратилось к властям добровольно, безо всякой повестки, или настаивало на своем праве на конфиденциальность.

Владимир Абаринов: На слушаниях в Сенате не раз вспоминали самое знаменитое журналистское расследование - дело Уотергейт, итогом которого стала вынужденная досрочная отставка президента Никсона в 1974 году. Недавно выяснилось, что информатором журналистов Вашингтон Пост был тогдашний заместитель директора ФБР Марк Фелт, которого журналисты называли Глубокой Глоткой. Председатель юридического комитета Сената Арлен Спектер.

Арлен Спектер: Когда недавно был раскрыт псевдоним Глубокой Глотки, и оказалось, что это Марк Фелт, появились комментарии о том, что г-ну Фелту было некуда пойти, кроме г-на Вудворда в "Вашингтон Пост". Он не мог пойти к вышестоящему начальству, потому что имел основания не доверять директору ФБР, он не мог пойти в Белый Дом, потому что Белый Дом сам находился под следствием. Но мне пришло в голову, что ведь он мог обратиться к спикеру Палаты представителей или к лидеру большинства. Или, скажем, к председателю юридического комитета. В этом случае он ускорил бы процедуру импичмента. Полагаю, у г-на Фелта все же были способы... страна была охвачена конституционным кризисом, но он, тем не менее, мог бы найти среди должностных лиц к кому обратиться, если бы поискал получше. Г-н Сэфайр, вы работали в Белом Доме при президенте Никсоне. Вы ушли оттуда незадолго до того, как все это выплеснулось.

Уильям Сэфайр: Примерно за неделю.

Арлен Спектер: У вас были особые основания уйти именно в тот момент?

Уильям Сэфайр: Просто повезло, г-н председатель.

Арлен Спектер: Как вы думаете, почему было не обратиться к спикеру Палаты представителей или к лидеру фракции большинства с тем, чтобы возбудить процедуру импичмента там, где могли быть приняты наиболее эффективные меры?

Уильям Сэфайр: Если бы я был Марком Фелтом и в течение многих лет работал заместителем Эдгара Гувера, я бы подумал дважды, прежде чем идти в юридический комитет, потому что председатель комитета сказал бы мне: послушай, а как быть с твоими нелегальными делишками - тайными обысками и прослушкой, в которых тебя обвиняют? Так что государственный служащий может и не гореть желанием обвинять кого-то в грязных трюках, если он сам занимался грязными трюками.

Владимир Абаринов: Арлен Спектер дал понять, что руководство Конгресса - возможная альтернатива обращению к прессе.

Арлен Спектер: Я поднял этот вопрос, потому что никто из комментаторов не сказал о том, что есть еще одно место, куда можно пойти. Полагаю, люди должны знать, что есть такие места. Если вам стало известно о действиях, которые потенциально могут повлечь за собой импичмент, это информация огромного значения для страны, и у нас есть средства помимо прессы.

Владимир Абаринов: Приглашенный на слушания первый заместитель министра юстиции Джеймс Коми пристуствовать не смог. Он прислал мнение своего ведомства в письменном виде. Правительство считает, что закон Додда-Лугара помешает борьбе с терроризмом и другими тяжкими преступлениями.

Ирина Лагунина: Как отличить исламский радикализм от мусульманского учения, насилие никак не проповедующего? В четверг группа мусульманских духовных лидеров США и Канады выпустила фатву - религиозный закон - против терроризма и насилия. Американские и канадские мусульмане присоединились, таким образом, к аналогичным фатвам, выпущенным в Лондоне британскими и в Мекке арабскими религиозными лидерами.

Практически в каждом европейском государстве есть мусульманское меньшинство. Даже в такой удаленной от мусульманского мира стране, как Польша, систематически увеличивается количество людей, исповедующих или переходящих в ислам. С какими проблемами сталкиваются эти люди. Рассказывает наш варшавский корреспондент Алексей Дзикавицкий:

Алексей Дзикавицкий: В Польше отмечали 595 годовщину битвы под Грюнвальдом, одного из крупнейших сражений в средневековой Европе. Во время традиционной инсценировки битвы в поле сошлись около полутора тысяч зрителей. Несмотря на угрозы тевтонцев перед началом сражения, что на этот раз они, пренебрегая исторической правдой, все же победят войска Польского королевства и Великого княжества Литовского, неожиданностей не было. Рыцари Тевтонского ордена после нескольких часов упорного сопротивления признали свое поражение. Переломный момент - смерть Великого магистра Ульриха фон Юнгингена, который погиб от руки татарского хана Багардина. Пан Мати, член военно-исторического клуба, занимающегося военной реконструкцией эпохи средневековья.

Пан Мати: Мы принимаем участие в инсценировке битвы как татары. Основной маневр - это налет на Великого магистра со свитой, которого убивает, как известно, татарский хан. Затем мы пускаемся в погоню за тяжеловесными рыцарями, которым, конечно же, вряд ли удастся уйти от ловкой татарской конницы.

Алексей Дзикавицкий: Татары появились на территории Великого княжества Литовского и Польского королевства в конце 13 - начале 14 веков, их пригласил на службу Великий князь Витаут. Послужив Великому князю, многие татары решили не возвращаться на родину и остались на выделенных им за службу землях. Многие польские и белорусские населенные пункты получили название от имен основавших их татар.

Татары живут в Польше до сих пор, в основном в восточной части страны возле границы с Белоруссией и на побережье Балтийского моря. Считается, что в Польше татар около 5 тысяч, хотя во время последней переписи населения татарами в этой сорокамиллионной стране назывались только пятьсот человек. Современные польские татары в большинстве своем уже не знают языка своих предков. Им удалось сохранить свою уникальность как этнической группы исключительно благодаря религии. За шесть столетий своего присутствия на польско-белорусско-литовских землях татары создали имидж ислама как религии не ортодоксальной, а даже в какой-то степени ассимилированной с западным, европейским налетом.

В междувоенный период в Польше был создан мусульманский религиозный союз, который долгое время оставался единственной мусульманской организацией в стране. Татары перестали составлять большинство среди мусульман в Польше, когда в Польскую народную республику начали приезжать в основном на учебу жители арабских стран Ближнего Востока. В 60-80 годах минувшего столетия их прибыло в Польшу около 20 тысяч, многие остались, создали семьи, нашли работу.

Очередное увеличение количества мусульман наступило после краха коммунистического режима. С середины 90 в Польшу начали приезжать тысячи беженцев, которые, в отличие от тех студентов, что оказались в Польше в 60-80 годы, в большинстве своем не хотят ассимилироваться и не думают вступать в какую-либо из официально зарегистрированных мусульманских организаций. По словам Юзефа Конопацкого, главного редактора выходящего в Польше журнала "Мир ислама", большинство среди новых эмигрантов составляют арабы - около 8 тысяч, чеченцы около 3 тысяч, затем идут турки и иранцы. Это количество легальных эмигрантов-мусульман, сколько в Польше нелегалов - не знает никто. Считается, что нынче в Польше живут около 30 тысяч мусульман, а еще в начале 90 их было не более пяти-шести тысяч. Это значит, что ежегодно в Польше появляется около двух тысяч мусульман. По сравнению с Францией, Германией или Великобританией, где их миллионы, - это немного. Тем не менее, эмигранты из стран Ближнего Востока после 1990 года начали создавать неформальные организации фундаменталистского характера, которые были в значительной степени копиями значительно более мощных организаций подобного толка, которые действуют в странах Западной Европы и Ближнего Востока. Чаще всего это организации без четких структур, которые скорее можно назвать клубами или группами по интересам. Одна из таких групп существует в Познани. До последнего времени ей руководил йеменский имам Ахмед Омар, который открыто призывал к борьбе с неверными. В прошлом году польские власти попросили имама покинуть территорию страны. Членами таких групп становятся прежде всего поляки, обращенные в ислам.

По данным исследований, в Европе наблюдается постоянный рост количества людей, которые меняют традиционную религию своей страны на ислам. По некоторым подсчетам, в Великобритании ежегодно ислам принимают около 50 тысяч британцев. В Бельгии неофиты составляют около четырех, а в Дании около двух процентов всех последователей ислама. По словам специалистов, люди, отказавшиеся от традиционных религий своих стран в пользу ислама, проповедуют значительно более радикальные версии ислама и не стремятся к диалогу между религиями. Польша в этом смысле не исключение.

Студент: Я из города Седлице - это на полпути от Варшавы до границы с Белоруссией. Живу уже в столице, но не хочу называть имя, чтобы меня не узнали. Я скрываю от родителей, что принял мусульманство. Они католики и наверняка меня бы не поняли. Понимают ли другие? Не знаю.

Алексей Дзикавицкий: Говорил варшавский студент, который, по его словам, стал мусульманином через Интернет. Есть, как оказалось, и такая возможность. Объяснить более или менее внятно, почему он это сделал, студент отказался. По словам Селима Хасбуевича, председателя Союза татар Польши, явление перехода католиков в мусульманство стало распространяться после 11 сентября 2001 года, хотя, к примеру, еще в начале 90 такие случаи в Польше не были известны. Это своеобразная мода. В моде как таковой, по словам Хасбуевича, нет ничего плохого, но лишь тогда, когда мода идет в паре с углублением знаний о религии. Современные поляки, обратившиеся в ислам, а их по некоторым подсчетам около тысячи, в большинстве своем высказывают крайне радикальные взгляды, имея при этом самое поверхностное понятие о самом исламе.

Збигнев Гранковский: Религии могут по-разному трактовать те или иные ценности, поступки, явления, однако, как бы то ни было, все религии выходят из одного начала. Об этом те, кто проповедует ислам, нередко забывают. Они зачастую показывают лишь одну сторону ислама.

Алексей Дзикавицкий: Говорит социолог Збигнев Гранковский. По его словам, в ислам обращаются очень молодые люди, в еще юношеском возрасте, когда их система ценностей еще не сформирована. Многие делают это из-за конфликтов с родителями или просто для того, чтобы выделиться в стране, где 97% населения называют себя католиками. В ислам перешел недавно и лидер довольно популярной в Польше хип-хоп группы "Грамматик" Лешик Казимирчик.

"Иногда наступают в жизни минуты, когда хочется наплевать на все, но надо их перетерпеть, доверится Богу", - поет Казимирчик в своем последнем хите. Вряд ли речь идет о том, чтобы просто выделиться.

Примечательно, что по данным мусульманского религиозного союза, около 80-90% поляков, перешедших в ислам, через некоторое время возвращаются в лоно католической церкви. О мусульманских организациях в Польше, которые финансируются главным образом из-за границы, здесь речь идет прежде всего о Саудовской Аравии, большие планы. Избранный недавно муфтием 26-летний имам мечети в Белостоке татарин Томаш Мицкевич говорит, что до 2010 года в наиболее крупных польских городах будут построены и открыты около 10 новых мечетей, а где мусульман меньше - дома молитвы. Мицкевич заявляет так же о том, что в Польше будет создан центр ислама стран Центральной Европы, одна из целей которого - выполнение посреднеческой миссии между мусульманством и христианством. Между тем легальные мусульманские организации, зарегистрированные в Польше, нередко ссорятся и конкурируют между собой. Это зачастую становится причиной того, что молодые мусульмане не присоединяются к ним, а предпочитают группировки крайнего толка с простой и понятной идеологией. Не в последнюю очередь от того, как легальные мусульманские организации сумеют найти общий язык и привлечь молодых мусульман к себе, составив конкуренцию радикалам, и будет зависеть, каким будет лицо исламского в ближайшее десятилетие. Пока традиционный татарский ислам, существовавший в Польше столетиями, в схватке за умы и сердца молодых мусульман проигрывает фундаменталистам.

Ирина Лагунина: Летний сезон - это не только массовые отпуска и отдых, это еще и массовая сезонная работа. Кто-то должен собирать урожай клубники на больших плантациях, обеспечивать безопасность купальщиков на курортных пляжах, работать официантами в летних ресторанах и кафе. О сезонных работах - Владимир Ведрашко.

Владимир Ведрашко: Девяносто пять процентов американских старшеклассников и студентов ищут и находят летнюю работу. Эти данные, которые среди других интересных фактов вы услышите через несколько минут в репортаже из Америки, мне лично показались удивительными, потому что среди, например, московских старшеклассников, как мне кажется, вряд ли наберется хотя бы 20% тех, кто действительно хочет работать. Со студентами, вероятно, картина другая. Как бы то ни было, тема сезонных работ обширна, и корреспонденты Радио Свобода расскажут лишь о некоторых ее сторонах.

Из Екатеринбурга - Светлана Толмачева.

Катя: Меня зовут Катя, я учусь в школе, сейчас у нас летние каникулы поэтому я решили подзаработать, и я расклеиваю объявления рекламные.

Светлана Толмачева: 15-летняя Катя нашла более сложную работу, по сравнению с другими своими одноклассницами, зато и получает больше. Те ее подруги, которые просто раздают на улице прохожим рекламные объявления, зарабатывают 30 рублей в час, Катин труд оценивается чуть выше. В Свердловской области во время летних каникул работает около 40 тысяч школьников. Горожане устраиваются в летние кафе, курьерами по доставке корреспонденции. В деревнях подростки, как правило, заняты на сельхозработах. На екатеринбургском рынке труда с началом лета безработица уменьшается, а список вакансий увеличивается. По словам заместителя директора Екатеринбургского центра занятости населения Анатолия Кудряшова, несмотря на сезонный приток желающих поработать, удовлетворить спрос работодателей в Екатеринбурге все равно не удается.

Анатолий Кудряшов: Открываются сезонные кафе, закусочные и так далее, количество вакансий увеличивается. Сюда добавляются строительные работы, которые выполняются только в летнее время. Сейчас у нас количество вакансий достигает 18 тысяч. Зимой количество вакансий уменьшается до 12-13 тысяч. И количество безработных снижается: было около 7,5 тысяч сейчас чуть более 6 тысяч. Именно рабочей силы летом, к сожалению, в городе не хватает.

Светлана Толмачева: Как говорит Анатолий Кудряшов, список вакансий в 2 раза длиннее, чем тот, где зарегистрированы безработные екатеринбуржцы. А потому все больше предприятий нанимают иностранцев - в том числе и на сезонные работы. По данным центра занятости, сейчас в городе, в основном на стройках, трудятся порядка 10 тысяч трудовых мигрантов. И это только те, кто официально зарегистрировался на территории области. Конкуренции местным жителям они не создают, считают власти города. Однако другого мнения придерживается командир Свердловского областного студенческого отряда Павел Богатеев - нередко ему приходится сталкиваться с ситуацией, когда работодатель выбирает, кому отдать сезонную работу - студентам или мигрантам.

Павел Богатеев: Приезжая рабочая сила сейчас достаточно интересно дифференцировалась на тех, кто приобрел достаточную квалификацию, но и требует за свою работу в настоящее время порядка 15 тысяч рублей в месяц, не меньше, и те, кто не обладает такой квалификацией. Так вот мы в какой-то степени находимся посередине. Мы обладаем достаточно хорошей квалификацией и, в общем-то, требуем за свои услуги не самые высокие расценки.

Светлана Толмачева: Несомненным плюсом стройотрядов Павел считает организованность и дисциплинированность. Областной студенческий отряд объединяет 53 стройотряда по 20 человек. Чтобы попасть в число бойцов, отправляющихся летом на целину - так по традиции называют студенты свои трудовые каникулы - в течение учебного года каждый желающий проходит через конкурсный отбор и получает профессиональные навыки.

Павел Богатеев: В Свердловской области основные наши заказчики - это крупные металлургические предприятия - НТМК, Богословский алюминиевый завод, вот такого рода заказчики предлагают нам работу уже не на строительстве жилья, а на строительстве и ремонте промышленных зданий и сооружений. Иногда наблюдается такая картина, что в городе достаточно высокий уровень безработицы, тем не менее, на производство летних работ принимается студенческий отряд. Потому что строительство - это пиковые работы. Летний всплеск покрывается временным персоналом. Ну, а тех же местных интересует больше работа постоянная, круглогодичная. Не выход из ситуации, если они два месяца отработают, получат заработную плату и снова окажутся без работы.

Светлана Толмачева: Сезонные работы продолжаются с июля по сентябрь. Отряды из Екатеринбурга разъезжаются по всему Уральскому федеральному округу. По словам Павла Богатеева, студенты выдвигают вполне приемлемые условия - среди них заключение трудового договора и обязательное освобождение от работы в первые выходные августа. В это время в Свердловской области проходит фестиваль студенческой песни "Знаменка", где собираются участники местного стройотрядовского движения последних 30-ти лет.

Владимир Ведрашко: Студенческие строительные отряды, как их называли - ССО. Песни про целину и про БАМ, лучезарные улыбки в официальной кинодокументалистике, и суровые будни шабашников в неофициальных рассказах вернувшихся домой строителей всевозможных клубов, школ, коровников. Летняя работа всегда была желанной возможностью заработать какие-то деньги в годы развитого социализма. Сейчас возможностей больше, но и узнать о них подчас бывает непросто. Учет и статистика являются далеко не самой приоритетной отраслью. К такому выводу приходит корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Дмитрий Казнин.

Дмитрий Казнин: В службе занятости по Петербургу заявили, что особых сезонных различий в картине занятости в городе нет, а если и есть, то незначительные. В Петербурге никто не ведет учет огромного количества гастарбайтеров, которые работают на стройках и вообще везде, где это возможно. Летом ряды сезонных рабочих пополняются молодежью. Многие студенты предпочитают ехать и собирать ягоды, например, в Финляндию, где они получают другие деньги, нежели в Петербурге. Существует молодежная биржа труда, но она выполняет в основном формальные функции, являясь декорацией к вялотекущему процессу трудоустройства в Петербурге. В департаменте службы занятости населения Ленинградской области так же ответили, что кардинальных отличий в картине занятости населения летом и зимой нет. Хотя тут есть свои нюансы. Говорит специалист отдела анализа рынка департамента службы занятости населения по Ленинградской области Светлана Минина.

Светлана Минина: У нас в летний сезон за счет сельхозработ и различного рода временных сезонов потребность в кадрах возрастает. Сейчас где-то оценивается порядка 15 тысяч свободных рабочих мест в целом по области.

Дмитрий Казнин: Именно в июне и августе в Ленинградской области требуется больше всего работников, активизируются строительные работы, предприятия шлют свои заявки. Цифры, как считают независимые исследователи, не отражают истинной картины занятости населения области. По данным различных опросов, постоянную оплачиваемую работу имеют немногим больше половины россиян. Точных же цифр, сколько в Петербурге и Ленинградской области безработных, сколько людей ищут работу, не желая идти в рабочие на невысокий заработок, не знает никто.

Владимир Ведрашко: А теперь репортаж из Соединенных Штатов Америки. О возможностях сезонной работы рассказывает корреспондент Радио Свобода в Вашингтоне Аллан Давыдов.

Аллан Давыдов: В Соединенных Штатах самой мобильной, способной и выносливой армией временного и сезонного труда считается молодежь - старшеклассники и студенты. Для них такой труд является средством самоутверждения и источником дополнительных средств к существованию. Диапазон самый широкий: развозчик пиццы и газет, кассир в продуктовом магазине и официант в кафе, помощник библиотекаря и контролер в кинотеатре. В городах, где градообразующей основой является университет, в летние месяцы едва ли сыщешь работника сервиса не-студента. Такие заработки, конечно, не покрывают затрат на учебу. Но на одежду, еду, развлечения и содержание машины - хватает вполне.

В американских городах на территории многих жилых комплексов в летние месяцы с утра до вечера работают открытые плавательные бассейны. Наняться спасателем такого бассейна - тоже типичный вид летнего заработка. Он весьма привлекателен для студентов, желающих совместить ненапряженный труд на свежем воздухе за 10 долларов в час с чтением учебников. Более ответственен - зато и лучше оплачивается - труд спасателя на общественных пляжах Атлантического и Тихоокеанского побережий страны общей протяженностью в тысячи километров. Чем южнее - тем продолжительнее купальный сезон.

Летний труд в США неотделим от плодоовощной индустрии. Огромное множество временных рабочих нанимаются на сбор и упаковку винограда в Калифорнии, апельсинов во Флориде или томатов в Техасе. Большинство - испаноязычные иммигранты из стран Латинской Америки. Часто - нелегалы, работающие за наличный расчет, что позволяет им и нанимателю лишний раз не светиться в налоговых органах, но заставляет трепетать при мысли о встрече с представителями иммиграционной службы.

Да что Техас! Собирать плоды летом и осенью можно в полусотне миль к западу от вашингтонского Капитолия. Здесь, в Аппалачских предгорьях, фермеры усиленно зазывают купить у них часть урожая фруктов или ягод по неслыханно низкой цене. Правда, при условии, что вы сами эти фрукты-ягоды соберете с деревьев или кустов. Ограничения определяются лишь размерами вашего автомобиля. Такой вид сезонного заработка с натуральной формой оплаты особенно популярен у выходцев из бывшего Советского Союза, знающих толк в заготовке домашних компотов и варенья.

На сезонную или временную работу американцы подряжаются не только в поисках дополнительного заработка. Для многих сезонная работа - это новые впечатления, контакты с людьми, ощущение своей нужности. Что особенно важно для пенсионеров. В месяцы наплыва публики их охотно берут билетерами концертных залов, гидами и смотрителями музеев.

Однако было бы неверно считать, что сезонная работа в Америке - это сплошь малоквалифицированный труд. Посетите крупный развлекательный тематический парк - Диснейленд в Калифорнии или Диснейуорлд во Флориде. И вы убедитесь, что все, кто работает на виду у публики, создавая атмосферу сказочного детского праздника, должны обладать незаурядными качествами. В пик работы этих парков - школьные каникулы - дирекция нанимает много временных сотрудников. Но проводит придирчивый отбор, а затем - тренинг. Неплохая, кстати, подготовка для будущих психологов, актеров, адвокатов и врачей.

Сезонная работа в Соединенных Штатах иногда подвержена не годовому, а месячному циклу. Сильные, здоровые мужчины могут неплохо заработать в фирмах по перевозке мебели на стыке уходящего и наступающего месяцев. Именно в этот период тысячи людей чаще всего переподписывают контракты аренды жилья либо оформляют покупку собственного дома - и соответственно перевозят свое имущество.

Ирина Лагунина: Почти все новости науки в средствах массовой информации - это информация о зарубежной науке. Почти полное отсутствие сообщений о российской науке создает впечатление, что она уже умерла. Да, наука в России переживает не лучшие времена. Но все же исследования ведутся, работы публикуются, вот только общество ничего об этом не знает. О роли научных новостей и о проблемах взаимодействия российской науки и прессы рассказывает Любовь Стрельникова, главный редактор информационного агентства "Информнаука". С ней беседуют Александр Костинский и Александр Сергеев.

Александр Сергеев: Сегодняшняя наша тема - это новости науки. Откуда они берутся, что они собой представляют, и почему их нет, если говорить о российской науке, во всяком случае мало в массовой прессе. Обсуждать мы это будем с Любовью Стрельниковой, главным редактором информационного агентства "Информнаука", единственного в России информационного агентства, которое специализируется на научных новостях и поставляет их для ряда газет, телеканалов и журналов. Наш разговор сегодня будет в первую очередь касаться российских новостей науки. С зарубежными новостями особых проблем нет, их легко найти в Интернете, есть замечательные журналы, информационные агентства, которые в открытом доступе в Интернете выкладывают материалы о самых важных научных открытиях, в основном американских, отчасти европейских ученых. А о российских новостях, к сожалению, новостей очень мало, о российской науке. Складывается впечатление, что ее нет. Она действительно настолько уступает по объему западной науке?

Любовь Стрельникова: Да, она, безусловно, уступает значительно, к сожалению. Сегодня она действительно уступает по объему. Но вот в чем штука, в чем фокус. Наши приоритеты и наши яркие исследования сегодня, и так это сложилось исторически, поскольку наша наука, как вы помните, практически вся работала на оборонку. Так вот, самые интересные события происходят в области математики, по-прежнему самая сильная школа, в области физики ядра, элементарных частиц и в области механики, таких систем, аппаратов каких-то, металлургии, то есть это все разделы, которые очень трудно поддаются популяризации и пропаганде. Это объективная причина, почему российских новостей меньше. Что касается биологии современной, а это авангардная отрасль, наука 21 века, биология, биотехнология, биоинженерия, химия во всех ее приложениях, биохимия, молекулярная биология и прочие авангардные области, они, к сожалению, у нас сильно отстают. Безусловно, работы ведутся. И более того, большая часть, как мы сегодня говорили, американских новостей сделана на базе исследований, выполненных нашими коллегами-ребятами и русскими учеными, которые уехали туда. Вторая причина связана с тем, что у нас нет в научной среде культуры пропаганды своих достижений. Потому что все последние 70 лет - это был государственный пиар, ученым не приходилось думать на эту тему, у них было стабильное финансирование, отличное финансирование, у них были преференции, был престиж, созданный государством. Помните бесконечные книги, потрясающие научно-популярные книги, брошюры общества "Знание", лекции по всех стране.

Александр Костинский: Куча научно-популярных журналов.

Любовь Стрельникова: Огромные тиражи: "Наука и жизнь", "Квант", "Знание - сила", "Юный натуралист" и прочие, можно перечислять. То есть это был такой государственный пиар, который у ученых не сформировал и даже не заложил никаких зачатков культуры пропаганды своих результатов.

Александр Сергеев: Многие ученые все-таки писали довольно хорошие научно-популярные книги и статьи были, но в советское время это был хороший способ приработка.

Любовь Стрельникова: А тем временем на Западе эта культура очень четко сформировалась. И сегодня любой руководитель лаборатории знает прекрасно, что без работы с прессой, с какими-то общественными структурами невозможно твое продвижение. В этом залог отчасти успеха в приобретении партнеров, в приобретении грантов. Поэтому, приезжайте в любой университет Германии, первое, куда вас поведут - пресс-служба. Там вас снабжают всей литературой обо всех - об ученых, о лаборатории, диски, презентации. Интервью надо? Пожалуйста. Это определенная культура. А у нас этого, к сожалению, нет.

Я помню, когда мы начинали в 98 году, мы делали первые публикации, и попытка взять материал для широкой прессы вызывала испуг на лице: а зачем? А почему? Тогда мы сделали ставку на свежие научные журналы. Мы просматривали последние выпуски, открытые статьи, включая тезисы конференций, вытаскивали оттуда интересный материал, преобразовывали его в новость и затем распространяли в Российские СМИ, переводили на английский и по западным. Были нередки случаи, когда вдруг ученые, обнаружив свое светлое имя в прессе, звонили возмущенно: кто вам позволил!? Как кто? Закон о средствах массовой информации, закон о печати. Ваша информация опубликована в открытой печати. То есть вот такое было непонимание. И уже потихонечку эта культура меняется, но очень слабо. Потому что есть третья причина, связанная с тем, что у нас в стране не создана система. Эта культура должна быть поддержана системой организационной. Я говорю о том, что в наших институтах, наших университетах в единичных случаях есть институт пресс-секретарей.

Александр Костинский: На четыреста институтов Академии наук, по-моему, официальные должности человек 15 имеют пресс-секретарей. В МГУ один человек этим занимается.

Любовь Стрельникова: 15 пресс-секретарей, из активно работающих могу назвать, буквально пальцев одной руки хватит перечислить. Институт мозга в Санкт-Петербурге, Институт общей генетики в Москве, Институт медико-биологических проблем, который завязан на космос, поскольку там постоянно приезжают иностранцы. Нет этой системы - и это страшно. Я помню, была не так давно в Центре европейских ядерных исследований. И нам, группе европейских журналистов устроили экскурсию, и вел совершенно очаровательный доктор физики немец. Привел в свою лабораторию, где занимались антиматерией. Он так интересно рассказывал сложнейшую тему - антиматерия. Для меня просто темный лес. И я ему говорю: "Слушайте, и как часто вам приходится полным идиотам вот так популярно рассказывать?". Он говорит: "Раз в две недели". Это система.

Александр Сергеев: Это на самом деле очень принципиальный момент. Журналист не может заниматься изучением научной литературы, чтением журналов, оценкой того, качественный это результат или некачественный, значимый он для науки или так себе второстепенный технический. Для этого нужно быть узким специалистом в данной области. Поэтому подготовить материал для журналиста, найти правильные метафоры, которые, скажем, не искажают суть открытия, а проясняют ее, могут только люди, знакомые с этим открытием. Для этого они должны специально поработать. И в этом смысле очень важно сказать: научная новость - это не тот момент, когда в какой-то лаборатории что-то открыли. Потому что если они открыли и это непопуляризированно, не вышло за пределы лаборатории или узкого круга специалистов, то это и останется просто научным результатом - это не новость. Новость возникает тогда, когда возникает идея объяснения этого открытия более или менее широкой публике. И эту идею объяснения не может сделать никто, кроме специалистов этой области. Не всегда может быть автор открытия буквально, но кто-то рядом с ним, понимающий.

Александр Костинский: Типичный пример можно привести с клонированием. Чуть ли не 30 или 20 назад у нас было проведено клонирование мыши и клонирование шелковичного червя. Много спорного в этом клонировании, очень сложная тема и биологи спорят, но если говорить о тех деньгах огромных, которые пошли в эту область, то они не пошли нашим ученым, которые были если не совсем пионерами, то одними из первых. Они ничего не получили. Потому что сам процесс выделения серьезных денег подразумевает работу с обществом. Потому что в конце концов это общество выдает деньги. А кто такие депутаты, а кто такие правительства, как не члены общества? Они не могут не смотреть на общество.

Александр Сергеев: Это, кстати, принципиальный момент. Наука - это некий общественный способ познания мира. Общество говорит: вот эти деньги мы тратим не на то, чтобы лучше жить, а на то, чтобы больше знать в расчете на какое-то неопределенное будущее. И наука уже четыреста лет оправдывает подобные вложения.

Александр Костинский: Не только оправдывает, она просто коренным образом меняет. Когда люди говорят сейчас, и справедливо, о золотом миллиарде, что остальные несколько миллиардов плохо живут, а вы возьмите сто лет назад - это был золотой даже не миллион, наверное. Что здесь важно понять для ученых, что в какой-то момент ученые:

Александр Сергеев: : должны отчитаться за то, что им дали такое доверие.

Любовь Стрельникова: Они терпеть не могут слышать слово "должны отчитаться". Поэтому у меня к ним подход с другой стороны. Я начинаю говорить: господа, это вам выгодно. Публиковаться в широкой прессе вам выгодно. Потому что вы можете получить самые невероятные, самые неожиданные предложения и выходы для ваших исследований.

Александр Костинский: У вас были такие примеры?

Любовь Стрельникова: У нас полно таких примером. Хотя обратную связь мы практически не отслеживаем, но есть люди, которые от счастья не могут сдержаться и поделиться этим счастьем с нами. Могу рассказать пример, сейчас уже не помню в деталях, о каком исследовании шла речь. Какая-то группа томских ученых которые создали метод с помощью физических воздействий на землю, чтобы определить, есть ли там нефть или газ и на какой глубине она залегает, какова мощность месторождения. И мы опубликовали заметку интересную, опубликована в газете "Ведомости" была 2 июля. 3 июля в самолете летел владелец крупной нефтяной компании, досталась в руки эта газета, попалась на глаза эта заметка "Молчание земли - золото". Уже через день этих ребят из Томска ученых пригласила компания за свой счет в Москву. Они доложили о результатах. Дальше компания профинансировала полевые испытания на различных месторождениях в Томске, и дело пошло. И они пишут буквально следующее: "Надеемся, что наша судьба, круто изменившаяся в день выхода вашей статьи, будет и впредь повернута к нам нужной стороной. Спасибо. Мы в долгу перед вами". Таких примеров из разных областей достаточно много. Это нужно. Но эту работу должен организовывать пресс-секретарь.

Александр Сергеев: Здесь еще одна очень важная вещь: если будет достаточное количество новостей у российской науки, то возникнет ощущение, что наука работает. И у людей, которые принимают решение, в том числе бюджеты делят и так далее, появится некий аргумент. И тут возникает очень интересная проблема, которая меня постоянно повергает в недоумение. Я регулярно вижу в Интернете появление тех или иных открытых писем то Путину, то правительству от наших академиков. В числе прочего "давайте спасать науку", говорится: нужно обеспечить государственную поддержку популяризации науки. Но популяризация науки - это совсем недорогое дело. И если бы из самих академических институтов шла необходимая информация, просто этим бы озаботились сотрудники институтов.

Любовь Стрельникова: Инфраструктура готова, вы проявите, вообще говоря, разум свой, направьте в нужное русло. Потому что любой вопрос заканчивается с чиновниками от науки: ой, это же надо ставку вводить пресс-секретаря в институте. Скажите, пожалуйста, какая проблема? Надо обучить. Обучим этих пресс-секретарей.

Александр Костинский: Очень важно, что не исключено, что надо провести, думаю, что профессиональные журналисты, которые занимаются научной популяризацией, они сами заинтересованы, чтобы такие люди появились и готовы поучаствовать в этих семинарах, рассказать, как устроена пресса, почему журналисты не такие сволочи, как думают многие ученые и не такие неучи. Мы рассказали бы как подавать информацию, чтобы она звучала. И вы просто возьмете заголовки научных статей и пошлете научным журналистам, они не поймут, что там такого.

Александр Сергеев: Здесь должна быть некая многоступенчатая система на самом деле. Есть первичные исследования, есть доклад на конференции, который уже некоторая популяризация. Есть следующий этап, когда должен сработать пресс-секретарь, пресс-служба сделать пресс-релиз, понятный научным журналистам, которые сами, может быть, не ученые или ученые другого профиля, после этого научные журналисты, обработав этот материал, делают материал пригодный для прессы научно-популярной или общественно-политической. Это многоступенчатый процесс, его надо отстраивать на каждом уровне.

Любовь Стрельникова: Все это возможно сделать, и все мы знаем, как надо сделать. Остался небольшой шаг, надо сделать со стороны научного сообщества, чтобы можно было бы поставить на поток. А если бы было заинтересовано государство, то мы могли бы такой же портал как "Ньюс Вайс", например, российский.

Александр Костинский: И может быть какие-то формы, которые были в советское время и просто забыты. Например, совместные семинары, совместные встречи, летние школы, недели, которые были у научно-популярных журналистов и ученых.

Любовь Стрельникова: У нас теперь есть научные кафе.

Александр Костинский: Чтобы не получилось так, что ученые вымрут как класс в стране до того, как общество узнает, что они были.

Любовь Стрельникова: Хотелось бы успеть. Но, к сожалению, не все зависит от нас, должна быть с их стороны добрая воля.