Декабристы – первое в России политическое движение, вдохновленное европейскими идеями. Декабристские политические программы были, прежде всего, конституционными, ставящими целью ограничение самодержавной власти в России, а то и ликвидацию ее вместе с физическим уничтожением членов императорской фамилии. Такое тоже имело европейские прецеденты – и в английской революции середины семнадцатого века, и в недавней для декабристов – французской.
Специфика русского движения была в том, что одной из главных целей оно ставило отмену крепостного права – чисто российского пережитка. На этом основании сложилось стойкое мнение о декабристах как друзьях народа, хотя и отмечалось, что они были «страшно далеки» от него – не видели низовую массу как движущую силу предполагаемой революции. Расчеты строились на возможности военного переворота. В этом отношении декабристская попытка напоминала другое явление, характерное как раз для русской истории предыдущего, восемнадцатого столетия: дворцовые перевороты. В эту традицию ставили декабристов и Ключевский, и марксистский историк Покровский. Но разницу всё же следует считать принципиальной: дворцовые перевороты не были в России политическими движениями, предусматривая исключительно смену царствующей особы и чисто личные выгоды для заговорщиков в случае успеха соответствующей акции.
Очень интересной и новой для России была также социально-экономическая программа революции. Во имя чего предполагалась отмена крепостничества? Зачем дворянам-крепостникам отказываться от источников своего экономического благосостояния? Понятие «дворянская революционность» в этом смысле не выдерживает критики как раз со стороны марксизма, говорящего о классовых интересах как главной детерминанте истории.
Здесь и открывается истина о декабристах, преодолевающая легенды и о декабризме, созданные десятилетиями либерального мифотворчества. Слова Герцена: «это были богатыри, отлитые из единого куска стали» - пример такого мифа. Во-первых, декабризм отнюдь не был единым, из него резко выделялся вождь Южного общества Пестель, которого не любили и побаивались сами декабристы, - этот большевик до большевизма, проектировавший что-то вроде ГУЛага и предлагавший выслать евреев в Палестину. Во-вторых, личное мужество и готовность к жертве отнюдь не исключают классовой заинтересованности и, если угодно, корысти исторических деятелей.
Ибо в декабризме была классовая корысть, и это понимал как раз историк-марксист Михаил Покровский – до того, как обязательной стала ленинская отнюдь не научная и даже, строго говоря, не марксистская формула о декабризме как дворянском этапе русской революционности. Антикрепостничество декабристов было отнюдь не только моральным негодованием европейски просвещенных людей. Такие идеалисты среди них, несомненно, были: самая яркая фигура в этом смысле Николай Тургенев. Но обратим внимание, как о нем написал Пушкин в сохранившихся строчках сожженной десятой главы «Евгения Онегина»: «Хромой Тургенев им внимал \ И, плети рабства ненавидя, \ Предвидел в сей толпе дворян \ Освободителей крестьян». В этих словах есть ирония – Пушкин намекает на иллюзорность этой веры. Будучи людьми действительно смелыми и готовыми действовать, декабристы в своем антикрепостничестве выражали весьма распространенное дворянское настроение. Дворяне-помещики совсем не стремились держать крестьян в крепостной зависимости, налагавшей и на дворян, тоже достаточно тяжкое бремя «отеческого» управления крестьянами, то есть ответственность за некую необходимую меру крестьянского благополучия: например, в голодное время помещик обязан был кормить крестьян. Помещики хотели не власти над «душами», а исключительно владения землей: крестьяне были для них дыркой в голове. Вариант, их устраивавший, был владение землей при свободных, но безземельных крестьянах как наемных работниках. Вот этот, так сказать, идеал и выражали декабристские конституционные проекты, когда они касались социально-экономических вопросов. Пример: конституционный проект Никиты Муравьева предусматривал при освобождении крестьян наделение их двумя десятинами земли на двор. Сравним это с правительственным проектом пресловутого графа Аракчеева, в котором освобожденные от власти помещика крестьяне наделялись двумя десятинами на душу. Строго говоря, декабристы проектировали в России капитализм в сельском хозяйстве, - тогда как царское самодержавие было силой в значительной степени надклассовой, игравшей на противоречиях составлявших Россию социальных слоев. Это признавал даже Ленин, писавший: «Это неточно или неверно (что самодержавие представляет исключительно интересы господствующих классов). Самодержавие удовлетворяет известные интересы господствующих классов, держась отчасти и неподвижностью массы крестьянства и мелких производителей вообще, отчасти балансированием между противоположными интересами, представляя собой, до известной степени, и самостоятельную организованную политическую силу».
Если договорить это неохотное признание, то и окажется, что самодержавие отчасти держало сторону крестьян против помещиков – проводило патерналистскую, покровительственную политику в отношении масс. Эта традиция удержалась и в советском социализме. Декабристы станут понятнее, если вспомнить посткоммунистических реформаторов. Это были Гайдары и Чубайсы начала девятнадцатого века – люди, несомненно, европейски ориентированные и в исторической перспективе безусловно правые. Но как не стоит идеализировать постсоветских реформаторов, так не надо делать идеальных героев из декабристов.
