Ссылки для упрощенного доступа

Выборы в Палестине – надежды политиков и людей на улице; Гибралтар – камень в башмаке Испании; Ненормативная лексика в средствах информации. Интернет – как новый законодатель моды Выборы в Палестине – надежды политиков и людей на улице; Гибралтар – камень в башмаке Испании; Ненормативная лексика в средствах информации. Интернет – как новый законодатель моды.





Выборы в Палестине – надежды политиков и людей на улице; Гибралтар – камень в башмаке Испании; Ненормативная лексика в средствах информации. Интернет – как новый законодатель моды.



Ирина Лагунина: Шестая строчка в палестинских выборных бюллетенях отведена под Движение исламского сопротивления – «Хамас». Начиная с раннего утра в среду, напротив этой шестой строчки было поставлено немало крестиков. В основном – молодыми людьми. Это – первые выборы за 10 лет. Если, конечно, предыдущее голосование можно было назвать выборами. Тогда партия Ясира Арафата – «Фатх» - получила 68 из 88 мест в парламенте. Сейчас парламент состоит из 132 мест, и то, что большинство из них по-прежнему останется за «Фатх» под большим вопросом. В середине дня я позвонила по сотовому телефону директору палестинской правозащитной группы Бассему Эйду и услышала шум толпы, музыку, словом, явное оживление.



Бассем Эйд: Я нахожусь рядом с избирательным участком в лагере беженцев Акме Джебер в районе Иерихона неподалеку от Иерусалима. И на данный момент избирательный участок полон. Мы представляем местных наблюдателей на выборах в нескольких городах на Западном берегу и в секторе Газа. Похоже, что все сейчас приходят на избирательные участки с надеждами на большие перемены. В последние пять лет палестинское общество живет как бы в грязи, и хотелось бы из нее выбраться. Я сегодня видел счастье в глазах людей, когда они опускали бюллетени. И я тоже надеюсь, что какие-то перемены в ближайшее время произойдут.



Ирина Лагунина: Похоже, что движение «Хамас» получит в новом парламенте намного больше мест, чем в прежнем. По некоторым прогнозам до 30-35 процентов мест. То есть организация, которую международное сообщество считает террористической, будет составлять оппозицию нынешней правящей партии «Фатх». Какую надежду палестинскому народу может дать такая расстановка сил?



Бассем Эйд: Думаю, сейчас еще слишком рано говорить о результатах выборов. Лично я надеюсь, что «Фатх» и независимые кандидаты получат большинство мест в Законодательном Совете. И тогда намного легче будет создать единую фракцию «Фатх» и независимых кандидатов. А вот «Хамас» в этом случае станет на самом деле оппозиционной партией.



Ирина Лагунина: Если в Законодательном Совете Палестины будет столь серьезная оппозиционная группа, это, по вашему мнению, даст новые возможности властным органам? Будет ли такая расстановка сил на самом деле способствовать развитию палестинских территорий?



Бассем Эйд: Знаете, самое интересное в сегодняшних выборах состоит в том, что у нас слишком много независимых кандидатов. И есть несколько партий помимо независимых кандидатов – в основном интеллектуальной элиты Палестины. И это очень хороший знак. Возможно, в парламенте уже завтра появятся новые лица. А это может принести перемены. Палестинцы устали, они готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы хоть немного передохнуть от тех условий, в которых они жили в последние пять лет.



Ирина Лагунина: Прерву разговор. Я уже заметила, что в бюллетенях «Хамас» на 6 месте. Перед движением фигурируют партии «Фатх», которую сейчас возглавляет президент Махмуд Аббас, Независимый палестинский список из 41 кандидата, которые выступают за реформы и ненасильственное сопротивление израильской оккупации. Далее – «Третий путь» - тоже список из 25 кандидатов. «Третий путь» хочет добиться создания независимого государства через гражданские акции. Список кандидатов Мученика Абу Али Мустафы – лидера народного фронта освобождения палестины, убитого в Израиле в 2001 году. Группа представляет марксистскую идеологию и выступала против всех предыдущих договоренностей с Израилем. И пятая - коалиция Бадил, в переводе с арабского «Альтернатива», представляющая объединение всех марксистских фракций ООП. Вернусь с разговору с Бассемом Эйдом. Говоря о переменах, что, по-вашему, надо менять в первую очередь?



Бассем Эйд: Думаю, первая перемена должна состоять в следующем. Если «Хамас» получит какие-то места в парламенте, то она должна сложить оружие и прекратить вооруженную борьбу. Во-вторых, палестинцы должны уже с завтрашнего дня начать переговоры с израильтянами. И тогда, может быть, уже в ближайшие месяцы нам удастся создать какую-то форму постоянного мирного урегулирования с Израилем. А я лично хотел бы еще, чтобы независимые кандидаты принесли с собой больше демократии в правящие структуры, чтобы они больше, чем прежнее правительство, уважали права человека. И конечно, палестинские власти должны так перестроить свою работу, чтобы побороть все формы коррупции и плохого управления.



Ирина Лагунина: Бассем Эйд, директор палестинской правозащитной группы. По канонам Ближнего Востока палестинское общество достаточно демократичное и открытое. Действительно, партии в большинстве своем могли вести прямое политическое состязание. Были и теледебаты. Местное телевидение транслировало схватку между Министром по социальным вопросам Мухаммадом Дахланом (правящая партия «Фатх») и лидером движения «Хамас» Махмудом аль-Захаром. Выдержки этих теледебатов предоставил вашингтонский Институт исследования ближневосточной прессы.



Махмуд Аль-Захар, «Хамас»: Палестинские власти несут ответственность за анархию в области безопасности, потому что власти отвечают за безопасность. А они не могут поддерживать безопасность, и поэтому вина лежит на них. Власть, которая опирается на тюрьмы, не представляет палестинский народ. Тюрьма существует только для предателей, шпионов и агентов врага, а не для моджахедов и не для борцов сопротивления. Если только разрушить палестинские тюрьмы… Когда во Франции произошла революция, Бастилия была разрушена и превращена в музей. Мы должны превратить в музей штаб-квартиру сил безопасности. Наше участие в выборах было необходимым по нескольким причинам. Не только потому, что оккупация части нашей земли была снята, но и потому, что мы достигли небывалого уровня коррупции, экономической и политической анархии, полного хаоса в области безопасности, потери человеческих жизней в результате междоусобных феодальных клановых войн. Анархия в области безопасности, которой пользовались в политических целях, политический хаос и коррупция достигли такого масштаба, что мы уже сами строим еврейские поселения и снабжаем их цементом. Сегодня у нас уже не осталось ресурсов и денег, чтобы палестинский народ мог развиваться.



Мухаммад Дахлан («Фатх»): Анархия – не только результат последних пяти лет интифады. Она началась с первого дня, когда «Хамас» решил не уважать результаты выборов 1996 года. Они считали себя независимым суверенным государством, которое управляет внешними сношениями и применяет оружие тогда, когда ему вздумается. Они не уважали волю палестинского народа, который утвердил Законодательный Совет и президента Арафата, на основе его политической платформы. Палестинским властям так никогда и не представилась возможность воплотить в жизнь эту платформу – с 1994-95 годов. Движение «Хамас» всегда чинило препятствия и всегда воплощало в жизнь свою платформу, если только в каком-то отдельном вопросе политика властей не совпадала с интересами братьев «Хамас». Только в этом случае они принимали нашу платформу или приноравливались к ней – как и на нынешних выборах. Как вы объясните обстрел полицейских участков в лагерях беженцев Аль-Шати и Джебалия нашими собственными братьями, которые должны обращать оружие против Израиля, а не против полицейских участков?



Махмуд Аль-Захар («Хамас»): Я говорю вам, что вы не в состоянии принести перемены и реформы. Это способно сделать только движение «Хамас», если оно воплотит в жизнь свою программу и если сможет объединить всех – включая «Фатх» и остальные группы. Только «Хамас» в состоянии провести программу реальных перемен и преобразований, потому что у вас была такая возможность на протяжении 12 лет – с 1994 года, а дела становились все только хуже. В период с 1994 по 2004 годы государства-доноры выделили Палестинской Автономии 6 миллиардов долларов. Куда пошли эти деньги? Каждый месяц на зарплаты расходуется 56 миллионов. Прибыль составляет 100 миллионов ежемесячно. В Палестине создано 37 тысяч фиктивных рабочих мест. Полковник, его жена, их сын, их дочь – все они получают зарплату, вы это прекрасно знаете. Что представляет собой сегодня политическая программа «Фатх»? Обругать «Хамас», оболгать движение и заставить людей сомневаться в нем. Скажите нам, их чего состоит ваша политическая программа. Я и движение «Хамас» говорим о здравоохранении, о сельском хозяйстве, о промышленности, о том, как мы видим арабскую и исламскую нацию и так далее. А о чем говорите вы? «Аль-Захар сказал то…» «Аль-Захар сделал се…» Хороший член «Хамас» - мертвый, а до тех пор, пока он жив, он в такой же ситуации, как я.



Мухаммад Дахлан («Фатх»): Мы не меняем нашу позицию. Мы следуем программе ООП и соглашению, выработанному между фракциями в 1988 году. Наша программа ясна: политически мы хотим добиться независимого государства Палестина с Восточным Иерусалимом в качестве столицы. Мы также добиваемся справедливого решения проблемы беженцев на основании резолюции 194 Совета Безопасности ООН и резолюции бейрутского саммита. Мы следуем этой политической программе.



Махмуд аль-Захар («Хамас»): Мы рассматриваем Израиль как врага, а не как союзника. Израиль – не партнер, и мы не будем поддерживать с ним сотрудничество в области безопасности, как это делаете вы. Мы не будем сотрудничать с ним ни в экономической, ни в какой другой области. Наши союзники – только арабские и исламские нации. Контрольно-пропускной пункт с Египтом должен быть полностью открыт. Мы не сядем с Израилем за стол переговоров. А вы встречались и сидели с ними в Индии, в Китае, и еще незнамо где. И все эти переговоры привели только к нынешней ситуации.



Ирина Лагунина: Здесь удалось вмешаться ведущей теледебатов и вставить вопрос: как вы собираетесь улучшать ситуацию, если вы не хотите вести переговоры с Израилем.



Махмуд аль-Захар («Хамас»): Улучшение ситуации будет происходить не за счет сотрудничества с Израилем. Из Израиля пришли все наши проблемы. Бензин, который мы получаем из Израиля за пять или шесть шекелей, в Египте стоит только 7 центов. Парижское экономическое соглашение нас полностью разрушило. Деньги пошли в карманы людей, у которых раньше ничего не было и которые теперь стали миллионерами. 10 процентов палестинского народа получают 50 процентов национального дохода.



Мухаммад Дахлан («Фатх»): Вы не хотите вести переговоры – хорошо. Тогда объясните мне, я обращусь к вам на языке крестьян: как вы обеспечите людей работой, если вы не хотите, чтобы они работали в Израиле? Какие рабочие места вы дадите им в секторе Газа? Как вы будете решать ежедневные проблемы? Как вы собираетесь решать проблему торговли с Израилем? Что вы скажете человеку, который хочет путешествовать из Наблуса в Тул Карем. Вы собираетесь перевозить его - по туннелю? Или пересылать по Интернету?



Ирина Лагунина: Это был фрагмент теледебатов между министром по социальным вопросам Мухаммадом Дахланом (правящая партия Фатх) и лидером движения «Хамас» Махмудом аль-Захаром. Вероятно, надо все-таки обратиться к истории «Хамас», чтобы понять, что значит ее нынешняя популярность в обществе. Обращусь к первой статье устава "Хамас". Определение Исламского движения сопротивления – таково полное название организации. "Программа движения - Ислам. Из него оно черпает идеи, ход мыслей и понимание вселенной, жизни и человека. Оно прибегает к нему, принимая решение, как поступать, он вдохновляет на путь". В преамбуле рассказывается о том, как в море страданий был услышан клич объединиться и именем Аллаха превозмочь невзгоды и страдания. И если вы попросите палестинца, который вылечился в больнице, построенной Исламским движением сопротивления, дать определение тому, что такое "Хамас" - военизированная группировка или благотворительное общество, то он, скорее, скажет – благотворительное общество. Тем более, что в предвыборной кампании «Хамас» сняла с повестки дня исламистскую идеологию и лозунг уничтожения Израиля. Правда, этот лозунг остался в уставе, так что его никто не отменял. Джеймс Кёркхоуп - директор исследований в Центре изучения терроризма. Так что такое "Хамас" - боевики или социальные работники?



Джеймс Кёркхоуп: Думаю, в данном случае вопрос "или - или" неправомерен. Она с самого начала была крайне националистической организацией, призванной бороться за лучшую долю палестинского народа на основе религиозного учения. В 50-60-х годах большинство палестинских групп носили светский характер с разными оттенками - одни с более капиталистической направленностью, другие - с более социалистической. И только в 80-х годах, в какой-то степени под влиянием иранской революции, пришла идея религиозной борьбы. Духовные лидеры и клерикалы, существовавшие внутри палестинского общества, получили некоторое признание и обрели последователей. И шейх Ясин был первым, кто сумел мобилизовать эти настроения и увести людей в сторону от светской борьбы, которую вел Ясир Арафат, ООП и целый рад социалистических и марксистских групп 70-х годов. Это смещение в сторону религиозной борьбы было уникальным с нескольких точек зрения. Во-первых, оно впервые обозначило, что палестинская борьба была не только национальной, лингвистической, этнической и политической борьбой, что она еще и борьба религиозная. Во-вторых, оно поставило новую цель - не только уничтожение Израиля ради нового государства, но и создание лучших условий для палестинского народа там, где он проживает, где его корни. Именно поэтому "Хамас" начала строить больницы и детские дома, помогать людям, живущим на оккупированных территориях, как тогда говорили. Хотя, конечно, скрытой целью и этой работы было уничтожение Израиля.



Ирина Лагунина: Часто говорят, что популярность «Хамас», начиная с 80-х годов, то есть с момента образования движения, строилась на разочаровании народа, а не на народной поддержке их идеологи. Вы тоже этим объясняете их успехи?



Джеймс Кёркхоуп: Да, частично из-за того, что люди были разочарованы в светском движении. Это было ясно уже тогда и продолжается по сей день: эти движения были неэффективны. И ООП, и группы вокруг Организации Освобождения Палестины боролись на протяжении 30 лет - на тот момент, на 1987 год, когда была образована "Хамас", - но ничего не достигли. Поэтому надо было искать что-то новое. Вторая причина для разочарования состояла в том, что эти светские движения были чуть ли не настолько же морально коррумпированы, как - в глазах палестинцев - израильское правительство и израильский народ. Людям казалось, что они исходят отнюдь не из интересов палестинского народа. В них видели группу очень богатых палестинских олигархов, живущих - даже в конце 80-х годов - за пределами территорий, в Тунисе. Штаб-квартира ООП в тот момент находилась именно там. Так что они были чужими. Вот это была одна причина, по которой "Хамас" набрала поддержку в обществе. Вторая серьезная причина состоит в том, насколько сильный импульс дала шиитская исламская революция в Иране, которую представлял аятолла Хомейни. В Ливане в начале 80-х годов стала набирать силу шиитская военизированная группировка "Хезболлах". Она стала фактором в гражданской войне в этой стране. Боевики "Хезболлах" финансировались Ираном. Их целью было свергнуть светское правительство в Ливане и сделать эту страну исламским государством. В Ливане было немало палестинских беженцев, которые в какой-то мере участвовали в этой войне. "Хезболлах" поддерживала палестинское движение. "Хамас" сделала шаг вперед - она стала не только исламской, но и местной, выросшей внутри палестинского общества организацией. Она зародилась в секторе Газа, но частично была представлена и на Западном берегу реки Иордан.



Ирина Лагунина: Группа стала военизированной организацией с началом первой интифады, спонтанного палестинского восстания в 1987 году. Почему?



Джеймс Кёркхоуп: Первая интифада привела к тому, что нормальная жизнь на палестинских территориях была уничтожена. Это касалось как сектора Газа, так и западного берега Иордана. Это - две территории, за которые палестинские власти как бы несут ответственность. Оба района населены палестинцами, но стиль жизни в них отличается кардинально. Газа - густо населенный район, в котором очень мало природных ресурсов. Это очень бедный район. В каком-то смысле это просто большой лагерь беженцев, во многом изолированный от палестинцев, живущих на западном берегу. Когда началась первая интифада, Израиль закрыл сообщение между двумя компонентами палестинской территории, то есть на тот момент - оккупированных территорий, как их называли. Для многих в секторе Газа просто не осталось ничего другого, как вступить в движение "Хамас". Школы были закрыты, работу в Израиле они потеряли, собственных рабочих мест внутри территории у них не было, как не было и собственной экономики. У всего общества вдруг жизнь оказалась разрушенной, им не к чему было стремиться, и не было интереса стремиться к чему бы то ни было. Поэтому группировке, которая все отвергает - как "Хамас", которая отвергает саму возможность мирных переговоров с Израилем, - было очень просто подняться к власти.



Ирина Лагунина: Но они не поднялись к власти. Они поднимаются к ней только сейчас.



Джеймс Кёркхоуп: Политически это так. "Хамас" никогда не заигрывала с политической властью, хотя у них была власть в обществе. Они продолжали заниматься благотворительностью, строить больницы, помогать людям изнутри общества, и в то же время они продолжали борьбу. Не важно, что делал Арафат, в обществе всегда присутствовали боевики "Хамаса", которые набирали новых соратников, которые стремились подорвать любое направление, в котором развивался мирный процесс. Это было так и в 90-х годах, когда подписывались мирные соглашения в Осло, это продолжалось и когда была предложена "дорожная карта". Так что да, это факт, что они никогда не входили в палестинские Национальные советы или другие органы власти и никогда не принимали участие в переговорах с израильским правительством, поскольку их основополагающий принцип - отказ Израилю в праве на существование. ООП в какой-то момент - в 1989 году - отказалась от полного отречения Израиля. И когда ООП пошла на это, это был шаг в противоположную сторону от "Хамаса", это был шаг вразрез с установками "Хамаса". Так что после этого лидеры двух групп никогда уже больше не садились за стол переговоров.



Ирина Лагунина: Джеймс Кёркхоуп - директор исследований в Центре изучения терроризма, США, штат Виргиния. Один из крупнейших экспертов по Ближнему Востоку – Энтони Кордесман, Центр стратегических и международных исследований в Вашингтоне. Как быть международному сообществу, если к власти в Палестине – пусть даже частично – придет «Хамас». Ведь это движение рассматривается как террористическая организация. Вот даже такой простой вопрос: как выделять деньги Палестинской автономии? В соответствии с законодательством США и Европейского Союза это будет прямым финансированием терроризма.



Энтони Кордесман: Это – очень серьезная проблема. Во-первых, что произойдет, если «Хамас» будет доминировать в правительстве. Соединенным Штатам, Европе, всем, кто участвовал в мирном урегулировании, придется полностью пересмотреть свои позиции. Когда вы имеете дело с правительством, которое не сняло с повестки дня войну с Израилем и его полное уничтожение, вы сталкиваетесь с ситуацией, которой не было со времен соглашений в Осло. Другое дело, если «Хамас» будет престо участвовать в политическом процессе. Тогда придется делать выбор, иметь ли дело с палестинскими властями, а если иметь, то в какой форме. Возможно, только с теми их представителями, которые не поддерживают «Хамас». Но говоря это, я хотел бы отметить, что ведь и «Хамас» может измениться. И самый большой вопрос, решил ли эта организация отказаться от насилия и от лозунга уничтожения Израиля и превратиться в более умеренную политическую партию, более современную и более легитимную.



Ирина Лагунина: Ну, например, в ходе предвыборной кампании «Хамас» не выдвигала жестких исламских лозунгов, как и лозунгов уничтожения Израиля. Хотя в уставе этот лозунг, конечно, остался.



Энтони Кордесман: Устав, конечно, - это одно доказательство. А другое – действия во время предвыборной кампании и реальная поддержка военизированных формирований и террористов. Невозможно называть себя политической партией и одновременно проводить террористические акты. Неважно, что они говорят, важно, что делают.



Ирина Лагунина: Иногда сравнивают нынешнюю ситуацию в Палестине с Ливаном, когда там после гражданской войны группировка «Хезболлах» вошла в парламент в качестве политической партии. Но в Ливане была другая обстановка – ливанское общество многоконфессиональное, представлено множеством этнических групп. Палестина в этом смысле общество монолитное. Есть ли потребность в «Хамас» меняться в этих обстоятельствах?



Энтони Кордесман: Ответ состоит в том, что если «Хамас» на самом деле стремится создать нормально функционирующее палестинское общество, то через уничтожение Израиля ему это сделать не удастся. Хорошо заявлять это как цель и сохранять это в уставе. Практически все палестинские движения провозглашали это, начиная с 60 годов. Но это не принесло палестинцам ничего, кроме потери территории и длительной отсрочки в создании собственного государства. «Хамас» придется приспосабливаться, как это пришлось сделать другим палестинским группам, включая «Фатх». К сожалению, этот процесс будет мучительным. На самом деле, единственное, что остается нам, это запастись терпением и ждать. И к сожалению, быстро это не произойдет.



Ирина Лагунина: Результаты этих выборов были вполне предсказуемы. «Хамас» одержала убедительную победу на муниципальных выборах. И когда движение решило участвовать в национальном голосовании, уже было понятно, что за ним – порядка 30 процентов голосов. По вашему мнению, основные участники мирного процесса – США, Евросоюз, Россия – подготовились к переменам в палестинском руководстве?



Энтони Кордесман: Проблема состоит в том, что можно сколько угодно вырабатывать политику, но реальная трудность состоит в том, что каждый раз, когда ты предлагаешь мирный план или дорожную карту, у одной из сторон, а то и у обеих, возникают собственные амбиции, так что воплощение в жизнь планов практически не представляется возможным. Но дело ведь не только в мире с Израилем. Не менее серьезная проблема состоит в том, что международное сообщество влило огромные средства в палестинские территории, он эти деньги исчезли. Для того, чтобы создать нормальное государство, необходимо руководство, которое могло бы править этим государством, решать его проблемы, справляться с высокими темпами рождаемости, создавать рабочие места, решить вопросы безопасности, чтобы можно было открыть порт, воздушное пространство, чтобы дать Палестине все атрибуты государства, а не просто анклава. И все это стояло в планах международного сообщества в течение более десятилетия. Так что можно выработать наилучшую стратегию в мире, но это не значит, что эту стратегию всегда можно претворить в жизнь.




Гибралтар – «камень в башмаке» Испании.



Ирина Лагунина: Правительство Испании приняло дополнительные меры по контролю за финансовыми потоками из Гибралтара, города-скалы, английской колонии на южном побережье Иберийского полуострова. Испанские власти полагают, что в оффшорной зоне Гибралтара «отмывают» деньги преступные группировки из разных стран мира.


Рассказывает наш корреспондент в Испании Виктор Черецкий.



Виктор Черецкий: Испанцы зорко следят за всем, что связано с колонией Великобритании. «Гибралтар – это камень в башмаке Испании», - говаривал испанский король Карл III. Он правил страной в XVIII столетии. С тех пор этот «статус» британской колонии в сознании испанцев не изменился. Они по-прежнему жалуются, что камень им “мешает ходить”.


Испано-английские споры вокруг Гибралтара длятся веками, хотя, вероятно, не так уж и долго по сравнению со всей древнейшей историей этих мест. Ведь Гибралтар фигурировал еще в греческой мифологии как один из Геркулесовых столпов. Второй «столп» - скала высится по другую сторону Гибралтарского пролива - в Африке.


В начале восьмого века на месте нынешней британской колонии возникла арабская крепость, которая была названа Джебель-ат-Тарик – «гора Тарика» по имени завоевателя Тарика ибн Саида. Позднее это название было искажено и крепость стала называться Гибралтар.


Обстановка вокруг Гибралтара особо нагнеталась в Испании в 50-60-ые годы прошлого столетия. Диктатор Франко явно использовал эту тему для отвлечения общественного мнения от внутренних проблем своей страны. В англичанах и жителях Гибралтара испанцы обязаны были видеть «врага». Вспоминает писатель и общественный деятель Хуан Антонио Миранда:



Хуан Антонио Миранда: Режим внушал ненависть к Великобритании, которая у нас, якобы, «украла» Гибралтар. Долг каждого был противостоять врагу нации. Это была фашистская политика – натравливать народ на какого-нибудь внешнего или внутреннего врага. В Испании, как в душной казарме, нечем было дышать.



Виктор Черецкий: Франко оправдывал свою политику в отношении Гибралтара историческими корнями этой местности. Испанцы отвоевали ее у арабов в середине 15 столетия. Королева Изабелла Кастильская утвердила герб города с изображением крепости и ключа. Надпись на гербе гласила: “Благородный город Гибралтар, ключ от Испании”.


Однако, через два с половиной столетия этот “ключ” попал в руки англичан и продолжает оставаться у них на основании Утрехского мира. Это произошло в 1704 году – во время так называемой войны за «испанское наследство», то есть за испанский трон. Англичане захватили Гибралтар от имени экс-герцога Карла, одного из претендентов на престол. Впоследствии Великобритания использовала стратегически важную Скалу в качестве опорного пункта для колониальных захватов в Африке и на Ближнем Востоке.


В 18-ом веке Испания неоднократно пыталась возвратить Гибралтар. Наиболее упорная 4-летняя осада проходила с 1779 по 1783 год. Закончилась она неудачей для испанцев. Кстати, в конце тридцатых годов 20-го столетия Англия вновь воспользовались гражданской войной в Испании, чтобы прибрать к рукам часть прилегающей к Гибралтару территории и построить на ней аэродром.


Говорит испанский публицист, доктор истории Сесар Видаль:



Сесар Видаль: Я полагаю, что имеется ряд объективных причин, которые сегодня не позволяют испанцам смириться с ситуацией вокруг Гибралтара. Во-первых, Великобритания так и не выполнила некоторые положения Утрехтского мира. К примеру, она нарушила положение о границах колонии, которая занимает большую территорию, чем ей полагалось по договору. К тому же испанцы убеждены, что присвоение Лондоном Гибралтара было актом международного пиратства. Ведь захвачен он был от имени одного из претендентов на испанский престол. Так что, сама форма захвата, а также невыполнение обязательств и обещаний вернуть Гибралтар, данные Испании на протяжении всей новейшей истории, определили решимость всех испанцев, независимо от их идеологии - как левых, так и правых, монархистов и республиканцев - вернуть колонию.



Виктор Черецкий: Правда, такое мнение разделяют далеко не все международные наблюдатели. Сегодня испанские власти в своей критике Скалы делают упор на экономические проблемы. Они заявляют, что колония наносила и наносит огромный вред Испании. В прошлые столетия, ее жители, поощряемые, как считают испанцы, британской короной, занимались контрабандой, наводняя испанский рынок дешевым хлопком, шерстью и табаком. Этот промысел жив и по сей день. Правда, сейчас в контрабанде преобладают сигареты, бензин и наркотики.


Впрочем, все это мелочи, по сравнению с остальной сомнительной, по оценке испанских властей, финансово-экономической деятельностью, которая развернута сегодня на территории колонии.


Гибралтар является зоной свободной торговли. Продающиеся здесь товары не облагаются пошлиной и налогом на добавленную стоимость. А посему их цена на 10-20 процентов ниже, чем в Испании. Неудивительно поэтому, что примерно 300 тысяч испанцев из близлежащих районов регулярно делают здесь покупки, благо проход в колонию совершенно свободный. Еще 6 миллионов человек, также в основном испанцы, посещают Гибралтар ежегодно в качестве туристов. И, разумеется, они тоже приобретают здесь много дешевого товара. Испанские магазины в округе конкуренцию беспошлинной торговли не выдерживают. Ничего, естественно, не получает с продаж и казна.


И это еще не все. Гибралтар – оффшорная зона, так называемый «налоговый рай» для предпринимателей, в первую очередь, самих испанцев. Органы правопорядка Испании постоянно жалуются, что власти Гибралтара не желают сотрудничать с ними в плане выявления незаконной деятельности. Министр внутренних дел Испании Хосе Антонио Алонсо:



Хосе Антонио Алонсо: Испания всегда делится имеющейся у нее информацией в рамках Евросоюза, в том числе с Великобританией. Мы ждем и от нее помощи в деле решения крайне острых полицейских проблем, связанных с Гибралтаром.



Виктор Черецкий: Зарегистрированные в Гибралтаре фирмы не облагаются налогом. Они уплачивают лишь около 500 долларов ежегодного сбора. Неудивительно поэтому, что на шесть с половиной квадратных километров гибралтарской территории приходится около 90 тысяч предприятий, по три на каждого жителя колонии. Регистрация стоит всего от 300 до 500 долларов. В основном здесь обосновываются так называемые фирмы-призраки. Их владельцы в регистре не указываются, а годовой финансовый отчет от них не требуется. В Гибралтаре регистрируются испанские предприятия, а также многих других стран, желающие открыть филиалы в Испании. Цель одна – уйти от налогов.


Кроме того, испанские власти обвиняют британскую колонию в том, что на ее территории «отмываются» преступно нажитые капиталы – и испанские, и иностранные. «Отмыванием» денег занимается около 9 тысяч финансовых учреждений.


Доктор истории Сесар Видаль:



Сесар Видаль: Я считаю, что самая большая проблема, связанная с Гибралтаром, заключается в том, что он является прикрытием для незаконной экономической деятельности, которая наносит вред не только Испании, но и многим другим странам. Колония – это место притяжения капиталов международных преступных группировок. Существующее в Гибралтаре положение выгодно только мафии, остальным оно наносит вред.



Виктор Черецкий: Это маленькое государство занимает пятое место в мире по инвестициям в России, то есть опережает в этом плане даже Испанию. О каких капиталах идет речь? Эксперты считают, что эти капиталы принадлежат россиянам. После «перекачки» через гибралтарские компании, они возвращаются в Россию под видом иностранных инвестиций.


Учитывая создавшуюся ситуацию, Евросоюз обязал Гибралтар отменить к 2010 году налоговые льготы зарегистрированным здесь предприятиям. Регистрация новых оффшорных предприятий заканчивается летом этого года. Администрация Гибралтара вынуждена была пойти на эти меры под нажимом Лондона и из-за возможных санкций Евросоюза. Однако руководитель администрации, «главный министр» Гибралтара Питер Каруана не согласен с обвинениями в адрес колонии.



Питер Каруана: Неправда, что Гибралтар не соблюдает международные правила и позволяет отмывать деньги на своей территории. Неправда, что Гибралтар нарушает финансовые нормы Европейского Союза. Неправда, что Гибралтар является центром наркоторговли или вообще какой-либо незаконной деятельности. Десять-девять лет назад у нас были отдельные случаи нарушения законов, но теперь ничего подобного не происходит. Полагаю, что известные силы пытаются навязать международному общественному мнению фальшивый образ Гибралтара, как будто мы какие-то контрабандисты, бандиты и так далее. Явно - в политических целях создается образ «недостойного народа».



Виктор Черецкий: Надо отметить, что претензии предъявляются Гибралтару лишь на государственном уровне. Гибралтарцы и живущие рядом испанцы друг другом довольны. Британская колония обеспечивает рабочими местами примерно шесть тысяч испанцев. Основные продукты питания и товары поступают сюда от испанских производителей. Многие состоятельные жители Гибралтара предпочитают не тесниться на скале и покупают недвижимость на территории Испании. Тот же Питер Каруана обитает в испанском поселке миллионеров Сотогранде и ездит в Гибралтар лишь на работу.


Доходы от беспошлинной торговли огромны. Банки Гибралтара процветают за счет стекающихся сюда капиталов. Прибыль от банковских вложений, налогом также не облагается. Все это обеспечивает высокий уровень жизни населения. И оно вовсе не хочет, чтобы Гибралтар присоединился к Испании, как того добивается официальный Мадрид. Пока об этом речь не стоит, но гибралтарцы живут в постоянном страхе, что испанское правительство закроет с ними границу, как это уже было с 1969 по 82-ой годы.


Что все же произойдет, если, в конце концов, Скала потеряет свои привилегии?



Сесар Видаль: Если привилегии будут утрачены, то Гибралтар попадет в крайне сложную ситуацию, поскольку у него нет никакой экономической базы. Здесь все держится на обслуживании военных, и, в основном, на нелегальной коммерческой деятельности. Так что благосостояние Скалы может рухнуть очень быстро.



Виктор Черецкий: Очередное обострение испано-гибралтарских отношений произошло полтора года назад в связи с празднованием 300-летия британского суверенитета над этой территорией.


Премьер-министр Испании Хосе Луис Родригес Сапатеро назвал торжества "неуместными", однако призвал решать "трехсотлетнюю проблему" только с помощью "осторожности, спокойствия и переговоров". «Очень странно, что в XXI веке один из членов ЕС празднует оккупацию части территории другого члена Евросоюза», - заявил Мигель Анхель Моратинос, министр иностранных дел Испании. Моратинос обвинил Великобританию в приверженности к имперскому прошлому.


Нападкам со стороны Испании противостоял «главный министр» Скалы Питер Каруана:



Питер Каруана: Гибралтар и Лондон вправе сами решать, какие даты следует отмечать, а какие не следует. В данном случае испанцы должны понять, что мы празднуем 300 лет своей истории.



Виктор Черецкий: Между тем, во время неофициального референдума, проведенного в 2002 году, почти 99% жителей Гибралтара - высказались против какого-либо изменения его статуса. Подобный референдум состоялся и в 1967 году. Тогда тоже почти все гибралтарцы высказались за сохранение британского правления.


Что касается последнего голосования, то оно последовало после того, как четыре года назад в вечном споре между Испанией и Англией наметился некий прогресс. Премьер Великобритании Тони Блэр предложил испанцам компромиссное решение – совместное управление Гибралтаром. Мадриду альтернатива понравилась, но сначала переговоры бойкотировал глава Гибралтара Каруана, а затем по этому вопросу возникли разногласия в английском парламенте. Мнение противников компромиссного решения Гибралтарской проблемы возобладало после референдума о статусе. Ведь Лондон постоянно заявляет, что судьбу колонии могут решить только ее жители.


Ну а что думают в Испании о будущем колонии? Историк Сесар Видаль считает, что споры вокруг нее не прекратятся в обозримом будущем:



Сесар Видаль: Надо иметь в виду, что в соответствии с решением ООН, принятым еще в 60-ые годы, Гибралтар имеет статус колонии. Он не является британской территорией. Его статус аналогичен тому, что имел в свое время Гонконг. А посему, Испания вряд ли оставит свои попытки вернуть Скалу. Правда, Китай, будучи мощной державой, смог оказать сильное давление по поводу Гонконга, чего Испания не может сделать в случае с Гибралтаром. Так что, пока Скала продолжает оставаться последней колонией на территории Европейского Союза.



Виктор Черецкий: В последние полтора года, после прихода к власти в Мадриде левого правительства, страсти вокруг Гибралтара опять несколько поутихли. На очередных испано-британских переговорах все же были достигнуты некоторые компромиссы. К примеру, англичане согласились на совместное использование с Испанией Гибралтарского аэропорта. Однако улучшение ситуации не помешало испанцам принять дополнительные меры контроля за финансовыми потоками из Гибралтара, особенно, когда эти деньги кто-то пытается вложить в недвижимость в Испании.


Говорят, что Гибралтар – это единственное место в Европе, где на воле обитают бесхвостые макаки. Их завезли сюда из Африки в XVIII столетии английские военные. Легенда гласит, что пока макаки живы, Гибралтар будет принадлежать британской короне. Поэтому местное население их всячески оберегает и подкармливает.




Ненормативная лексика в средствах информации. Интернет – как новый законодатель моды.



Ирина Лагунина: Польские специалисты, изучающие развитие языка, считают, что наибольшая концентрация сквернословия сейчас в статьях и интервью, которые размещаются в Интернете. Как связано развитие языка с переменами в обществе, как стихийно снимаются запреты на ненормативную лексику и каково ее будущее? Над темой работал Владимир Ведрашко.



Владимир Ведрашко: Крепкое слово, бранное слово, сквернословие, мат, нецензурщина, ненормативная лексика… да-да это все о нем, о мате.


В последнее время сквернословие вошло в язык газет и журналов, телевидения и радио, и уж более всего в язык Интернета.


Но, конечно же, ничто не сравнится с живой повседневной речью. Опросы общественного мнения показывают, что огромное большинство людей пользуется скверным лексиконом. Как оценивают эту сторону общественной жизни в Польше и России. Через несколько минут – интервью с московским экспертом в области культуры речи Еленой Шмелевой. А сейчас – репортаж корреспондента Радио Свобода в Варшаве Алексея Дзикавицкого.



Алексей Дзикавицкий: «Те, кто в общественных местах помещают неприличные надписи, рисунки или употребляют неприличные слова, могут быть оштрафованы. Максимальная сумма штрафа - 500 злотых (примерно 150 долларов)», - так гласит пункт 141 кодекса об административных правонарушениях, принятого еще в 1971 году.



В 90-е годы о том, что такая запись в кодексе есть, как бы призабыли. Однако теперь полиция в ряде городов, в ответ на все более слышимые призывы с разных сторон о том, что проблема вовсе не исчезла, а наоборот – приобретает угрожающие размеры, решила взяться за тех, кто употребляет в общественных местах ненормативную лексику.



Результаты впечатляющие. Например, в городе Эльблонг в декабре минувшего года были оштрафованы за такой проступок 526 человек на общую сумму почти 10 тысяч долларов!



Полицейские говорят, что такие меры приносят результат. Тем не менее, беспокоиться есть о чем. Профессор Халина Згулкова из Института польской филологии университета имени Адама Мицкевича отмечает, что хотя употребление вульгаризмов всегда ассоциировалось с людьми примитивными, сейчас такие выражения можно все чаще услышать и от людей хорошо образованных и, что еще опаснее, от детей дошкольного возраста.



А по мнению социолога и публициста Михала Ясновского, сейчас нецензурщина на польских улицах слышна чаще, чем, к примеру, 10-15 лет назад.



Михал Ясновский: Теперь больше употребляется нецензурных выражений на людях. Это уже перестает быть плохим тоном, признаком невоспитанности, а иногда даже считается, что это в порядке, так и должно быть. Примечательно, что некоторые слова, которые лет двадцать назад относили к нецензурной лексике, теперь таковыми не считают. Это касается также и средств массовой информации и политиков.



Алексей Дзикавицкий: Между тем в последнем отчете Совета польского языка при академии наук Польши отмечается, что Закон о польском языке обязывает все организации и институты, принимающие участие в общественной жизни – а к таковым относятся и СМИ – препятствовать вульгаризации языка.



Совет читает, что в течение последних нескольких лет язык СМИ становится чище, хотя до ситуации, «которую можно было бы назвать «удовлетворительной еще далеко». По данным отчета, вульгаризмов в передачах польского общественного радио вообще нет. Хуже с коммерческими радиостанциями и тем более с коммерческими телеканалами.



Совет польского языка констатирует, что наибольшее скопление нецензурной лексики теперь наблюдается в публикациях, помещенных в интернете. По мнению Михала Ясновского, эта тенденция еще некоторое время будет усиливаться.



Михал Ясновский: Это как с куревом. Сначала было запрещено, и сигарета была как запретный плод для молодежи. Затем, во времена, когда стала интенсивно развиваться массовая культура, появилась новая музыка, курили очень много, а потом стали думать о здоровье. Теперь в Польше сигарета это вовсе не признак раскованности или бунта, это перестало быть модным. Здоровье важнее. Так же будет со временем важным и психическое здоровье. Ведь злословие вредит ему.



Алексей Дзикавицкий: В серьезных польских газетах или, например, аналитических телепрограммах, нецензурные выражения встречаются крайне редко. Трудно представить себе, чтобы подобной лексикой пользовались, по крайней мере, перед телекамерами, ведущие политики, хотя с ними несколько показательных проколов было, когда народные избранники просто не знали, что камеры включены.



А как поступить, если тот, у кого солидная газета берет интервью, настаивает на том, чтобы в тексте обязательно было нецензурное слово, так как иначе не получается точно выразить мысль?



Михал Ясновский: Это зависит от того, с кем интервью. Насколько нам важно, чтобы его иметь в своей газете. Если это действительно важно, то я попытался бы все же уговорить собеседника подобрать другое слово. Это вообще странно, когда кто-то говорит, что не может обойтись без нецензурного выражения, чтобы выразить свою мысль. Если согласия все же нет, тогда нужно предупредить о том, что рядом с интервью будет помещена сноска с пояснением, что на употреблении такого слова настаивал тот, с кем мы разговаривали.



Алексей Дзикавицкий: Примечательно, что по данным опросов общественного мнения, большинство поляков выступают против употребления ненормативной лексики в общественной жизни.



Владимир Ведрашко: Со мной на связи по телефону из Москвы Елена Шмелева, специалист в области культуры речи.



Елена Шмелева: Вообще ситуация очень похожая, поскольку у нас похожи языки, похожая история и похожая культурная конвенция. У нас, как и у поляков, существует нецензурная табуированная запретная лексика, как и в Польше в последние годы было ощущение свободы, нарушение всех запретов, в частности, языковых запретов. И как и в Польше сейчас ситуация несколько нормализуется в том смысле, что все-таки солидные печатные издания и, конечно, государственное телевидение и радио не допускает употребление в своих программах и в своих статьях такого рода лексики.


При этом, конечно, и у нас на улицах мы сейчас слышим больше брани. Причем, я бы сказала, не брани, потому что эта лексика может использоваться в разных функциях, но в качестве ругани она, как и раньше использовалась, так и сейчас только в самых крайних, экстремальных случаях, когда уже после этого пускают в ход кулаки. Но сейчас, к сожалению, особенно молодые люди зачастую употребляют эти слова мимоходом, просто как какие-то междометия, сами не замечая, что они это делают. Надо сказать, что и у нас по всем опросам люди против употребления таких слов.



Владимир Ведрашко: А существует ли практика штрафования, наказания за употребление ненормативной лексики в общественных местах? Вам что-то об этом известно?



Елена Шмелева: Да, конечно, существует. Есть такая статья «За оскорбление чести и достоинства». И конечно, больше всего это применимо к письменным текстам. Но если в устной речи это встретите, если у вас есть свидетели, то вообще можно подать в суд на человека, который вас так назвал. Прежде всего здесь существенно, чтобы было общественное осуждение. Потому что штрафы штрафами, штрафы скорее относятся к средствам массовой информации, и скорее в этом случае редакторы не допускают такую лексику на свои страницы или в свои программы. Конечно, те договоренности наши, культурные договоренности меняются. Если раньше считалось неприличным, чтобы женщины носили брюки или чтобы женщины курили, то сейчас это вполне принято. Хотя, я согласна с польскими коллегами, что как и курево сейчас становится менее модным, так же и менее, мне кажется, модным становится употребление такой лексики.



Владимир Ведрашко: Елена Яковлевна, русский писатель Леонид Леонов говорил, есть такое известное его высказывание, о том, что брань – признак дефектного мышления. Так ли уж прав был писатель? Трудно заподозрить в дефектном мышлении достаточно интеллигентных людей в театральной среде, в литературной среде. Немало людей, которые употребляют ненормативную лексику. Видимо, они хотят что-то выразить этим.



Елена Шмелева: У такой лексики есть и функция игровая, функция нарушения запретов. Все-таки искусство очень часто нарушает запреты. И мне кажется, люди искусства отчасти употребляют эту лексику, показывая, что они такие авангардные, они нарушают общие запреты. Но, мне кажется, что сейчас это уже тоже становится устаревшей модой. То есть 20 лет назад этим можно было показать, что ты не подчиняешься общепринятой морали строителя коммунизма, то сейчас ты скорее солидаризуешься с этими молодыми людьми, которые просто не понимают, какая лексика употребительная, а какая нет.



Владимир Ведрашко: Почему в последние годы именно среди детей и подростков распространилась манера выражать свои мысли (я сейчас говорю об осознанном употреблении слов), что произошло в обществе, что запрет на употребление матерного слова в общественном месте, да еще и детьми и подростками, что этот запрет снят?



Елена Шмелева: Понимаете, всегда изменения каких-то табу происходят в моменты революционные. Так же как и после революции отчасти произошло, что употребление совершенно невозможных слов стало возможным, поменялась одежда, поменялась манера себя вести. Но был такой переломный момент, когда показалось, что надо все поменять, что все неправильно. И дети и молодежь на это реагируют быстрее все. Повальное употребление такой лексики – это плохо. Вы знаете, это какое-то нарушение правильного хода жизни.


Филологи считают, что надо объяснять детям, надо нам всем пытаться следить за собой, нам, взрослым, и объяснять детям, что это не нужно, тогда матерные слова потеряют свою игровую функцию. Ведь почему смешными кажутся некоторые анекдоты или частушки, в которых употребляются эти слова? Именно потому, что вообще-то это запрет, и нарушение этого запрета и является солью анекдота. А если запрета не будет, это все пропадет, мы многое потеряем.



Владимир Ведрашко: Как вы думаете, через сколько лет общественное сознание и общественная лексика широкоупотребительная вернется в нормальное русло, когда будут преимущественно люди разговаривать между собой на бытовом уровне без употребления матерной лексики?



Елена Шмелева: Мне бы хотелось быть оптимисткой. Сейчас я уже замечаю, что с иностранными словами, сейчас тенденция к уменьшению употребления иностранных слов. Какие-то, конечно, слова войдут в наш язык и станут нормальными. И мне хочется надеяться, что может быть в ближайшее десятилетие все-таки мы вернемся к употреблению нормативной лексики.


Я хотела бы сказать, что вообще лингвистов часто представляют себе такими ретроградами, такими людьми, которые говорят: так нельзя, говорите правильно. Мы не такие, мы как раз понимаем, что в языке есть разные стили. И бывают такие функциональные стили, когда может быть и уместно употребление того или иного слова. Но, конечно, это неуместно ни в публичной речи, ни с думской трибуны, ни в газетной статье и ни в разговоре, скажем, девушки с молодым человеком.



Владимир Ведрашко: Благодарю вас, Елена Шмелева, специалист в области лингвистики и культуры речи из Москвы.



Материалы по теме

XS
SM
MD
LG