10 февраля, в день рождения драматурга Александра Володина, в петербургском супермаркете «Буквоед» будет представлена книга «О Володине. Первые воспоминания. Книга вторая», составленная главным редактором «Петербургского театрального журнала» Мариной Дмитревской. Первый том воспоминаний о Володине вышел два года назад.

Марина Дмитревская рассказывает о работе над книгами: «Первая книжка вышла два года назад. Она разошлась быстро. Тогда удалось собрать авторов от Кирилла Лаврова до Вити Шендеровича. Но кто-то не успел, из тех людей, которые Володину были важны. А без них мне казалось как-то неловко заканчивать эту работу. И, надо сказать, что эта книжка складывалась совершенно по-другому. Я помню, что когда я училась в четвертом классе, я очень не любила московскую школьницу Лену Проклову, которую взяли сниматься в кино — «Звонят, откройте дверь». Мы, практически, ровесницы. Я хотела быть артисткой. И мне казалось, что вот это моя несыгранная роль. Я никогда не думала, что на старости лет мне Александр Моисеевич подарит вот такой сюжет, и я стану ходить по первым пионерам с диктофоном. В Москве обнаружился его одноклассник, с которым они просидели с первого по десятый классы. Находились люди, которые работали с Володиным еще на рубеже 40-50-х годов на студии Научно-популярного фильма и на Ленфильме в 50-60-е годы. Как-то по цепочке вылезали совсем неизвестные люди. Шарко, Тодоровский, Фрейндлих, Жванецкий — это было на поверхности. А здесь возникал не просто Володин, а возникала такая этнография. Уходящая натура времени, уже ушедшая. Некоторые двери мне не открывались. Я слышала, например, такие слова : "Татьяна Васильевна не может, ей некогда". "Но это же Володин! " "Татьяна Васильевна и про Товстоногова не может. У нее нет времени, у нее все расписано по часам". Или я звонила одному художнику, он говорил: "Мы никак не были с ним связаны". "Ну как же, вы оформляли его первую книжку". "А, да!" Люди не помнили. Это тоже было очень в духе Володина. Если бы меня встречало такое ликующее "да" на каждом перекрестке, то это была бы лакировка действительности. Ему бы это, наверное, не понравилось. Или, например, я слышала: "Я прочитала вашу первую книжку. Вы опоздали". "Ну давайте, пожалуйста". "Нет, я должна была быть в числе первых". Я сама для себя очень много в процессе работы обнаружила и выискала. Еще за два года изменилось время. Ту книжку я прослоила лирическими стихами Володина. А сейчас глаз сам стал натыкаться на те стихи Володина, которые когда-то назывались гражданской лирикой, как нас учили в школе. Он, надо сказать, ненавидел имперское во всех проявлениях. Я нашла потрясающее стихотворение 82-го года о Грузии:

Над грустною землею Грузии,
Над молчаливыми вершинами,
Столетья сумрачные, грузные,
Союз довлеет нерушимый,
Молчат твои селенья горные,
И города твои долинные,
Таят сопротивленье гордое,
Хмельное, непреодолимое.

В эту книгу вошли воспоминания Шарко, Тодоровского, Данелии, Фрейндлих, Светланы Пономаренко, Галины Волчек, Лили Толмачевой, Александра Митты, Вадима Жука, Ларисы Малеванной, Михаила Жванецкого, еще нескольких человек.

«Маньяк независимости»

«Володин был таким человеком, рядом с которым все равно свое место как-то приходится определять и, наверное, оно не у каждого просто определяется. Эта книжка получилась более киношная. Та была более театральная. Еще я эту книгу прослоила несколькими статьями из газет и журналов 50-х годов. Потому что рядом с прекрасными володинскими стихами и с тем, что он сейчас для нас вполне канонизированный классик — то, как его клеймили, просто больно читать. И вопрос мелкотемья, вопрос подражательности жизни, все это, совершив определенный исторический круг, возвращается, и уроки эти очень хочется не забывать. Он, на самом деле, очень много интересовался политикой. Сейчас бы, наверное, от каких-то вещей был бы в ужасе. Будет опубликован его маленький фрагмент. Он услышал по радио, что "Чубайс приехал на очередные каникулы в Данию и проследовал к месту отдыха на простом такси". "Шахтеры, горняки, голодающие, Чечня, Приднестровье — проникнитесь этим событием! Простое такси! Почтим этот факт минутой молчания сидя», — пишет Володин. Это его содрогание от социальных ужасов, оно есть и в текстах. Например, один из мемуаристов вспоминает, как в 1967 году, на съемках, Володин сказал ему, что он пишет стихи, складывает их в стол. Это был момент, когда надо было подписывать письмо в защиту Солженицына. И он, естественно, готов был подписать. И он тогда сказал, что у него в ящике вместе со стихами лежит цианистый калий. И прибавил: «Я им просто так не дамся». Так что чекушка — чекушкой, водка — водкой, но он был человек абсолютно свободный. Текст Александра Наумовича Митты называется "Маньяк независимости". Митта рассказывает, что обычно сценаристы приходили на студию, писали заявку, получали аванс. 5-6 заявок, и жизнь налаживалась. Володин никогда не писал заявок и не получал авансов. Он приносил полностью написанный сценарий. Был он человек очень жесткий. Если что-то было не по нем, он разворачивался, уходил. Тодоровский вспоминает, что когда он показал первые триста отснятых метров фильма «Фокусник», Володин сказал: «Ты очень талантливый человек. Ты снял очень хорошие триста метров. Я к этому не имею никакого отношения и имя свое снимаю». Но Володин потом прокрался на сдачу «Фокусника», посмотрел. Дальше он заступался за этот фильм, как мог.

Во второй книжке он помолодел, по сравнению с первой. Здесь про него вспоминают те, с кем он общался раньше, чем с теми, кто писал о нем в первой книжке. Так что время пошло вспять, хронотоп завернулся бантом. Хотя ужасно жалко, что нет Олега Николаевича Ефремова, главного человека его жизни, что нет Окуджавы, второго главного человека его жизни, что нет Гердта. Что нет уже очень многих. Я собирала, конечно, остатки», — говорит Марина Дмитревская

«Совсем недавно судьба привела меня к Светлане Андреевне Пономаренко. Она рассказывает потрясающую вещь: когда Володин получил деньги (он перерабатывал первую рукопись писателя, который сейчас вполне великий, поэтому называть его не будем, тот заплатил ему деньги), было решено, что Володин купит первый костюм, вместо байковых штанов и бобочки, в которых он ходил на работу. Он пошел на первую примерку. Он пришел домой в абсолютно отчаянном состоянии. Его спросили что случилось. Он сказал: "Я сегодня в первый раз увидел себя в профиль. Это такой кошмар! А ведь вы это видите каждый день!" Взрослый человек впервые в жизни увидел трельяж. Жизнь его прошла в такой скудости и в такой бедности. Еще замечательный случай рассказал кинорежиссер Евгений Татарский. Он был вторым режиссером на фильме, который Володин ставил сам ("Происшествие, которого никто не заметил"). Нужно было найти красавиц. Потому что в первой сцене в театр приходят красавицы. Прогнали легион ленинградских красавиц. Никто Володина не устроил. Он злился и, наконец, приводит одну женщину. Это была женщина, у которой была явная лицевая травма после операции. Они абсолютно остолбенели. Он говорит: "Я оказался с ней вместе в театре. Потом мы полночи сидели и разговаривали в ресторане. Она красавица. Она человек такой души!" И ничего с ним сделать было невозможно. Для него она была абсолютной красавицей».