Лиля Пальвелева:
В столичной галерее «Дом Нащокина» открылась персональная выставка Владимира Любарова. Название - «Провинциальные картинки». Благодаря Любарову, прославилась деревня Перемилово, что во Владимирской области. Однажды московский художник купил там дом и стал каждый год проводить в Перемилово время с весны до осени.
Изысканнейший книжный график переквалифицировался в живописца, и у него появились новые персонажи - жители российской глубинки. Их быт, простые развлечения и облик легко узнаваемы. Десятилетия проходят, а перемиловцы все так же играют во дворе у забора в карты, пьют на гулянках водочку и обнимают своих толстых женщин. Владимир Любаров подчеркивает
Владимир Любаров:Женщины у меня всегда крупнее мужчины. Ну не всегда, но, в общем и целом, такой прием. Я сам пытался себе объяснить - почему я так делаю. И я понял, что это оттого, что в моем конкретном Перемилово женщины - они основа стабильности семьи, они основа хозяйства. А мужики - это такие перекати-поле: выпивают, улизнуть куда-то стремятся, с работы увильнуть.
Лиля Пальвелева: Картина про «Рынок» - такая монументальная, наверное, потому, что женщина с огромной картиной на голове – как кариатида.
Владимир Любаров:Это рынок в Переяславле-Залесском, который я очень люблю. Это из серии "Город Щипок". Я родился в Москве на улице Щипок. Мое детство прошло среди одно-, двухэтажных домиков. И вот, когда я купил дом в деревне Перемилово и, естественно, стал ездить в небольшие городки (потому что в деревне кушать нечего), и архитектура, и состояние души, и некий ритм напомнили мне детство, Щипок, дворы, рыночек, барахолку. Я поэтому и назвал эту серию "Город Щипок", потому что воспоминания детства и реальный провинциальный городишко слились, и получилась такая реально-фантастическая страна.
А монументальной она стала, наверное, потому, что женщина большая, а все остальное маленькое. Конечно, не продают так куриц, держа корзину на голове. Но вот как-то у меня родилась такой с корзиной на голове, с вениками под мышкой и с гусем, которого она продает.
Лиля Пальвелева:На этой выставке, уж не знаю, как изначально задумывалось, но здесь получается, что это картина парная. С другого края стены - другая работа, где тоже женщина значительно больше всего, что ее окружает.
Владимир Любаров:В данном случае, она больше именно мужчины, потому что пейзаж, он на заднем плане. Она еще развела руки в сторону, как будто она уже распята на кресте. А мужичок плачет, потому что довел он свою Катю, Машу. Сам погубил, сам и жалеет. Бывает так - побьют. Очень смешно, когда маленький мужичок бьет свою большую жену, когда он еще пьяный, страшный. Поэтому она еще кричит, и ей страшно. А в общем-то, она может и сдачу дать.
Лиля Пальвелева: Здесь явственно слышна тоскливая нота. Впрочем, не она главная. Глаза у героев Любарова - как пуговицы, лица застывшие. Эти люди ко всему притерпелись и ничего менять не желают.
Владимир Любаров: Последняя серия, которую еще не видел зритель, - "Наводнение".
Лиля Пальвелева:Картины, которые висят в этом зале, со странным сюжетом. С одной стороны, он как будто бы вполне бытовой - многие российские деревни каждую заливает, а, с другой стороны, тут есть работа, которая не случайно озаглавлена "Ной". Вы больше имели в виду библейскую ситуацию или житейскую?
Владимир Любаров: Библейскую я имел чуть-чуть в виду. В целом, конечно, это не иллюстрация к Библии. Я видел несколько лет тому назад по телевизору сюжет про деревню (по-моему, она называется "Затон"). Ее затапливает каждую весну. При этом люди, которые там живут, они не переживают, они не строят плотину. Они не борются с водой. Приходит вода – ну , и приходит. Они идут по пояс в воде навстречу друг другу, перелезают на крышу жить. Это для них не трагедия. Они живут в некоем согласии с природой.
Лиля Пальвелева: Вполне логично, что в таком Затоне завелись и освоились русалки - одна в пивной, где все по колено в воде, с мужиками собутыльничает, другая у возлюбленного на коленях примостилась, сигарету курит.
Многие числят в истоках вашего творчества лубок, а еще (сейчас этого почти не встретишь) раньше на рынках продавали на клеенках живопись. Согласны ли вы с этими отсылками?
Владимир Любаров:Согласен. Более того, я надеюсь себя числить продолжателем лубка. Просто дело в том, что я к лубку добавил еще живопись, которой в лубке нет. В плоском пространстве лубка появилась глубина посредством живописи.
Лиля Пальвелева:Еще отличие: лубок раскрашивался, как бог на душу положит, лишь бы поярче было. У Любарова - тонкая гамма приглушенных оттенков. Более всего на это обращаешь внимание в неожиданной серии под названием «Еврейское счастье».
Владимир Любаров: Я поехал в Антверпен. Я первый раз увидел ортодоксальных евреев. Потом, когда я приехал, я начал вспоминать про свою еврейскую бабушку, которая прожила в местечке. У меня начали всплывать истории , которые она рассказывала. 45 лет я их не помнил, а тут они начали всплывать! Понял я, что мне без этой серии никак нельзя. И опять мне помогло Перемилово, потому что не получалась она у меня. Какие-то они были не живые. А я думаю, а почему бы мне не поселить их в свою деревню? Жили же они в черте оседлости. Пусть это будет такое небольшое местечко у меня в деревне Перемилово. Потеснил русских сограждан.
Лиля Пальвелева:На открытии выставки «Провинциальные картинки» яблоку было негде упасть - у Владимира Любарова много почитателей. В плотной толпе сталкиваемся с известным экономистом Евгением Ясиным.
Вы ведь не впервые видите работы Любарова?
Евгений Ясин : Да, мы дружим. У меня есть его картина. Там нарисован такой еврей, который летает в воздухе, как будто бы его сдувает.
Лиля Пальвелева:Картины Любарова Евгений Ясин называет «бесценными».
Евгений Ясин: Прежде всего, потому что вы никогда не перепутаете этого художника с каким-то другим. Первое, самое элементарное - это какое-то неожиданное восхищение, потому что своеобразие большое. Второе - некая камерность, интимность, которая не для общественного обсуждения. Просто как бы эти люди общаются с тобой лично.
Лиля Пальвелева:В отличие от Евгения Ясина, кинорежиссер Петр Тодоровский, придя на вернисаж, впервые увидел работы Владимира Любарова.
Петр Тодоровский : Творчество, по-моему, совершенно уникального художника Владимира Любарова. Я так ни разу не был ни одной выставке. Случайно где-то в журнале, где-то еще... Но, конечно же, он уникален. У него свой мир, свои образы. Впервые в жизни встречаешь, чтобы в живописи обнаружить столько иронии, юмора, но это серьезная живопись, неожиданная совершенно. Я стоял и смеялся , потому еще , что это все наша жизнь.
Лиля Пальвелева:Смеялся не только Петр Ефимович Тодоровский. На открытии выставки лишь один человек оставался невозмутимым - внушительного роста мужчина в строгом костюме и с красной повязкой на рукаве. Стоял в аккурат под картиной «Дружинники». В отличие от нарисованных, вел себя прилично. А на полотне детина смачно надкусывал огромное яблоко. Огрызок уже съеденного валялся тут же, под ногами.
