В Государственном историческом музее после двадцатилетнего перерыва открылся раздел постоянной экспозиции, посвященный Отечественной войне 1812 года. Целых 15 лет Государственный исторический музей был закрыт на реконструкцию и реставрацию.

В конце 2001 года были, наконец, завершены работы над возрождением интерьеров. Основатели музея историки Иван Забелин и граф Уваров полагали, что лепнина и росписи каждого зала должны соответствовать тому периоду, которому посвящена его экспозиция. В 1930-е годы все это благолепие сочли неактуальным. Что-то закрасили, что-то уничтожили.

Подчеркнем — пять лет назад оставались экспонаты лишь в нескольких первых залах, все остальные залы были пустыми. Возвращение знаменитого здания на Красной площади к нормальной музейной жизни растянулось на годы. Постоянную экспозицию восстанавливали поэтапно, начав с древнейших времен.

И вот очередь дошла до XIX века. Для широкого доступа открыли зал под номером 28А. В этом зале посетителей ожидает встреча с подлинными раритетами — вещами, связанными с нашествием Наполеона. Они давно введены в научный оборот, но обычный зритель видел их крайне редко, когда отдельные экспонаты покидали хранилище для участия в тематических выставках. Виктор Безотосный, автор экспозиции «Отечественная война 1812 года», подчеркивает: «Открывает нашу экспонатуру походная кухня из обоза наполеоновских войск. Колеса, чан, бак, — там можно готовить одновременно первое, второе блюдо и чай. Батальон накормить можно было сразу: прообраз современной полевой кухни. Материальный фактор всегда был важен, и Наполеон очень тщательно готовился. Но, конечно, всего просчитать не мог. Одна из причин поражения была в том, что он недооценил степень необходимости снабжения своих войск. Кухонь таких было сделано примерно 60 штук. Они находились в первом корпусе маршала Даву. "Железный маршал", — так называли Луи Николя Даву. Его корпус дислоцировался в Германии с 1810 по 1812 год. Он готовился к войне. Эти кухни появились на территории России вместе с войсками, а когда началось отступление, они все были брошены. Сохранился единственный экземпляр, — и он находится в нашем музее».

«Пуговицы французских войск, найденные на Бородинском поле»

Как утверждает Виктор Безотосный, уникальность экспозиции не только в том, что в ней есть единственные в своем роде вещи, вроде упомянутой полевой кухни. Это собрание еще и самое полное из существующих в мире собраний: «Что касается 1812-го года, то любой музей может нам позавидовать. Мы являемся, могу без всякого преувеличения сказать, главными хранителями раритетов 1812-го года. Экспозиция после капитального ремонта изменилась, и немного изменилась направленность показа. Если раньше французские вещи демонстрировались не в полном объеме, то теперь мы показываем русские вещи наравне с французскими. Потому что в 1812 году на Россию напала самая мощная армия Европы, которой руководил самый талантливый полководец своего времени. Мы показываем личные вещи Наполеона, его генералов, его маршалов, униформу французской армии, чтобы человек мог полностью почувствовать атмосферу 1812-го года через вещный ряд. И хотя бы на минутку представить, что люди испытывали тогда, как они воевали, как они жили».

На старинной коробке стоит надпись: «Пуговицы французских войск, найденные на Бородинском поле». Тот, кто их собирал, осознавал историческую значимость битвы. Эти военные сувениры свидетельствуют о том, с каким мощным противником пришлось столкнуться: на каждой из пуговиц — эмблема корпуса того или иного французского маршала.

С каждым экспонатом связана своя история. Так, в витрине с личными вещами Кутузова совсем не случайно помещен позолоченный столовый прибор. «Подарен фельдмаршалу Александром Васильевичем Суворовым», — поясняет этикетка.

В экспозиции много мундиров. Для них выбирали самые яркие цвета. Красный смело сочетали с зеленым и белым, на эполеты и позументы не жалели золотых нитей. Эпоха еще не пришла к мысли о необходимости военного камуфляжа. Врага устрашали великолепием.

Современное шинельное сукно такое же, как и в 1812 году

В день открытия экспозиции в дверях зала и на лестничных маршах музея выстроились члены военно-исторических клубов. Их самодельные мундиры от подлинных, наверное, не отличит даже тонкий знаток. Говорит один из участников показа: «Есть тут разные полки. Мы представляем гусаров. Есть среди нас и кавалерия, есть и пехота. Все стараются выполнить точную копию мундиров, которые были в то время. Вплоть до пуговиц. К сожалению, ткани, как правило, не идентичные, очень сложно подобрать цвет. Сохранились идентичные английские ткани, но они довольно дороги. Кто-то себе может это позволить, кто-то — нет. Но сукно — оно осталось сукном. В России можно найти серое шинельное сукно, такое в точности, какое оно и было в 1812 году. За границей военно-исторические клубы просто в шоке. Потому что в России до сих пор такое сукно носят».

Из почти такого же толстого и ворсистого сукна (только цвет не серый, а рыжеватый) пошит крестьянский армяк, подпоясанный пестрым кушаком. Это уже не реконструкция, а подлинник из экспозиции. Рядом с манекеном — небольшой ладный топорик, оружие ополченцев. Однако, в бою не только его, но даже сабли, ружья и штыки представить трудно, — слишком красивы и необычны для современного глаза все эти старинные вещи. Между тем, когда-то они рубили, кололи и пронзали живую человеческую плоть. Говорит Николя Шибаев, советник по культуре посольства Франции в России: «Солдат великой наполеоновской армии — капитан Куанье, вспоминал, что в суровую зиму 1812 года, когда вороны замерзали налету, чувство человечности угасло во всех. Сегодня уже мы отдаем дань памяти всем — и русским, и французам. Но самое дорогое — это то, что мы можем утверждать: былые противостояния никогда не прерывали отношения близости и интеллектуального обмена между нашими странами».

Как мог состояться такой исторический парадокс? Почему «супостата» били, но при этом не утрачивали к нему, если не симпатии, то уж, по крайней мере, искреннего интереса? Вот разъяснения Главного герольдмейстера России Георгия Велинбахова: «Эта война, как ни странно, не разъединила наши народы, а во многом зажгла интерес друг к другу. Она не породила ненависти, а породила уважение друг к другу. Можно напомнить знаменитые факты из истории прикладного искусства, из истории нашей культуры, когда образ Наполеона для русской литературы, для русских художников, вскоре после окончания войны был отнюдь не образом врага, а образом человека, чью деятельность — и военную, и гражданскую — тщательно изучали. И можно напомнить, что на столике у Евгения Онегина стояла фигурка Наполеона. И это не просто художественный образ Пушкина, а тогдашняя реальность».

И, может быть, в таких фактах кроется объяснение того, что войну 1812 года не только в России, но и во Франции сегодня считают славной страницей истории.