Новое соглашение Европейского Союза и России по энергетике
Ирина Лагунина: В пятницу, 17 марта, в Москве состоится встреча председателя Европейской Комиссии Жозе Мануэля Баррозу с президентом Владимиром Путиным. Речь пойдет, в частности, о новом соглашении между Евросоюзом и Россией о партнерстве и сотрудничестве, так как срок ныне действующего истекает в 2007 году. Одним из главных его составляющих станет энергетика, в частности, поставки в Европу энергоносителей. Тему продолжит мой коллега Сергей Сенинский...
Сергей Сенинский: Основное из предложений Европейского союза России в части поставок энергоносителей уже известно. И речь идет не о российских газе или нефти. Европейская комиссия предлагает России разрешить свободный транзит по газопроводам на её территории газа, закупаемого Европой в "третьих" странах. Со своей стороны, Европа готова будет в этом случае открыть для российских компаний – в первую очередь, "Газпрома" – свои внутренние рынки природного газа, то есть позволить российским компаниям обслуживать конечных потребителей в европейских странах.
Впрочем, новое соглашение с Россией в энергетике – лишь часть проекта единой энергетической стратегии Евросоюза, представленного на прошлой неделе в Брюсселе председателем Европейской комиссии Жозе Мануэлем Баррозу:
Жозе Мануэль Баррозу: Европа не может позволить себе иметь 25 разных стратегий в энергетике. И у нас есть все инструменты для выработки единой стратегии - законодательные, финансовые, регулятивные, научные, а также соглашения с другими странами. А если так, то единственное, что нам необходимо для реализации общей энергетической стратегии, это – политическая воля.
Проект, который мы представляем, предусматривает достижение в энергетике Европы трех основных целей: экологическая приемлемость, конкуренция и безопасность. Если перенести на географическую карту, то можно представить это как треугольник "Киото, Лиссабон и – Москва!". Киото – потому, что речь идет об экологической составляющей энергетики. Лиссабон – потому, что здесь несколько лет назад руководители европейских стран договорились превратить Европу к 2010-ому году в самую конкурентоспособную экономику мира. И Москва – как пример очень значимого партнера для обеспечения поставок энергоносителей...
Сергей Сенинский: При этом особое значение Европейская комиссия придает второму компоненту – становлению конкуренции на европейском энергетическом рынке. Руководитель департамента энергетики Европейской Комиссии Андрис Пиебалгс:
Андрис Пиебалгс: Европейская Комиссия полна решимости – еще до окончания срока своих полномочий – принять все необходимые меры, гарантирующие становление в Европе по-настоящему конкурентного рынка электроэнергии и природного газа. Цель наших усилий – создать ситуацию, при которой конечный потребитель, скажем, в Португалии, мог бы свободно покупать электроэнергию в Финляндии. И это – достижимо!..
Сергей Сенинский: В 2003 году Евросоюз принял решение, согласно которому с 1-го июля 2004 года компании и предприятия всех стран ЕС должны обрести свободу выбора поставщика как электроэнергии, так и газа, а с 1-го июля 2007 года такой же выбор должен быть предоставлен и любым частным потребителям. Добиться этого на рынке электроэнергетики – оказалось значительно проще, чем на рынке газа. Во многих странах ЕС – Великобритании, Швеции, Финляндии, Германии выбор поставщика электроэнергии уже предоставлен.
На рынках газа – все иначе. Например, в Германии его делят между собой всего три крупнейших компании, все – немецкие: E.On-Ruhrgas, RWE и ENBW, говорит наш корреспондент в Мюнхене Александр Маннхайм:
Александр Маннхайм: Только на долю одной E.On-Ruhrgas приходится 50% этого рынка. С 1-го апреля нынешнего года все потребители газа в Германии, включая домохозяйства, также получат возможность выбирать поставщика топлива, но выбор этот на первых порах будет ограничен довольно небольшим кругом участников рынка, ибо речь идет о региональных компаниях. Иностранные поставщики газа на немецком рынке пока не представлены.
Сергей Сенинский: Возможно, с 1-го октября этого года иностранные компании и будут допущены на немецкий розничный рынок газа. Но компании – только из стран ЕС.
А, например, в Финляндии даже после 2007 года местный рынок газа, скорее всего, еще какое-то время останется монопольным. Из Хельсинки – Геннадий Муравин:
Геннадий Муравин: Весь природный газ, используемый в Финляндии, страна получает из России. Здесь им распоряжается контролируемый государством концерн Gasum, который является монопольным продавцом газа финским потребителям. И эта ситуация, судя по всему, не изменится и в 2007-ом году. Дело в том, что, когда рассматривалась европейская директива по газу, в отношении Финляндии было принято особое решение: она вступит здесь в силу лишь в том случае, если Финляндия будет присоединена к общеевропейской газопроводной сети, либо если Россия перестанет быть единственным поставщиком газа в Финляндию.
Сергей Сенинский: В целом ряде европейских стран на внутренних рынках газа сохраняется так называемая "региональная" монополия компаний. При этом они еще и контролируются государством, хотя и были приватизированы. Как, например, в Италии. Из Милана – Юрий Мальцев:
Юрий Мальцев: Местные региональные консорциумы являются монополистами на своем, региональном уровне...
Сергей Сенинский: Та же примерно картина – в Испании, хотя энергокомпании здесь – частные. Виктор Черецкий, Мадрид:
Виктор Черецкий: Возможности выбрать компанию-поставщика газа у испанцев нет. Импортирует, в основном из Алжира, и поставляет природный газ конечным потребителям одна-единственная компания - «Gas Natural». Она является филиалом корпорации «Repsol», приватизированной в середине 90-ых годов и входящей ныне в десятку крупнейших нефтегазовых компаний мира. Другой её филиал – компания «Repsol-Gas» - занимается производством и продажей газа в баллонах. Ими пользуется почти половина всех семей в Испании...
Сергей Сенинский: Другими словами, на внутренних рынках газа европейских стран – за исключением Великобритании и Швеции, где эти рынки уже либерализованы - конкурентов никто не ждет. Даже европейских. И совсем недавние истории – тому подтверждение. Правительство Франции, которому на 80% принадлежит самый крупный в Европе энергетический монополист – Electricite de France/Gaz de France – делает все, чтобы воспрепятствовать попыткам итальянской Enel приобрести пакет акций еще одной французской компании. А предложение немецкой E.on купить испанскую Endesa инициировало контрмеры со стороны властей Испании.
В свою очередь, предложение Европейской Комиссии России разрешить свободный транзит по газопроводам на её территории газа, закупаемого Европой в "третьих" странах, может не найти отклика в "Газпроме". Причем – по сугубо экономическим соображениям, о чем мы говорим в Москве с аналитиком инвестиционной компании "Проспект" Дмитрием Мангилевым. Прежде всего – о каких "третьих" странах может идти речь? Ведь "труба" до России проложена лишь из Туркмении, Узбекистана и Казахстана.
Дмитрий Мангилев: Возможности Казахстана пока до конца не изучены, и сложно говорить, хватит ли у них запасов газа. Геологоразведка там продолжается и достаточно активно.
Если иметь в виду Туркмению и Узбекистан, все будет зависеть исключительно от того, как будет законтрактован этот газ? То есть, будет ли Россия полностью закупать этот газ...
Сергей Сенинский: Кстати, по соглашению России с Туркменией, с 2007 года весь туркменский газ для Украины перестанет быть "транзитным". То есть его продавцом будет уже не Туркмения, а сама Россия. Если допустить, что Европа будет покупать газ в Средней Азии, подобная схема насколько в принципе вероятна?
Дмитрий Мангилев: Россия уже поставляла среднеазиатский газ в европейские страны под видом российского газа, покупая его в том числе в Туркмении.
В дальнейшем Европа, безусловно, хотела бы получить возможность покупать этот газ напрямую у той же Туркмении, поскольку он там просто дешевле. Вопрос заключается только в том, пойдет ли на это Россия. Я полагаю, что России выгоднее сохранять существующую схему и продавать туркменский, и в принципе среднеазиатский газ, европейским потребителям уже под видом своего газа.
Сергей Сенинский: Другое дело – согласится ли на это Европа?.. И, кстати, свободного доступа к газопроводам других поставщиков газа Евросоюз добивается от России давно, но два года назад фактически отказался от всех своих требований – только бы Москва подписала Киотский протокол!..
Но, если допустить, что Россия согласится на "свободный" транзит газа из "третьих" стран, не останется, по сути, никаких препятствий для того, чтобы такой же доступ к "экспортной" трубе "Газпрома" получили бы и независимые производители газа в самой России...
Дмитрий Мангилев: Это действительно вещи одного порядка, но сложно представить, почему Россия пошла бы на это. Мне представляется, что России в итоге выгоднее сохранить возможности транзита через свою территорию под монополией Газпрома. Это - один из очень прибыльных видов бизнеса. Реальная цена покупки газа "Газпромом" у российских независимых производителей - 22-24 доллара за тысячу кубометров. Другими словами, покупая у них газ по 20 долларов, "Газпром" продает его Европе по 200 долларов...
Сергей Сенинский: На ваш взгляд, сам по себе тот факт, что система газопроводов в России не выделена в отдельную компанию (пусть и под контролем государства), а так и остается в составе единого "Газпрома", возможную сделку с Европейским союзом затруднит ли?
Дмитрий Мангилев: Тот факт, что газопроводы остаются в собственности "Газпрома", а не выделены в отдельную компанию, да, могут затруднить договоренности между Россией и Европой о том, чтобы Европа получила бы доступ к транзиту газа.
Дело в том, что, если эта компания была независимой, то ей было бы выгодно максимально увеличивать транзит и получить возможность повышать транзитные тарифы. То есть она готова была бы предоставить доступ к экспорту в принципе любым поставщикам и покупателям.
"Газпрому" выгоднее продавать газ. И системой газопроводов он для этого пользуется, в первую очередь, как инструментом. А это, на мой взгляд, затрудняет возможную сделку с Европейским союзом по предоставлению ему доступа к транзиту.
Сергей Сенинский: В канун визита в Москву глава Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу заявил, цитирую: "В энергетике Европа и России – взаимозависимы. Вот почему в этой сфере, как и в других, мы просто обязаны расширять сотрудничество".
Завершение работы комиссии итальянского парламента по «бумагам Митрохина»
Ирина Лагунина: В Риме, без обязательного в таких случаях голосования по заключительному документу, завершила работу парламентская комиссия, расследовавшая деятельность спецслужб бывшего СССР на территории Италии. Заключительное голосование было сорвано из-за неявки представителей оппозиции. Столь необычный финал работы комиссии по «бумагам Митрохина» порождает скептицизм относительно возможностей успешного изучения крупнейших преступлений прошлого и предотвращения подобных преступлений в будущем. Об этом в материале моего коллеги Владимира Тольца.
Владимир Тольц: Итак, просуществовавшая в разных составах почти 4 года межпалатная комиссия итальянского парламента, созданная для изучения сведений о советском шпионаже и других форм тайной активности за рубежом, 15 марта завершила свою работу. Все эти годы в сферу внимания комиссии входили столь громкие преступления на территории Италии как похищение в 1978 году бывшего премьер-министра Альдо Моро, взрыв на вокзале в Болонье в 1980 году и покушение на жизнь Иоанна Павла II в 1981 году. Однако членам комиссии, в которую входило 20 представителей верхней палаты парламента (сената) и 20 – из нижней, не удалось достичь единства мнения по всем этим вопросам. Более того, комиссия завершила свою работу без обязательного в таких случаях голосования по заключительному документу. Оно было сорвано из-за неявки оппозиции. По ее мнению, деятельность комиссии, которую возглавлял сенатор Паоло Гуццанти (Paolo Guzzanti), представляла собой "самое большое падение в истории итальянского парламента".
Из Рима - Алексей Букалов.
Алексей Букалов: Итак, как вы слышали, межпалатная комиссия итальянского парламента по расследованию так называемого «досье Митрохина» не смогла представить в сенат республики обещанный доклад о результатах своей деятельности. Как сообщил журналистам председатель этой комиссии сенатор Паоло Гуццанти, на заседании не удалось собрать кворума, не хватило одного участника, чтобы голосование имело законную силу. То есть если бы был 21 человек, проголосовавший за эту работу, то решение имело бы законную силу, а было всего 20. Но тут есть одна интересная деталь, что в канун заседания бывший премьер-министр Италии, такой известный деятель как сенатор Джулио Андреотти, пожизненный, между прочим, сенатор, тоже член этой комиссии, представил ходатайство об отмене голосования, поскольку «подготовленный документ нуждается в серьезной доработке».
Гуццанти, известный журналист и активист правоцентристской партии «Вперед, Италия» (это партия Берлускони) ранее организовал утечку информации и сообщил журналистам, что в докладе содержатся сенсационные доказательства причастности спецслужб к покушению на Папу Римского Иоанна Павла Второго в мае 1981 года. Но известно из разных публикаций, которые были в это время сделаны со слов членов комиссии, что речь идет о интерпретации некоторых фотографий сделанных в день покушения на площади Святого Петра, где якобы запечатлен болгарский гражданин Сергей Антонов, знаменитый сотрудник «Балкан Эйрвейс», авиакомпании национальной Болгарии. Он впоследствии был освобожден итальянским судом за отсутствием доказательств его вины. Итальянские комментаторы рассматривают доклад комиссии Гуццанти, который, напомню, так и не был принят, как направленную против левых сил акцию в проходящей сейчас на Апеннинах предвыборной кампании. Выборы в парламент пройдут 9-10 апреля. Очень может быть, что сенатор Джулио Андреотти имел именно это обстоятельство в виду, когда предлагал отменить голосование.
Владимир Тольц: Мне кажется, нельзя списывать фиаско итальянской комиссии по бумагам Митрохина исключительно на специфику и конъюнктуру внутриитальянской политической жизни. Результаты работы (и общественные сомнения в этих результатах) комиссий, расследовавших аналогичные, покрытые тайной и ложью преступления, совершенные в других странах (напр., комиссии Уоррена по делу об убийстве президента Кеннеди в США или многочисленных следствий и комиссии по делу об убийстве Кирова в СССР) – эти результаты убеждают многих, что до правды в таких делах никогда не докопаться, что она, -сколько бы времени не проходило с момента совершения этих «преступлений века»,- постоянно теряется где-то между политическими спекуляциями по этому поводу и так называемым «оперативным интересом» «компетентных органов», тщательно дозирующих необходимую для понимания дела информацию.
Знающий о последнем не понаслышке ветеран тайных операций КГБ за рубежом полковник в отставке Олег Нечипоренко, за месяц до убийства Кеннеди встречавшийся в Мехико с Ли Харви Освальдом – человеком, которого до сих пор официально числят убийцей американского президента, говорит мне об этом следующее:
Олег Нечипоренко: Акция, о которой вы спрашиваете, это относится к тому информационному пространству и к той части технологии оперативной работы и ее специфики, которые не выносятся и не придаются широкой огласке как результат успешной деятельности. Я повторю, - по специфике. Потому что это связано и с источниками информации, которые помогли это осуществить, я рядом других моментов, методов работы и так далее. По прошествии какого-то времени что-то может стать достоянием гласности, но это зависит от многих факторов, в первую очередь политических. То есть изменение в некий период политической конъюнктуры в данной стране. Вот тогда это может стать в истории достоянием всех и покажет, как это повлияло на ход истории.
Владимир Тольц: Так считает отставной полковник КГБ Олег Нечипоренко, некогда руководивший тайными операциями и против Радио Свобода/Свободная Европа.
А к перечисленным мной факторам, препятствующим общественному пониманию того, что стоит за тем или иным политическим «преступлением века» стоит, пожалуй, добавить еще и противоречивые, часто безосновательные домыслы разного рода журналистов, сценаристов, драматургов, писателей, да и некоторых историков тоже, восполняющих отсутствие необходимой информации и документов полетом фантазии, различными «версиями», среди которых часто та получает первенство, которая наиболее скандальна, необычна, и абсолютно неважно даже порой, как она подтверждается документами и доказывается…
Как вы относитесь к этим рассуждениям? – спрашиваю я у своего римского коллеги Алексея Букалова.
Алексей Букалов: Совершенно согласен. Это очень, мне кажется, интересное замечание, которое действительно объясняет многие дела громкие прошлого и настоящего, которые обернулись пшиком. Конечно, убийц Кирова найти так же трудно, как убийцу Джона Кеннеди. Но я думаю, что здесь есть еще одно обстоятельство, которое связано, я не буду брать другие дела, которыми занималась комиссия Гуццанти. Смысл ее работы и задача ее работы заключалась в том, чтобы в демократической стране, какой является Италия, на будущее сделать какие-то предупреждения обществу о том, что спецслужбы должны находиться под общественным контролем. И если на основании подлинных или сфальсифицированных или каких-то натянутых документов, которые были представлены в этом досье, докладе Митрохина, если эти документы показывают, то на территории суверенного демократического государства спецслужбы, не только советские, чувствовали себя хозяевами, могли творить все, что угодно, за пределами общественного внимания – это очень серьезный сигнал.
Владимир Тольц: Вернемся, однако, к странному финалу работы итальянской парламентской комиссии по бумагам Митрохина, которые некоторые наблюдатели расценивают как фиаско. Что же дальше?
Алексей Букалов: Межпалатная комиссия умерла, да здравствует межпалатная комиссия. Видимо, будет продолжена деятельность какого-то органа, пусть не повторяющего это учреждение. Я сомневаюсь, что если левые придут к власти, они возобновят деятельность этой комиссии в том виде, в котором она существовала. Потому что они считают основной целью этой комиссии бросить грязь на коммунистическую идею как на идею террористическую. Такой был соблазн и умысел, что греха таить.
Все равно, хоть мы так пессимистически объяснили нашим радиослушателям, что никогда тайное не станет явным, все равно, я думаю, эта работа, которую они проделали, ее нельзя назвать фиаско, она не пропадет, не ляжет на полку пылиться. Потому что там были совершенно уникальные вещи. Они, пользуясь своим правом, которое им дал указ президента, они вызывали всех на ковер, всех руководителей спецслужб, да не только итальянских, но и приглашали бывших советских разведчиков, которые давали какие-то показания. Во всяком случае, они были заслушаны даже не на одном заседании.
Я думаю, что все это все равно нужно делать, потому что нужно, чтобы спецслужбы, даже если они находятся за границей и делают как тайные операции, чтобы они знали, что все равно рано или поздно соберется какая-то комиссия, Гуццанти или кого-то другого, пусть это частная попытка частных политиков, депутатов разобраться в правде, все равно такие попытки будут делаться. Потому что пока существует демократическое представление о том, что можно, чего нельзя в обществе, будут такие попытки. Поэтому в любом случае, мне кажется, эта комиссия была нужна, ее нужно было выдумать, даже если бы ее не было.
Владимир Тольц: Так расценивает мой коллега из Рима Алексей Букалов работу итальянской парламентской комиссии, в течение 4 лет анализировавшей сведения перебежчика на Запад, архивиста КГБ Василия Митрохина о тайной активности советских спецслужб на территории Италии.
Ирина Лагунина: Владимир Тольц. К этой теме он вернется в выходящем в эфир в субботу и воскресение выпуске его программы «Разница во времени».
Граждане Прибалтики смогут свободно работать в части Старого Света
Ирина Лагунина: Еще три государства-члена Европейского Союза приняли решение открыть свои рынки труда для граждан 10 стран, вступивших в ЕС в ходе последней волны расширения. Начиная с 1 мая этого года, Португалия, Испания и Финляндия отменяют ограничения на прием на постоянную работу жителей этих центрально- и восточно-европейских государств, а также Кипра и Мальты. рассказывает Ефим Фиштейн.
Ефим Фиштейн: Одна из основополагающих свобод, на которых зиждется Европейский Союз – свобода передвижения людей и идей – постепенно становится реальностью. При этом непосредственно после недавней волны восточного расширения казалось, что именно в этом отношении старые члены Союза своих обязательств не выполняют: только три государства сразу же открыли свои трудовые рынки для «новых европейцев» - Великобритания, Швеция и Ирландия. Остальные оговорили для себя различные по своей продолжительности исключения из правила. Причина была проста – страх перед нерегулируемым наплывом сравнительно дешевой рабочей силы с Востока. Это явление, которое новые члены с самого начала считали скорее фантомным, чем реальным, получило, с легкой руки французов, метафорическое обозначение – страх перед «польским водопроводчиком». И вот сейчас мы являемся свидетелями того, как этот страх рассеивается. Причина нынешнего тренда не столько высокая сознательность политиков, сколько познание того, что особого наплыва изголодавшихся и на все готовых «новых европейцев» ожидать не приходится. Как бы не наоборот, учитывая, что экономики новых членов растут вдвое, а то и втрое быстрее, чем экономики Старой Европы. И судя по всему, этот тренд будет продолжен – буквально на днях французское правительство объявило, что намерено приступить к «постепенной и регулируемой отмене ограничений» на своем рынке труда. Дело в том, что из 5 профсоюзных организаций Франции три высказались в пользу либерализации трудовых отношений. Это настоящий прорыв в развитии ЕС. Последними бастионами протекционистской политики в этой сфере остаются таким образом Германия и Австрия, выговорившие себе семилетнюю отсрочку до полной отмены границ. Какими соображениями руководствовалась, скажем, такая страна, как Финляндия, принимая историческое решение? Об этом я спросил нашего хельсинкского корреспондента Николая Мейнерта:
Николай Мейнерт: 8 марта финское правительство представило парламенту свои выводы относительно дальнейших перспектив использования в Финляндии иностранной рабочей силы из стран, которые два года назад присоединились к Европейскому союзу. Тогда, как известно, высказывались опасения, что страшный наплыв дешевых рабочих придет к катастрофическим последствиям во всем деле трудоустройства местного и, надо сказать, весьма дорогостоящего населения. Финны на тот момент оптимизмом тоже не отличались.
Прошло два года, и что же? На вопрос, надо ли сохранять ограничения после того, как истечет отведенный период, финское правительство отвечает однозначно – нет, не надо. И объясняет почему. Во-первых, последствия во всей картине распределения трудовых ресурсов оказались, по официальной статистике, незначительны. За прошлый год Министерство труда оформило 2600 официальных разрешений и никаких тектонических сдвигов в общей ситуации это, разумеется, не вызвало. Что касается неофициальной стороны вопроса, то есть неофициальных работников, то тут, разумеется, свои проблемы имеются. Но решать их, по мнению финского правительства, как раз проще было бы при унификации трудоустройства, а не его ограничений. По мнению финских экспертов, подобные ограничения лишь стимулируют желание работодателей оформлять своих сотрудников «по-черному», и они уходят и от налогов, и от официальной статистики. А следить за всем и находить правонарушения у контролирующих органов просто не хватает сил. Проще снять ограничения вообще, а все внимание сосредоточить на соблюдении законности.
В Финляндии большая часть приезжающих сюда работников из Эстонии. Это преимущественно строители. Уже сложилось впечатление, что они работают лучше и качественнее финнов, по крайней мере, такое мнение бытует среди финского населения. Ну и конечно же, эстонские строители дешевле. Так вот процесс выравнивания заработной платы может упроститься, если избавиться от и без того не действующих ограничений. Как правило, приехавшие незаконно по нынешним меркам рабочие не регистрируют свое проживание в стране и проследить за их передвижением практически невозможно. Поэтому гораздо эффективнее было бы наладить и доработать сам процесс регистрации, чем настаивать на сохранении квоты барьеров. Финны зашли так далеко, что предложили в будущем воздержаться от подобных ограничительных мер в принципе, когда и если в Европейский союз будут приняты Болгария и Румыния. Кстати, сообщение о выводах финского правительства совпало по времени известием о некоторых, скажем так, неясностях с выплатой заработной платы эстонским строительным рабочим на Аланских островах, это часть Финляндии. Вот именно на таких случаях предлагается сосредоточить основное внимание. А перемещение рабочей силы после расширения ЕС не вызвало никаких существенных изменений, во всяком случае, по финским меркам.
Ефим Фиштейн: Как уже было сказано, на противоположном конце умозрительной диагонали стоят Германия и Австрия – они пока не собираются пересматривать свое решение не допускать на свою территорию в массе работников с Востока. Чего они опасаются? Об этом я говорил с австрийским экономистом д-ром Димитаром Димитровым – болгарин по происхождению, он работает в венском исследовательском институте Когниом Экономик:
Димитар Димитров: Первое, что нужно учитывать – совокупность нескольких факторов. С одной стороны, это более-менее сложившиеся традиции после вступления Австрии в Европейский союз. Она пытается в любом отношении откладывать применение полностью всех элементов либерализации в отношении экономических процессов, так как это в принципе повлекло бы за собой очень быструю адаптацию всех других элементов организации австрийской экономики. С другой стороны, Австрия долгое время проводила политику принятия не очень высококвалифицированной рабочей силы из-за рубежа. В этом отношении долгое время ее критиковали международные организации, которые рекомендовали более сильную либерализацию рынка рабочей силы. И в-третьих, это сугубо политическая установка и структура политического процесса в Австрии. Здесь существует механизм социального партнерства, он очень сильно подключен к процессу принятия решений. И в этом смысле роль профсоюзов очень сильна в Австрии все еще. Так что профсоюзы тоже имеют свой вес в процессе принятия и вырабатывания решений по всем этим вопросам.
Ефим Фиштейн: Но если даже такие профсоюзы, как французские, которые в экономических процессах своей страны играют исключительно заметную роль, ныне резко меняют позицию, склоняясь в пользу открытия внутреннего рынка труда, то почему австрийские профсоюзы так упорно держатся за старые представления?
Димитар Димитров: Полностью согласен. Дело в том, что когда мы говорим о профсоюзах Франции и о профсоюзах в Австрии, мы говорим о разных ценностных системах более-менее, которые сложились в течение исторического политического процесса. Просто ставку, которые делают здешние силы на обеспечение рабочей силы, тех рабочих, которые состоят в членах профсоюзов или являются потенциальными членами этих профсоюзов, намного больше по сравнению со всеми остальными государствами – это с одной стороны. С другой стороны, разумеется, нужно учитывать и тот факт, что в принципе есть высокий элемент выраженности национального самосознания в Австрии. И в-третьих, нужно учитывать другой факт: Австрия является маленьким соседом Германии, более или менее ощущение различий национальностей в отношении Германии намного сильнее и чувствительнее воспринимается в Австрии, чем, например, в остальных странах. И поэтому Австрия более или менее боится притока рабочей силы и со стороны Германии. Это направлено не только против новых или не членов Европейского союза, а даже и в отношении потенциальных рынков конкурентоспособной рабочей силы других стран-членов.
Ефим Фиштейн: Венский экономист Димитар Димитров изложил причины, по которым австрийское правительство не присоединилось пока к почину Португалии, Испании и Финляндии. А как отнеслись к сообщению об этом те, кого это непосредственно касается – страны Центральной и Восточной Европы? Ну, например, Польша. Я позвонил в Варшавский Центр международных отношений и связался с его экспертом Войцехом Борозичем-Смолинским. Послушайте, чем он объясняет решение трех стран открыть свои рынки труда:
Войцех Борозич-Смолинский: Мне думается, что главной причиной, побудившей эти государства открыть свои рынки труда, был опыт Великобритании. Британия с первого дня нашего членства в ЕС приняла принципиальное решение о допуске наших людей на свой рынок, и это решение тысячу раз оправдало себя. Польские работники внесли свой вклад в рост британского валового внутреннего продукта, в общий рост благосостояния общества. Именно этот положительный опыт и побудил других последовать британскому примеру. Надо отметить и то, что нам не приходится стыдиться за своих земляков в Британии – они прекрасно и добросовестно работают и ведут себя вполне прилично. Они выполняют свои обязательства как трудовые, так и гражданские. Так, что в основе решения лежат прежде всего экономические интересы: те страны, которые, как Португалия или Испания, нынче открывают свои рынки труда, попросту нуждаются в квалифицированной рабочей силе. Восточноевропейцы заполнят в первую очередь те лакуны, которые сейчас пустуют, будут выполнять те работы, которые португальцы или испанцы по каким-либо причинам делать не хотят. Иными словами, эти правительства думают прежде всего о себе, о том, чтобы обеспечить социальные потребности своих государств.
Ефим Фиштейн: Есть ли данные о том, какую модель поисков работы за рубежом избирают для себя поляки: выезжают навсегда или на время, и через какое время возвращаются?
Войцех Борозич-Смолинский: Очень трудно ответить на этот вопрос. Обычно предлогом для отъезда молодых людей – а выезжает преимущественно молодежь – является желание приобрести жизненный опыт и квалификацию, заработать немного денег. Все они в принципе намерены рано или поздно вернуться и обосноваться у себя на родине. Есть и такие, кто неплохо владеет языком, но не может найти работу по специальности дома. Подавляющее большинство из них позднее возвращается в Польшу и здесь вкладывает заработанные деньги. Об этой категории людей никак нельзя говорить, как об эмиграции. Их пребывание по месту работы за рубежом обычно продолжается от одного года до двух лет. Потом они возвращаются. Но нельзя исключить и такой вариант, что кому-то из них приглянется на новом месте и он там останется. В этом нет ничего дурного. Особенно, если дома он не может подыскать работы по квалификации или за схожие деньги.
Ефим Фиштейн: А не следует ли опасаться каких-то необратимых изменений в самом польском обществе в результате такой утечки?
Войцех Борозич-Смолинский: Чего следует опасаться, так это утечки мозгов, отъезда высокообразованных людей. Когда люди молодые, образованные, активные покидают свою страну из-за того, что дома не могут найти себе достойного места – это всегда плохо. Определенная проблема здесь есть, но я не думаю, что уход этих людей на Запад в поисках работы может дестабилизировать народное хозяйство страны или как-то существенно повысить уровень безработицы в Польше. У безработицы совсем другие причины и другая структура.
Ефим Фиштейн: Сегодня уже нельзя сомневаться в том, что страны ЕС, не намеренные открыть свой рынок труда,
уже в ближайшем будущем останутся в меньшинстве, что может, в конечном счете, нанести их экономике больше вреда, чем пользы.
Что такое свобода прессы для арабских стран.
Ирина Лагунина: В столице Египта Каире прошла международная конференция «Свобода арабской прессы и диалог цивилизаций». Это – попытка неправительственных организаций обсудить не на улице и не в ходе демонстраций, а в профессиональном журналистском кругу, что произошло в мире после публикации карикатур на пророка Мухаммеда и как арабская и европейская пресса понимают свободу слова. О свободе прессы в арабском мире мой коллега Олег Панфилов.
Олег Панфилов: В начале марта национальное собрание (парламент) Кувейта утвердило новый закон о печати и СМИ, согласно которому власти не имеют права заключать журналистов в тюрьмы без суда, сообщает кувейтское агентство КУНА.
Принятие нового закона было продиктовано многочисленными просьбами населения страны, разнообразить кувейтскую прессу, чтобы рядовые кувейтцы могли получать весь спектр информации по различным проблемам, имели возможность узнать разные, в том числе оппозиционные точки зрения на важнейшие вопросы жизни государства.
«Закон о печати, утвержденный парламентом, - это важное демократическое достижение в области свободы прессы, и мы надеемся, что с его помощью в стране значительно повысится качественный уровень журналистской деятельности и в целом СМИ», - сказал министр информации Кувейта Анис ар-Рашид. По его словам, «Проблемы со свободой слова возникают в тех странах, где власти боятся узнать мнение своего народа. В Кувейте этого не боятся, наоборот, мы хотим, чтобы люди высказывали свои взгляды свободно», - подчеркнул министр информации.
Однако не все расценили появление нового закона как пример демократических преобразований в Кувейте. Ибрагим Навар, президент Arab Press Freedom Watch, считает, что кроме некоторых положительных новшеств закон имеет репрессивные положения.
Но прежде чем познакомить вас с мнением Ибрагима Навар, представлю гостя – это Елена Супонина, обозреватель газеты «Время новостей» и Акрам Хузам, недавно возглавивший арабскую службу российского спутникового телеканала «Russia Today».
А теперь мнение Ибрагима Навара.
Почему в целом в международной прессе новый кувейтский закон получил одобрение, а ваш анализ этого документа – отрицательный.
Ибрагим Навар: Единственное, что можно отнести к положительным изменениям в этом законе – это возможность открывать в Кувейте новые газеты. Из-за системы лицензий, которая там существовала, за последние более чем 20 лет в Кувейте не было открыто ни одной новой газеты. Новая лицензионная система позволяет создавать новые публикации, и это большой шаг вперед. Но наряду с этим в закон внесено много негативных моментов.
Олег Панфилов: Но разве это не позитивный момент, что новый закон запрещает задерживать журналистов без санкции суда?
Ибрагим Навар: Ордер суда будет выдаваться автоматически в соответствии с новым законом в тех случаях, когда речь идет власти сочтут, что журналисты нанесли ущерб безопасности страны или ее интересам, что они оскорбили религиозные убеждения или нарушили политику государства. И что очень важно, за все эти нарушения – по новому закону – срок тюремного заключения резко увеличен: до 25 лет и до пожизненного заключения.
Олег Панфилов: Что означает свобода прессы в арабском мире. Это та же модель, какая существует на Западе? Или для вас свобода прессы и свобода слова это нечто иное?
Ибрагим Навар: Есть четыре основы свободы прессы. Во-первых, право общественности, граждан учреждать новые издания и теле и радиостанции. На Западе и в других либеральных странах достаточно просто оповестить соответствующее учреждение. А иногда и этого даже не требуется. Можно просто начать издавать газету. Здесь такой свободы нет. Во-вторых, это доступ общественности к информации. В свободном мире нет никаких ограничений на распространение информации за исключением государственных секретов, которые точно описаны законом. В арабском мире, если государство не хочет, чтобы какая-то информация попадала на суд общественности, оно просто блокирует ее. И законы не регулируют распространение информации, а накладывают запреты. Они поддерживают право государства скрывать информацию от общественности. В-третьих, право на собрание. Журналисты в арабском мире, особенно в регионе Персидского залива, лишены возможности создавать профессиональные союзы для защиты своих прав. Это запрещено законом. В-четвертых, честная и справедливая судебная система, которая поддерживала бы эти три условия свободы прессы.
Олег Панфилов: Но вот вы сказали, что в Кувейте теперь разрешили создавать новые газеты…
Ибрагим Навар: Чтобы учредить новую газету, у компании должно быть на счету почти 900 тысяч долларов США. А это означает, что только привилегированные, только богатые, только бизнес-элита будет в состоянии открывать новые газеты, а общественность этого права опять лишена.
Олег Панфилов: Где положение журналистов в арабском мире лучше, где хуже? Скажите о рейтинге положения журналистов в арабском мире.
Ибрагим Навар: Марокко и Египет – в списке наиболее благополучных стран. В Египте благодаря независимой прессе, которая постоянно повышала планку, теперь можно свободно критиковать президента и правительство. Чтобы правитель подвергался критике! Такого раньше во всей истории Египта не было. И это не власти дали прессе такое право, это пресса его добилась. То же самое и в Марокко: там можно критиковать самого короля. В Судане, Саудовской Аравии, Сирии или в Алжире критиковать власти или королевские семьи запрещено. Хуже всего дело обстоит в Сирии и в Саудовской Аравии. В Сирии, чтобы открыть газету, надо получить разрешение Совета Министров. А после этого вы будете печатать газету в правительственной типографии и распространять ее через правительственную почту и сеть киосков. Более того, чтобы работать журналистом, надо сначала получить лицензию от правительства. Это – самый репрессивный режим в арабском мире.
Олег Панфилов: Елена, вы бывали уже в Кувейте и знаете примерно, в каком положении находится кувейтская пресса. Этот закон изменит ситуацию в стране?
Елена Супонина: Я бы не сказала, что в Кувейте пресса так уж затравлена. Там есть определенные свободы, которые для королевства Персидского залива мне показались даже удивительными. Не все так уж плохо. И новый закон, с одной стороны, прижимает журналистов, там есть много вопросов по увеличению тюремных сроков заключения, есть много вопросов, которые касаются религиозных тем – это самая запретная тема в арабских странах. Оскорблять пророка Мухаммеда, как это произошло, например, в датской прессе, там за это сразу могут в тюрьму посадить. Но в то же время есть послабления, в частности, создание новых газет, хотя это обусловлено и многими материальными вопросами. Но все-таки Кувейт движется в более-менее нормальном направлении в плане свободы прессы.
Олег Панфилов: Если только сейчас приняли этот закон, значит ли это, что журналисты работали в каких-то других условиях? И скажите, что из себя представляет кувейтская пресса.
Елена Супонина: В Кувейте много неплохих газет, есть частные газеты - это достаточно известные газеты в арабском мире. Они работают на хорошем профессиональном уровне. Действительно, в течение сорока лет, наверное, в Кувейте не создавалось новых известных изданий, нет там нового телевидения. Телевидение, конечно, достаточно скованное, в новостях очень много внимания уделяется жизни правящей семьи, династии Ас-Сабах. И когда смотришь новости по кувейтскому телевидению, иногда даже смешно становится: все остальные арабские телеканалы, особенно частные, такие как «Аль-Джазира» или «Аль-Арабия», они действительно дают новости – взрыв там-то, убийство того-то, где-то еще что-то произошло, а кувейтское телевидение занудно, очень долго рассказывает про то, как эмир встретился с тем-то, как заместитель эмира встретился с тем-то, и проходит 20-30 минут, пока наконец это телевидение добирается до нормальных новостей. Это, конечно, специфика, такого нет во многих арабских странах.
Олег Панфилов: Акрам, вопрос, на который Ибрагим Навар не совсем ответил, когда мы его спросили по поводу того, насколько отличается понятие свободы слова в арабских странах от общепризнанных европейских понятий свободы слова. Скажите, что значит свобода слова для журналистов арабских стран?
Акрам Хузам: Вы знаете, термин на самом деле очень сомнительный для арабских стран. Потому что мы в Европе считаем, что средства массовой информации - это четвертая власть, то по тексту означает, что первая, вторая, третья власть существуют. А у нас в арабском мире, к сожалению, не существует этой власти. Поэтому на самом деле сомнительно насчет четвертой власти, насчет свободы слова. Даже в таких телевидениях как «Аль-Джазира», как «Аль-Арабия» в последнее время, тоже они уже пошли по общей ситуации, которая существует в регионе. То, что скажет эмир или как скажет президент или как скажет король, так и будет. Поэтому на самом деле ситуация там драматичная в этом плане.
Олег Панфилов: И тем не менее, вы согласны с рейтингом, который обозначил Ибрагим Навар о том, что пресса Египта и, кажется, Марокко выше по степени свободы слова?
Акрам Хузам: Я не совсем согласен с ним, потому что в Ливане исторически, поскольку на самом деле страна, которая отличалась от других, что она на море, занималась торговлей, многие иностранцы приехали туда, финансовая сфера развита очень, поэтому свобода прессы в Ливане. Она исторически отличалась от Египта и от Марокко. Если Марокко или Египет сравнивать с Саудовской Аравией, там большой прогресс. Но, на мой взгляд, Ливан занимает первое место в плане свободы слова. Для меня это все относительно, эти разговоры.
Олег Панфилов: Елена, принятие этого закона в Кувейте, по все видимости, новый политический шаг. Что это означает: что для части арабского мира происходят какие-то изменения в политике? Можно ли ожидать, что подобные изменения будут в соседних странах? И вообще, с чем это связано, как вы думаете?
Елена Супонина: Во-первых, изменения произошли в самом Кувейте, где в начале года скончался эмир Джабер. Он хотя и мало принимал участия в повседневной политической жизни, но все-таки за ним стояли достаточно консервативные кувейтские политики. А к власти сейчас пришел шейх Сабах, он отличался всегда большим либерализмом, он хорошо известен на Западе. Я предполагаю, что, возможно, это его даже личное влияние. Когда эмир Джабер еще в прошлом году серьезно заболел, это именно шейх Сабах, новый эмир протолкнул закон, позволяющий женщинам принимать участие в выборах, избирать и быть избранными. Вокруг этого закона шла очень большая борьба. Очень много депутатов кувейтского парламента, особенно близких к исламистским течениям, были резко против этого закона. Такая же борьба шла и вокруг закона о СМИ. И здесь, кстати, исламисты повлияли на закон достаточно сильно, то есть если в некоторых положениях закон дает свободы, то в той части, где можно заподозрить нарушения религиозных норм, оскорбление пророка Мухаммеда, даже были внесены дополнительные положения: нельзя оскорблять не только пророка Мухаммеда, как было в старой редакции, но и всю семью пророка, всех его сподвижников, те самые, которые жили в 7 веке нашей эры, и нельзя оскорблять жен пророка. Кстати, насчет жен действительно в Кувейте и в других арабских странах бывают ситуации, когда журналисты вспоминают, например, самую молодую жену пророка Мухаммеда Айшу, которой было 9 лет, и начинаются шуточки насчет этого. Такие шуточки пресекаются сразу.
