Вице-президент французского трибунала по особо важным делам Жан-Луи Брюгьер 25 лет занимается расследованием деятельности террористических групп. Путешествует под охраной телохранителей. Это он доказал, что покушавшийся на Папу Римского Али Агджа проходил тренировку в лагере Шакала. Я встретилась с судьей Брюгьером в Австрии на сессии неправительственной организации «Зальцбургский семинар». Сессия была посвящена терроризму и той цене, которую мы платим за общественную безопасность. Прежде чем перейти к беседе с судьей, приведу сообщение американской телекомпании Си-Би-Эс от 4 ноября прошлого года:
«Исламистам удалось заполучить ракеты "земля-воздух" советского производства на черном рынке в Чечне, утверждают источники в европейской разведке. Две ракеты были предназначены для ячеек, действующих в Европе, где, как заявляют спецслужбы Франции, террористы планировали взорвать самолеты в аэропорту имени Шарля де Голля. Еще две ракеты, по данным разведки, предназначались для палестинской группировки в Ливане. Перемещение ракет отслеживалось разведывательными органами, начиная с Турции».
Успех этого расследования во многом связан с именем судьи Жана-Луи Брюгьера.
- Господин судья, в последнее время мы наблюдаем, что часть мусульманского населения, особенно молодежь, начинают все более благосклонно относиться к радикальному толкованию ислама, охотнее участвуют в интернет-чатах, выражают поддержку и всяческое одобрение действиям террористических группировок. Радикализация способствует расширению террористических сетей?
- В принципе, да. Но это очень сложная проблема, поскольку сеть сама по себе настолько раздроблена – особенно после начала войны в Ираке, - что отследить процессы в ней нелегко. Есть ли связь между тем, что описали вы – способностью радикально и экстремистски настроенных людей вступить в террористическую сеть – и угрозой, исходящей от терроризма, сказать сложно. В чем я уверен, так это в том, что конфликт в Ираке значительно расширил процесс набора добровольцев в фундаменталистски настроенных слоях населения. Именно поэтому, на мой взгляд, мы все, и прежде всего разведывательное сообщество, должны серьезнее подходить к чатам и экстремистским веб-сайтам – получать из них информацию не только о радикальных настроениях, но и о вербовке в террористические организации. Надо также серьезнее относиться к спутниковому телевидению, которое может давать даже прогноз событий в местах, где идет джихад – в Палестине, в Чечне и, конечно, в Ираке. Вот это – важно. Но поймите, у нас нет легких ответов, как найти решение этой проблемы.
- Вы сказали, что террористическая сеть сейчас раздроблена. Чем это вызвано? Тем, что, как утверждают американские официальные лица, США удалось арестовать или уничтожить около 3 тысяч членов «Аль-Каиды»? И это распылило сеть?
- Нет, нет, абсолютно нет. Это ни в коей мере не способствовало раздробленности. Раздробленность – эволюция самой сети. И понимаете, «Аль-Каида» сама по себе опасна, но она не представляет особой угрозы на операционном уровне. Есть еще огромное количество мини-структур, мини-сетей. Может быть, они связаны с «Аль-Каидой», может быть, нет, но они разделяют ту же самую концепцию джихада. И они есть повсюду. Мы полагаем, что виной тому – иракский кризис, и Ирак сыграл значительную роль в росте террористической угрозы в мире. Угроза стала глобальной. И охватить ситуацию в целом очень сложно. Если у вас нет всех данных, у вас нет и видения ситуации. Более того, эта сеть постоянно перемещается, постоянно мутирует. Понять, почему происходят эти перемещения, очень сложно. Иногда за ними нет никакой логики. Невозможно понять, почему два человека, две группировки встречаются именно здесь и именно в этот момент. Почему не раньше? Почему не позже? Проблема правоохранительных органов и разведки состоит в том, что надо собирать максимальное количество информации, надо наладить обмен этой информацией – и с Соединенными Штатами, и внутри Европы, и вне Европы, и на Ближнем Востоке. Надо собрать все воедино и отследить шаг за шагом, в какую сторону склоняется вектор угрозы. Угроза сейчас видоизменяется очень быстро.
- Что вы имеете в виду?
- Она абсолютно отлична от того, что было во времена «холодной войны». В то время структура террористических групп напоминала структуру разведывательных служб с соответствующей субординацией. А сегодня командования нет. Если завтра мы захватим или убьем Усаму бин Ладена, это не будет иметь прямого влияния на террористическую угрозу. Это важная фигура? Конечно, но он сам по себе не совершает теракты. Сеть распылена по миру. Именно поэтому я говорю, что если мы все не будем в состоянии проводить общий анализ и вырабатывать общий ответ на эту угрозу, глобальный ответ, то мы не сможем побороть это явление, уничтожить все эти группы и выиграть войну.
- Самая большая опасность – если эти группы обзаведутся оружием массового уничтожения. Вы столько лет расследуете террористические сети. Насколько близко они подошли к тому, чтобы получить это оружие?
- Это – возможная перспектива, и мы постоянно держим это обстоятельство в поле зрения следствия. Мы очень осторожны в этом плане. Мы знаем, что некоторые группы делали попытки получить технологию химического оружия. И даже не столько оружия, сколько токсичных веществ. Помните группировку в Лондоне, которая экспериментировала с рицином в 2002 году? Мы также знаем, что на мировом рынке вполне можно купить радиологические материалы, включая материалы, которые используются в медицине и в индустрии. Их можно использовать в «грязной» бомбе. Исключать нельзя ничего.
- Вы сказали, что Чечня – часть глобального джихада. У вас есть доказательства связи чеченских групп с другими исламистскими группировками?
- Да, я могу это подтвердить. У меня есть легальная информация, свидетельства того, что есть прямые связи между группой Басаева и «Аль-Каидой», особенно с Абу Мусобом аз-Заркауи. И проблема Чечни – это часть глобальной проблемы терроризма. Это уже больше не только российская проблема. И нам на Западе надо выработать новый подход к Чечне, потому что Чечня – это часть того, что я называю «цепочкой северных кризисов». И мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить любую возможную акцию, устремленную с севера на юг. Было бы неправильно, если бы мы начали ослаблять возможности России и ее способность контролировать ситуацию, потому что ситуация, например, в Центральной Азии и в Пакистане и так становится все хуже и хуже. Так что для нас чеченская проблема – очень важный и вопрос. И я еще раз говорю, что эта группа, действующая в Чечне и на Северном Кавказе, непосредственно участвует в борьбе за дело джихада и поэтому связана с «Аль-Каидой».
Доказательств мне судья Брюгьер не предоставил. Но вот какая история приведена в новой книге Жана-Шарля Брисара «Заркауи: новое лицо "Аль-Каиды"». 10 июля 2002 года ЦРУ предупредило турецкие власти о том, что в страну должен прийти груз с высоко токсичным веществом. Местная группа должна была в течение 20 дней использовать это вещество против американского и российского посольств в Анкаре. Жесткий срок был обусловлен тем, что по его истечении вещество утратило бы свои свойства. В связи с этим готовящимся терактом ЦРУ представило Анкаре две фамилии – Абу Атийя и Абу Тайсир. Американские власти также обратились к Эдуарду Шеварднадзе – в то время президенту Грузии – с просьбой разобраться с лагерями в Панкисском ущелье. Но в августе 2003 года Абу Атийя был пойман не в Грузии, а в Азербайджане. Иорданец, как и аз-Заркауи, Абу Атийя женился на чеченской женщине и обосновался в лагерях, где обучал боевиков пользоваться токсичными веществами. В учениках у него числились, например, граждане Франции Менад Банчеллали и Меруан Бенхамед. В декабре 2002 года французская полиция провела рейды в пригородах Парижа. Были изъяты два газовых цилиндра, различные химические вещества, костюм химической защиты. Следствие выявило, что обе раскрытые ячейки экстремистов возглавляли как раз Меруан Бенахмед и Менад Банчеллали. Брат Менада, кстати, сидит в Гуантанамо. В квартире Менада были найдены многочисленные баночки из-под крема Nivea , в которых он хранил рицин. А большинство членов его группы по подготовке химической атаки были завербованы алжирцем по имени Абу Доха. Абу Доха – близкий соратник аз-Заркауи. Его тоже удалось арестовать. Лишь в 2004 году судья Брюгьер публично заявил, что французские власти предотвратили теракт с применением химического оружия в парижском метро.
- Почему ваша работа все эти годы была столь успешной? В чем ваш секрет? – этот вопрос я снова адресую Жану-Луи Брюгьеру.
- Не знаю. Думаю, у нас просто есть очень большой опыт, может быть, самый большой в Европе, потому что мы начали свою работу в 1975 году. Первый теракт во Франции произошел в 1974 году. И именно из-за этого печального опыта мы были вынуждены в 1986 году инициировать изменение закона и создать специальные группы, в которые были включены прокуроры и следователи, работающие над проблемой терроризма. Более того, мы включили в этот процесс разведку. Очень важно, что мы можем использовать данные разведки в работе правоохранительных ведомств и юстиции. Мы имеем возможность использовать любую информацию для того, чтобы разрушать «спящие ячейки», находящиеся у нас или в соседних странах, готовые в любой момент поддержать террористическую деятельность. А когда захватываешь «спящую ячейку», то, во-первых, получаешь много дополнительной информации, а во-вторых, защищаешь страну от возможных терактов.
