Виктор Резунков: Сегодня в Петербургской студии Радио Свобода в гостях скульптор, художник, театральный постановщик, член Нью-Йоркской Академии наук, академик искусств Европы Михаил Шемякин.
Культурная жизнь в России и в мире, памятники и политика, церковь и художники – об этом и многом другом мы поговорим сегодня.
Михаил, я хотел бы прежде всего попросить вас рассказать о тех больших проектах, над которыми вы сейчас работаете. Об этом, кстати, говоря, ничего не пишет и не рассказывает пресса, последнее откровение было в январе, когда говорили о ваших постановках за границей опер.
Михаил Шемякин: Ну, пресса часто пишет, в общем, о других, более значительных событиях – в каких кальсонах появился Киркоров на сцене или пробежался по спальне. То, чем я сейчас занимаюсь, довольно интересно. Я работаю над очень большим для меня проектом. Должен выйти вот уже в октябре на экраны мультфильм – это моя первая работа в новой, для меня совершенно не исследованной области. Мы работаем с замечательным коллективом, как говорили в старое доброе советское время, «Союзмультфильм», которым руководит Кирокасян Акоп, человек, который создал много интересных фильмов и который несколько лет назад пригласил меня сотрудничать. Он очень любит мои работы и считал и по сей день считает, что мои персонажи могут очень здорово смотреться с экрана в мультфильмах. Вот сейчас мы делаем мультфильм «Золотой горшок» - это как бы вариации на тему Гофмана. Замечательный профессионал, сценарист Славкин написал сценарий, режиссер, тоже большой могиканин этого искусства, Соколов – с ним мы сейчас работаем и делаем этот довольно любопытный фильм. Там, в общем-то, куклы, которые будут бегать и показывать свои чудеса в духе Гофмана.
Виктор Резунков: А продолжительность какая будет?
Михаил Шемякин: Это пока как бы заявка, для мультфильма это тоже довольно солидное время – 17-18 минут. А после этого мы будем искать спонсоров для создания полнометражного фильма, с которым мы надеемся выступить и показать, что же такое действительно серьезное и большое кино, в области кукольного жанра.
Виктор Резунков: Последние сообщения были о том, что вам в Самаре удалось договориться об установке памятника жертвам политических репрессий, и о памятнике Владимиру Высоцкому. Так ли это, удалось ли найти деньги?
Михаил Шемякин: Денег пока не нашли, тем не менее, мы встречались с губернатором, замечательный человек – Титов, который уделил мне 2 часа. Мы с ним мило беседовали, говорили о проектах. Я думаю, что он человек необычайно деятельный и сделает все, чтобы этот памятник, один и второй памятники, вернее, были установлены в Самаре. А памятник Владимиру Высоцкому предложил он сам мне, потому что вот этот человек, оказывается, много лет тому назад и устраивал этот замечательный концерт, о котором Володя мне часто говорил, рассказывал, когда во Францию приезжал, когда он впервые (и, по-моему, больше таких концертов не было) пел перед пятитысячной толпой на стадионе. Вот один из устроителей, самых активных, этого концерта и был как раз нынешний губернатор. Поэтому он обожает Высоцкого и, я думаю, сделает все, чтобы памятник Высоцкому все-таки был сделан там.
Виктор Резунков: Вы неоднократно говорили, что не хватает денег, не находятся деньги на многие ваши проекты. Какие проекты в последнее время вы не можете осуществить из-за финансовых затруднений?
Михаил Шемякин: Сейчас мы ищем деньги, вернее, люди, которые занимаются этим проектом, ищут деньги для памятника Гофману – «Гофман и его мир». Проект одобрен президентом, и Шредер, кстати, который видел проект этого памятника, тоже принимал активное участие в рассмотрении и в одобрении этого. Это для Калининграда, в прошлом Кенигсберга. И много проектов, в общем, зарубается по простой причине, о которой когда-то сказал президент России, я храню бережно эту газету с таким заголовком из его высказывания: «Россия – богатейшая страна с бедным народом». Поэтому все упирается вот в эту бедность.
Виктор Резунков: Да, но президент в свое время, когда говорил по телефону об оставлении вам мастерской, сказал: «Мы выгнали его в 1971 году, а сейчас надо создать ему условия». Было такое?
Михаил Шемякин: Он сказал, что очередь подошла и нужно все-таки выделить Шемякину мастерскую. Я, правда, там не работаю, но, как вы знаете, уже несколько лет Центр и Фонд Шемякина функционирует, мы делаем концерты, мы делаем научные экспозиции, и я думаю, что это гораздо здесь важнее, нежели я бы здесь сидел и переводил глину впустую.
Виктор Резунков: Мы еще поговорим о Фонде и о Центре. Я бы еще хотел задать такой вопрос. Основные вехи вашей жизни: Ленинград, Париж, Нью-Йорк и далее везде. Вы ощущаете себя «гражданином мира»? Вообще, кем вы себя ощущаете?
Михаил Шемякин: Вы знаете, это какое-то пышное название – «гражданин мира». Ну, кем я себя ощущаю? Русским художников, Мишкой Шемякиным, как всегда я себя и ощущал, где бы я ни жил.
Виктор Резунков: Русским художником прежде всего, да?
Михаил Шемякин: Конечно. И потом, я никогда не стремился… Во Франции я отказался в свое время от французского паспорта, потому что меня унижала как бы вот это понятие: натурализированный француз, лишенный определенных прав. Американский паспорт я взял, потому что в Америке, как говорится, все приезжие, даже те, кто 300 лет тому назад приехал, как предки моей супруги Сары Декей когда-то прибыли из Франции. Поэтому я себя всегда считал русским художником, и когда появилась первая возможность что-то делать в России, я приехал сюда и в меру своих скромных возможностей пытаюсь что-то делать.
Виктор Резунков: Михаил, что вы можете сказать о состоянии сегодняшней культуры в России?
Михаил Шемякин: Очень сложный и очень больной, я бы сказал, тревожный вопрос. Что касается музыки, в этом плане более-менее все в порядке. Мариинский театр вызывает аплодисменты по всему свету, и оркестр, и великолепная балетная труппа. Конечно, знают российских композиторов. Конечно, принимают на ура и Темирканова, и Спивакова, и Гергиева, и заслуженно абсолютно. Что касается изобразительного искусства, то, конечно, здесь очень много проблем, которые идут только по нарастающей, как выражались в свое время в России. К русским художникам по-прежнему отношение на Западе, особенно в Америке, снисходительное, пренебрежительное, потому что считается, что после Малевича ничего толкового не делалось. За исключением довольно активной толпы концептуалистов, минималистов, любителей перформанса, типа Кулика – очень талантливый, в общем, человек. Ну, Кабаков – это уже, как говорится, обросшая седым волосом глыба со своими «Коммунальными квартирами», он уже давно въехал, занял нишу. Комар и Меламид со своим зубоскальством по поводу мертвого Ленина верхом на мертвом Сталине – это все понятно.
И сейчас еще такая довольно активная молодежь. Например, выставку – что из себя являет Россия за тысячу лет, от иконы и до сегодняшнего дня, - я узнал, что на выставку в Гугенхайме в Бильбао был торжественно включен… я не помню имя, армянская какая-то фамилия, художник или скульптор (не знаю, к кому он себя относит). Это довольно молодой человек, который на выставке в Манеже вызвал, по-моему, даже негодование патриарха тем, что показывал за деньги, как можно осквернять иконы, рубил иконы, в общем, были какие-то неприличные действия. Конечно, с мусульманским миром он бы не шутил, с еврейским тоже, но сегодня христианство очень модно пинать, издеваться, глумиться, так что он торжественно он был приглашен на выставку в тот момент, когда были исключены такие важные группы, как «мироискуссники», например, нет Бенуа, нет Добужинского. Я уже не говорю о вашем покорном слуге, у которого большие проблемы с мафиозными структурами как от российского искусства, так и от западного. Нет там Целкова Олега, Зверева, которого знает, в общем-то, весь мир. То есть все «шестидесятники», за исключением тех, кто ехал как бы на социальной теме, на зубоскальстве, все мы, так сказать, оттуда попрошены.
И я думаю, что со временем, когда будет надвигаться то, что сегодня происходит в американском обществе, на Россию это надвигается уже очень сильно и внушительно, я думаю, наверное, художникам будет скоро еще хуже, чем было.
Виктор Резунков: Михаил, современное модное искусство – это в массе своей профанация или действительно возникновение чего-то нового?
Михаил Шемякин: Вы знаете, смотря где. Ведь существует Англия со своим определенным лицом в современном искусстве, существует Франция, которая лицо в современном искусстве просто потеряла. Вот если я сейчас бываю во Франции довольно часто, и спрашиваю коллекционеров, которые с юных лет, как говорится, держат руку на пульсе, я говорю: «Ну, кого вы мне сегодня можете показать, свести меня из скульпторов, графиков, живописцев?» - разводят руками. Пустыня. Вот такое случилось после Миттерана. Россия – особое явление. Китай на сегодняшний день выдает на-гора большое количество очень интересных скульпторов, графиков, фотографов и живописцев, очень интересных. Очень сильная Япония, очень сильная Корея. И, естественно, Америка лидирует, потому что там эксперимент, как говорится, заложен в генах, давать все время что-то новое, хоть скандальное, но чтобы ошеломляло зрителя. Поэтому, естественно считается, что основной центр сегодняшних экспериментов в современном искусстве – это по-прежнему, конечно, Америка - Чикаго, Нью-Йорк и Лос-Анджелес.
Виктор Резунков: А какие проблемы у вас существуют, если можно сказать, вызванные действиями «художественной мафии», скажем так? В чем это выражается?
Михаил Шемякин: На сегодняшний день большие мафиозные структуры, они так и называются – мафия от искусства, такие заправилы рынка, как Сотбис, Кристи, они давным-давно уже вместе с галереями, вместе с музейными сотрудниками, давно уже как бы выдвинули устоявшуюся теорию, что ни эстетики, ни морали, ни высокого профессионализма не должно существовать в современном искусстве. Сегодня должна существовать динамика, как они сами говорят, секс, новые материалы, а все остальное приложится. Поэтому на сегодняшний день говорить о профессионализме просто не приходится. Как сказал в свое время лидер современного концептуализма, ныне покойный немецкий художник и скульптор, мастер перформанса Бойс, «все, к чему я ни притронусь, будет искусством, что я ни объявлю, будет скульптурой, поскольку я и художник, и скульптор». Поэтому на сегодняшний день, конечно, художникам, которые работают, осмеливаются по-прежнему рисовать карандашами, кистями, лепить, им довольно сложно в американском обществе, потому что сегодня, конечно, нас вытесняют перформансы, минималисты, концептуалисты.
И проблема в том, что их поддерживает очень сильная мафия, и она их выбирает. Сегодня художник, допустим, не находится, а он объявляется. Вот вас решили объявить большим мастером, в вас вложили деньги, и через два года ваша работа – носок грязный, обмотанный нитками, башмак раскрашенный – будет стоить миллионы. Или вы взяли бутылку из-под пива, написали: «Моя бутылка» - она будет стоить тысяч 150. Как, допустим, баночка с дерьмом Мансони, на которой он написал «Моя какашка», он сделал даже целую серию, по-моему, 220 банок, - они сегодня стоят по 150 тысяч долларов на аукционе. Один мой приятель в Венеции на бьеннале взял и, извините за выражение, свою баночку положил и написал «мое», известный венецианский художник, - его арестовали, он неделю просидел в тюрьме за хулиганство. Он кричал, правда, у него была хорошая пресса, он говорил: «А чем же моя баночка хуже баночки Мансони?!» Вот до такого парадокса сегодня можно доходить.
Виктор Резунков: И в России так же?
Михаил Шемякин: Россия готовится к этому. Например, недавно Швыдкой объявлял, что у нас есть два выдающихся мастера, два художника, два скульптора – это Кулик и Бринер. Ну, Кулик был известен в Америке тем, что он делал, по-моему, перформанс «Я кусаю Америку», его супруга водила голого по Сохо, он изображал собаку. А Бринер прославился тем, что он, по-моему, испражнялся перед картинами Ван Гога, занимался мастурбацией на Красной площади и испортил картину Малевича в Амстердаме, отсидел 6 месяцев. Если мы будем считать, что это ведущие представители России, конечно, это будет печально.
Виктор Резунков: У нас звонки. Виктор из города Королева, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Мне понравилось ваше замечание о зубоскальстве. Это наша боль такая, оно проявляется не только в искусстве, к сожалению, но и во многих областях. Я, например, считаю, что господин Швыдкой, скоморошничающий министр культуры, - это просто какой-то наш национальный позор.
Михаил Шемякин: Он уже не министр культуры.
Слушатель: И у меня вопрос к вам. Чем вы объясняете такой неожиданный интерес к творчеству, скажем, какого-нибудь художника начала века или, например, Александр Киселев – вдруг все начинают гоняться, охотиться за него картинами? Это тоже следствие какого-то пиара или новое прочтение, понимание старого художника, объясните, пожалуйста.
Михаил Шемякин: Вы знаете, бывает и то, и другое. Действительно, иногда открывают очень интересных художников начала прошлого века, середины, вполне серьезных мастеров, достойных. Иногда это следствие пиара.
Виктор Резунков: Михаил, в советское время скульптура являлась идеологическим, я бы сказала, политическим инструментом власти. А чем она является сегодня?
Михаил Шемякин: Большим коммерческим моментом. Вы знаете, что вокруг искусства, особенно на Западе, особенно в Америке, особенно у крупных аукционов. За все эти десятилетия последние навертелись уже, наверное, не сотни миллионов долларов, а миллиарды, и не один. А если вы знаете простую истину, там, где много денег, там никогда не бывает чисто, прозрачно и честно. То же самое, к сожалению, сегодня происходит и в искусстве.
Виктор Резунков: А чем объясняется, что Зураб Церетели получает большие деньги на осуществление своих проектов, а вы, допустим, нет?
Михаил Шемякин: Ну, Зураб Константинович, не забывайте, один из богатейших людей России. Он замечательный бизнесмен, ему принадлежат какие-то, по-моему, и фабрики, и он участник каких-то больших банковских вкладов или сам чуть ли не банкир. Никогда не вмешивался в его дела, даже не узнавал, но, судя по всему, это необычайно талантливый деловой человек. Я вот себя в этом «упрекнуть», увы, не могу.
Виктор Резунков: В Петербурге с каждым годом появляется все больше и больше памятников. Последний пример – шестиметровый памятник Петру Первому работу того же Зураба Церетели, решили установить перед гостиницей «Прибалтийская». Вы могли бы дать оценку политике властей в отношении установки памятников? Вам нравится, что появляется на улицах Петербурга, в частности?
Михаил Шемякин: Я думаю, чем больше памятников, тем интереснее. То, что Зураб установил своего Петра или будет устанавливать перед «Прибалтийской»…
Виктор Резунков: Да, там собираются намыть территорию и буду туристы въезжать в Петербург и смотреть, встречаться с этим памятником в первую очередь.
Михаил Шемякин: Ну и чудно, хорошо. Я видел проездом, он стоял, по-моему, у Манежа, большая фигура Петра Первого. Стоят же здесь по-прежнему, чуть ли не 40 изображений Ленина, мне говорили, вождя и идеолога коммунизма. Можно смириться и с большим количеством Петра Первого. Если еще кт-то поставит, мне кажется, будет здорово.
Виктор Резунков: А что бы вы сделали с памятниками Ленину – оставили бы на месте или сделали в парке какой-нибудь паноптикум?
Михаил Шемякин: Вы знаете, я был одним из первых, кто написал в Министерство культуре после перестройки письмо – не «осторожно, религия», а «осторожно с памятниками». Потому что в России любят «с разбегу о телегу» (есть такое выражение), поэтому все было объявлено после развала СССР плохим и большой бякой. И я просто написал, что большие мастера работали иногда над портретами политических деятелей и вождей, поэтому можно уничтожить настоящие, подлинные произведения искусства.
Виктор Резунков: Спасибо, Михаил. У нас много звонков. Господин Смарчевский из Москвы, пожалуйста, мы вас слушаем.
Слушатель: Здравствуйте. Очень приятно, что наконец-то большой, великий художник Миша Шемякин у вас в студии. Это большой талант для нас всех. Я хотел бы задать ему два вопроса, если можно. Первое, он жил в США, какой ему президент больше всего импонирует?
Михаил Шемякин: Вы знаете, вообще сегодня у нас очень неудачный президент. Когда он приходил к власти, он еще не был выбран, и меня спросили: «Что будет, если будет выбран Буш?» Я сказал, что человек, наверное, судя по тому, что я вижу на фотографии и немного знаю о нем, принесет много горя не только Америке, но и всему миру. И, в общем-то, я где-то оказался прав, потому что вот эта бессмысленная война и вообще всего поведение, напоминающее где-то душевно больного, которому место не у президентского кормила, а в психушечку бы ему давно пора, но, увы и ах, к сожалению, у нас на сегодняшний день такой президент. Я знал немножко Картера, немножко знал Форда. А так, в принципе, они для меня большого интереса не представляют.
Виктор Резунков: По-моему, вы говорили неоднократно, что для вас вообще политики интереса не представляют?
Михаил Шемякин: В общем-то, да, я как-то политикой, мягко выражаюсь, немножко брезгую по сей день. Есть такая у меня слабость.
Виктор Резунков: Владимир из Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Рад приветствовать очень уважаемого у вас гостя. Мне бы хотелось, чтобы в облик старого Питера не вносились современные диссонансы. Но в то же время у нас есть много новых районов, где индустриальная архитектура, промышленное строительство. Большое влияние на архитектуру Петербурга оказал, например, Карбисье. Я, например, живу рядом с улицей Бела Куна – это человек, руками которого пролилось много крови после революции. А я бы хотел, чтобы улицу Бела Куна переименовали в бульвар Карбисье со всеми архитектурными последствиями. Я бы хотел, чтобы новое строительство, современное, было в новых районах.
Виктор Резунков: Мы вас понимаем. А у вас есть вопрос?
Слушатель: И мой вопрос. Есть памятники архитектурной акустики, и они не являются у нас объектами государственной охраны.
Виктор Резунков: По поводу объектов государственной охраны задает вопрос также Андрей: «Я живу в ближайшем Подмосковье, у нас много памятников, но возле них стоят высокие элитные здания. Остался ли в Российской Федерации закон об охране памятников?» Вы чувствуете действие этого закона, Михаил?
Михаил Шемякин: Вы знаете, сложно сказать. Я недавно говорил с одним человеком, и если говорить о зданиях, которые тоже являются памятниками архитектуры, мне было просто сказано довольно цинично, что «если нам нужная какая-то площадка или здание стоит на учете как памятник архитектуры, то при определенных суммах это здание становится не памятников архитектуры и не представляет из себя никакой ценности, после чего мы это здание убираем и делаем новодел». А законов много, конечно, в России. Если бы они соблюдались хоть на какую-то сотую часть процента, я думаю, нам всем было бы легче жить.
Виктор Резунков: Михаил, известно ваше отношение к бывшему губернатору Петербурга Владимиру Яковлеву, о котором вы когда-то сказали, что его можно смело вешать на фонарном столбе за то, что он сделал с городом. А как вы относитесь к Валентине Матвиенко?
Михаил Шемякин: Ну, на фонарь мы ее не требуем пока, она милая женщина, мы с ней знакомы, она мне часто пишет пространные письма, поздравляя меня. Но это не просто отписка «поздравляем талантливого, великого» и прочее, нет, это анализ, довольно любопытный моих работ. И я даже был поражен, внимательно их всегда читаю. И я в свое время ее поддержал, и на сегодняшний день, конечно, хотелось бы только одного – чтобы те обещания, которые она давала петербуржцам, все-таки они выполнялись в более полном объеме.
Виктор Резунков: А на празднование 300-летия Петербурга ваш проект зарубили?
Михаил Шемякин: А на него даже не ответили. Это был наш совместный проект с Полуниным, мы предлагали очень интересные карнавалы, совместно с художниками Венеции, предлагали карнавальные шествия, работать с масками. Были очень интересные проекты, должны были приехать гондолы из Венеции, гондолы на колесах. Но в то время, по-моему, заправляла всем эти делом такая дама по фамилии Батажок, и ответа мы не получили. Есть у меня легкое подозрение, что, конечно, денег было много отпущено на празднование – и они плотно уселись в карманах наших любимых чиновников.
Виктор Резунков: Ну, если Батажок не руководствовалась указаниями Валентины Матвиенко, она бы вам все-таки ответила.
Николай из Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: Добрый день. У меня вопрос к уважаемому Михаилу Шемякину. Насколько я себе представляю, после того, как кончилось 300-летие и Валентина Ивановна стала губернатором, памятники уже не ставят в городе, по-моему, их запрещено ставить. Я могу вспомнить только упоминавшийся памятник Церетели еще во дворе Академии балета был установлен памятник Улановой, но это повтор Манизера, а больше я ничего не могу припомнить. И как вы относитесь к тому, что фактически есть запрет на эти памятники, хотя в городе множество скульпторов, включая вас? Спасибо.
Михаил Шемякин: Вы знаете, я думаю, что запрет никакой не наложен пока что, слава богу, и дело в том, что я знаю, что памятник моему другу покойному Анатолию Собчаку, мэру города Санкт-Петербурга, будет исполнен архитекторов и скульптором Бухаевым Вячеславом, с которым в свое время мы много сотрудничали. Проводятся конкурсы какие-то. Другое дело, что памятников мало ставится, потому что не отпускает государство на них деньги. Денег в казне не предвидится на культурные мероприятия, а когда их наберут, я думаю, памятники будет появляться.
Виктор Резунков: Михаил, вы неоднократно говорили, что вас мутит, когда вы видите в церкви молящихся политических деятелей. Почему?
Михаил Шемякин: Во-первых, у меня был язва желудка в свое время, гастрит – может быть, от этого. А серьезно, по большому счету, конечно, все это довольно противно. Потому что просто видишь вот эти морды протокольные, поросячьи, которые смотрят друг на друга и вычисляют, с какой же стороны крест кладется на плечо и на лоб. И ты понимаешь прекрасно, что если, на дай бог, сменится политика, с таким же успехом они будут продолжать пинать священников, закрывать церкви и монастыри и размахивать красными книжками.
Виктор Резунков: То есть вы считаете, что Владимира Путина, например, показывать в Храме Христа Спасителя в Москве вообще не стоит по телевидению?
Михаил Шемякин: Во всяком случае на его место я бы просто меньше появлялся в данных ситуациях. То есть я верю, что он действительно настоящий христианин, но боюсь, что часть народа это неправильно поймет.
Виктор Резунков: Сергей, Ленинградская область, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Михаил, скажите, пожалуйста, как вы относитесь к такому факту, что на радио практически исключена народная музыка, в том числе русская народная, объективности ради, и европейская, допустим, тирольское пение, губная гармошка немецкая и так далее? Этого нет, в основном идет джаз, рок, американская как бы музыка.
Михаил Шемякин: Шумовая музыка джаз, одним словом, как говорил Хрущев. Это, я считаю, плохо, потому что я обожаю народную музыку и думаю, что вообще если нет у вас такого канала, то просто такой канал должен быть создан, который является как бы исследователем или хранителем таких фольклорных традиций, как российских, так и других стран. Мне все, например, интересно, я люблю и когда чукча напевает.
Виктор Резунков: Вот Константин задает вам вопрос: «Почему венецианцы снесли ваш памятник Казанове?»
Михаил Шемякин: Никто, во-первых, его так уж не сносил. Памятник снесли здесь – это памятник архитекторам-первостроителям, от него остался только обломок гранита. А памятник Казанове сейчас находится в Арсенале. У нас был контракт с мэрией, он должен был простоять всего 10 дней на карнавалах, а потом должно быть такое решение (в Европе все очень долго), куда его ставить. Вопреки венецианскому закону, где с XVIII века запрещено ставить памятники, все-таки Казанове место решили выделить венецианцы, учитывая эту как бы крупную фигуру не в области любовных похождений, а это действительно был первый как бы общеевропеец, который перевел на венецианский диалект древних греков, который много работал с театрами, писал пьесы. Это была уникальная ренессансного плана личность XVIII века. Поэтому он сейчас просто стоит и ждет решения. В Венеции каналы плещутся, солнышко светит, и они не торопятся, пьют кофе. Так что с памятником там, слава богу, все в порядке.
Виктор Резунков: Валерий Аркадьевич, город Королев, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Михаил очень приятный человек, образованный, прекрасный. И у меня вот такой прямой вопрос. Скажите, скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница», есть ли у вас точная информация, ее собираются вернуть или запрятать подальше как бы из политических мотивов?
Михаил Шемякин: А я даже не знаю. Мне кажется, что это вообще настолько мощная скульптура, я обожаю эту женщину с совершенно мужским, нечеловеческим энергетическим характером. И я думаю, что если она убрана сейчас, эта скульптура, наверное, только на реставрацию. Я просто не в курсе дела, как говорится, я живу далеко за океаном, но слежу. И мне кажется, разговоров о том, чтобы убрать эту скульптуру, которая является символом где-то России на сегодняшний день, я сомневаюсь, чтобы правительство пошло на такие криминальные действия.
Виктор Резунков: Директор нового Музея американского искусства в Москве Смарчевский обращается к вам с таким вопросом: «Могли бы вы выполнить работу – бюст Вашингтона. Ответьте «да» или «нет». Если нет, то почему?»
Михаил Шемякин: С удовольствием. Вашингтон – это действительно замечательная личность.
Виктор Резунков: Я вам телефон передаю, так что господин Смарчевский может знать.
Ефим, Москва, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Я хотел бы вас спросить. Я понимаю, что вы занимаетесь историческими личностями, не могли бы вы соорудить памятник беспризорным детям России, нищим, бомжам, пенсионерам?
Михаил Шемякин: Я думаю, время, совершенно верно. Вы совершенно правильный вопрос поднимаете. Вот один из таких памятников пыталась сделать одна полячка, очень талантливый режиссер, ее дипломной работой в московском ВГИКе был фильм, который был выдвинут на «Оскара» - фильм о детях, которые живут сегодня в подземельях, в метро, голые дети, живущие среди крыс. Я видел куски этого страшного фильма, обличительного. К сожалению, в силу определенных, я думаю, не проблем искусствоведческих и эстетических, а в силу определенных политических моментов было сделано все для того, чтобы этот фильм не выиграл «Оскара». Потому что если бы он выиграл, весь мир узнал, что же творится с определенной частью, немалочисленной, российских детей. И вот когда я смотрю на то, что здесь происходит, - с одной стороны, беспросветное воровство, с другой стороны, зачастую беспробудное пьянство в силу того, что люди просто уже ни во что не верят, или вот эта страшная нищета. Я думаю, что если бы можно было сделать памятник вот этой трагедии, трагедии людей, которые пережили войну, которые иногда торгуют своими медалями, для того чтобы пропитать себя хоть на пару дней, или вот эти несчастных детей, я думаю, что самое время ставить вообще такой памятник.
Виктор Резунков: Не вызовет ли это негативное отношение Русской Православной церкви? Допустим, ваш памятник детям – жертвам пороков взрослых, некоторые представитель Русской Православной церкви достаточно негативно относятся к нему.
Михаил Шемякин: Вы знаете, в семье не без урода. И в Православной церкви происходит то же самое, что и в семье. Например, нормальные, серьезные священники, которые понимают трагедию детей не только в России, но и во всем мире, они рукоплескали мне, писали письма, в которых выражали восхищение памятников. Безграмотные тупицы, которые говорили, что это памятник порокам, я просто-напросто могу посоветовать им пойти в собор и там, где изображены на иконах бесы, падающие в преисподнюю, или изображения того же Люцифера есть, просто ходили бы с кисточкой и замазывали, а на Венеру Милосскую одели бы теплые трусы.
Виктор Резунков: Иван из Подмосковья, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. У меня вопрос. Вот как специалист, как скульптор как вы относитесь к холуизму? Ведь в Питере есть два исторических памятника Петру Первому, зачем нужен третий? В Москве на Хорошевке есть памятник Жукову, зачем нужен в центре второй? И в центре нет памятника миллионам погибших за Москву. Как вы к этому относитесь?
Михаил Шемякин: Отрицательно. Я считаю, что в первую очередь нужно ставить памятник жертвам политических репрессий, потом те жертвам, которые пришли за ними. Народ русский несет большой крест, и я полностью согласен, что всюду, во всех городах давно пора ставить такие памятники. Хотя и памятник Жукову неплохой, и Жуков тоже заслуживает памятника.
Виктор Резунков: У меня к вам вопрос относительно внутренних отношений в России. На днях в Москве скинхедами был избит министр культуры Кабардино-Балкарии Заур Тутов, и это лишь один из многочисленных случаев подобных нападений на почве национальной розни. У вас это не вызывает тревогу? И вообще, что происходит в стране?
Михаил Шемякин: Вы знаете, когда дается после этого совершенно для меня не то что озадачивающего, а просто страшного решения суда, который был здесь по поводу убитой таджикской девочки, когда дается как бы команда откуда-то сверху по каким-то таинственным причинам, а причины, в общем, нормальным людям ясны и видны, дается команда: давайте, ребята, действуйте, бейте, убивайте, увидели мулатку – режьте ножом, увидели мальчика с арабской внешностью – нож ему под ребро, избивайте людей с кавказской внешностью, да с любой, если он не курносый и не белобрысый… Поэтому я думаю, что это молодежь, которую жалко где-то, и в то же время страх за ним, потому что будущее они сами себе готовят страшное. Фактически та политика, которая ведется рядом определенных лиц, очень высоко стоящих, она и ежу ясна: самое главное – не трогайте нас, не мешается нам грабить, воровать, обжираться, покупать яхты за сотни миллионов долларов, жить так, как мы хотим, как мы понимаем, что такое жизнь… Хотя по-настоящему я им не завидую. Но самое главное – отвлечь внимание народа от тех трагедий и от виновников тех трагедий, которые происходят. Вот они приехал сюда, «грязные, вонючие таджики», вот их давайте бить. А не думаю, почему они приехали, почему здесь столько вообще бродит людей без работы, без крова, без жилища. Самое главное – отвлечь внимание той же молодежи и натравить. Это немного напоминает то, чем занимался в свое время господин Гитлер, когда натравливались «колбасники» на несчастных евреев. Похоже?
Виктор Резунков: Похоже. Олег Соколов из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Очень прекрасная передача, ехал в машине и слушал. Как вы думаете, какое культурное наследие ждет Россию в будущем? Потому что, смотря на все передачи, смотря, как относятся к людям сейчас, просто страх за будущее, даже за то мелкое поколение, которое скоро войдут во взрослую жизнь. Как вы видите этот вопрос? Спасибо вам большое за ответ.
Михаил Шемякин: Знаете, я всегда храню у себя на столе статью, давно-давно она вышла, в которой Солженицын предупреждает российское общество. Это как раз было в самом начале перестройки, и он говорит: «Если мы еще раз обманем народ, если вы еще раз обманете молодежь, не ждите ничего хорошего. Будущее будет довольно страшным и для вас, и для ваших поколений». Это пророческие мысли были, и то, что сегодня творится в России, что несется с экраном телевидения, это, конечно, не то что настораживает, а от этого просто приходишь в ужас. Потому что все мы несем ответственность за молодежь, за то, что происходит в стране. Я, как представитель определенного ремесла, художник, тоже себя причисляю к этому. Мы все должны думать об этом, потому что грех на всех нас лежит. Сегодня мы распеваем похабные песенки на телевизионных студиях, сегодня мы печатаем книжки, куда заглянуть ребенку страшно, что происходит, а потом мы начинаем удивляться, почему вообще у нас такая растет молодежь, почему столько преступлений. Но ведь нужно думать об этом. Если верить в Россию, значит, нужно что-то немедленно предпринимать, и прежде всего думать о молодежи.
Я вернулся только что со своей малой родины, родины моего отца – из Кабардино-Балкарии. Я поехал туда специально устроить выставку, поддержать молодежь после вот этой страшной трагедии, которая произошла в октябре. И я увидел феноменальные глаза, горящие, жаждущие что-то новое узнать. Мы сделали великолепную выставку от моего института «Шар в искусстве, в жизни, в религии человека». Там нельзя было пробиться на вернисаже, столько было молодежи. Если эту молодежь на сегодняшний день не поддержать, заставить ее слоняться по улицам, не верить ни во что, те люди, которые не хотят мира на Северном Кавказе, они могут их купить, как говорится, за рубль, за полушку. Правительство России должно думать об этом. Если оно не будет думать об этом, то ни одна Чечня будет, а десять. И Россия потеряет Северный Кавказ.
Виктор Резунков: Ольга Ивановна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Спасибо вам за передачу. Я не совсем поняла господина Шемякина, как мне показалось, дистанцирующегося и от «гражданина мира», и немножко от России. То есть «у вас тут, я не тут». Это от безнадежности, от пессимизма? И второй вопрос, может быть, ближе к тому, что вы занимаетесь, это боль моя – отсутствие памятника Шостаковичу в России. Расскажите, пожалуйста, о его памятнике в Америке. И не знаете ли вы, в Петербурге или в Москве будет создан памятник?
Михаил Шемякин: Что касается моего отчуждения от России или от звания «человека мира», сейчас поясню. Я действительно себя считаю просто россиянином, живущим в чужой стране, в Америке, которую я тоже люблю. И я считаю, что, живя там, я гораздо больше могу принести пользы своему отечеству. Потому что здесь мне пришлось бы бороться с аппаратом чиновников, который на сегодняшний день не менее страшный, чем был в то время, когда меня, как говорится, выпихнули в три дня из России навсегда в то время. Поэтому если иногда я говорю «у вас и у нас», это можно понять. У нас президент, допустим, для меня весьма паршивый – это Буш. Здесь у вас – президент, которого я лично знаю, которому я, в общем-то, симпатизирую, благодаря которому я все-таки получил право выставлять молодых ребят, выделено какое-то помещение, и который все-таки помог мне осуществить памятник «Дети – жертвы пороков взрослых». Поэтому иногда «у вас и у нас» - эти понятия путаются. Но, поверьте мне, я не могу отречься от России, как не отрекусь от Северного Кавказа. Я горжусь тем, что я кабардинец по отцу, я принадлежу к славному роду Кардановых, принадлежу России как художник, как гражданин. И никогда от нее отрекусь. Так что, милая госпожа, ни в коем случае за меня в этом плане не беспокойтесь.
Что касается Дмитрия Шостаковича, памятника ему, один сделан Эрнстом Неизвестным, и он стоит в Кеннеди-Центре, - замечательная голова, великолепная скульптура. Что касается больших монументов, которые заслуживает этот гениальный композитор, я уверен, что наверняка в Москве и в Петербурге рано или поздно (лучше рано) эти монументы будут установлены.
Виктор Резунков: Но в России вы картины не пишите, потому что их тяжело вывозить.
Михаил Шемякин: И ввозить, и вывозить, все очень сложно в России.
Виктор Резунков: Спасибо огромное, Михаил, что пришли к нам в гости.
