Непрекращающаяся «революция» во Франции вызывает у меня следующие мысли.
История про мальчика, который кричал: «Волки! Волки!», когда волков не было, а когда они пришли, никто ему уже не поверил, и волки съели его, в современной интерпретации похожа на телефонный звонок в полицию с ложным предупреждением о теракте. Он потому и возможен, что в европейском воздухе разлит ужас перед терроризмом – новым образом волка, который везде и нигде, который еще не дошел, но дойдет. Игра с волками стала интереснее, чем борьба с ними. Но в конце концов, Европа дождалась волков – они в нее пришли.
Волк, который съест Европу, меньше всего похож на мусульманского иммигранта. Иммигрант скорее становится последствием прихода волков, а не их аналогом. Правда, Европа интуитивно почувствовала угрозу и успела объединиться к приходу волков. Если бы этого не случилось, наверное, было бы хуже. Так что объединение Европы стало последним шансом продления ее существования.
Волки, которые могут съесть Европу – это ее отощавшие и переродившиеся ценности, которые все больше лишаются своего первичного содержания. В результате Европа живет случайной жизнью. Об этом на всех перекрестках говорят современные европейские писатели, считая случайность хорошей сюжетной игрой. Игра замещает смысл. Разговор о смысле жизни, как и о любых метафизических категориях, вызывает раздражение и презрительную улыбку. Европа ассоциирует метафизику с учением Церкви, которую она воспринимает как пережиток истории. Европейский человек рождается в комфорте вещей, ценность которых равна усилию, нужному на их приобретение. Образование воспринимает классические ценности Европы как латынь: она сформировала современные языки, но сама стала мертвым языком для мертвых. Работа превращается в гонку за второсортным престижем.
Чтобы понять, о чем я говорю, достаточно посетить квартиру обычной европейской семьи. Недаром в России возникло понятие о евроремонте. Это – белая пустота, которая наполняется тем самым мещанским уютом и бытом, который изо всех сил стремится не показаться мещанским. Такое усилие обеспечивается представлением о стиле. Европеец постоянно занят, даже отдых он превратил в занятие, которое не оставляет его один на один с самим собой. Это и есть бестелесные волки Европы: человек потерял представление о самопознании. Из экзистенциальной категории оно перешло в категорию практического знания о красоте, здоровье и времяпрепровождении. Жизнь стала скучной, но скука не замечается изнутри этой жизни, потому что жизнь заполнена борьбой за достойную с точки зрения общей нормы жизнь.
Идеология Европы свелась к набору общеупотребительных понятий. Демократия перекрасилась в политическую корректность. Либерализм превратился в толерантность. Утрачена иерархичность культуры как форма неуважения к электорату. Культура стала горизонтальной. Власть, между тем, сохранила свою пирамидальность, но об этом неприлично говорить. Европейцы почувствовали дискомфорт пустоты и вернулись к архаике национализма. Это еще один волк, против которого пока что есть слабая защита – объединение континента.
Европа, как женщина, думает о том, что она привлекательна. Все будет в порядке до тех пор, пока она не утратит эту иллюзию.
