Анна Качкаева: Почему картинку инаугурации президента Обамы и ликования американского народа транслировали в прямом эфире многие мировые телеканалы каналы, а российские, в основном, ограничились скептическими комментариями по поводу стоимости ритуала, его ошибок и просчетов?
Почему так скупо рассказывало российское официальное телевидение об убийстве в центре Москвы адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой?
Почему столь благостным предстает кризис в передачах федеральных телеканалов?
Вообще – как события реальные становятся или, наоборот, не становятся событиями телевизионными?
Арина Бородина: Вы перечислили то, чего на наших телеэкранах не было. А у меня вопрос по поводу того, что было. Тем более, что в студии РС присутствует очень уважаемый мной корреспондент Слава Николаев. В программе «Неделя», помимо очень точного и, я бы сказала, смелого репортажа про кризис – как всегда, очень внятного и точного, без всякой паники – прошел материал о челябинском вице-губернаторе. Материал у меня, честно говоря, вызвал некоторое недоумение. Возможно, что-то есть в нем такое, о чем вы либо недосказали, либо, возможно, не получилось сказать? У меня даже закралось сомнение: может, интересы кого-то из акционеров канала РЕН-ТВ стоят за этим?
Владислав Николаев: Вкратце поясню идею репортажа. И власть в Москве, и власть в регионах, и даже сами люди представляют себе очень слабо масштабы кризиса в российских регионах. Потому что кризис выглядит очень точечно, как трагедия каждого отдельного человека, отдельного предприятия. Мы пытались как-то свести воедино и посмотреть: там в регионах кто-то сможет ответить за последствия этого кризиса, или люди будут задавать вопросы только директорам своих предприятий, только соседям, только докторам? Я не хочу никого призывать идти на улицы. Но люди будут предъявлять претензии местной власти, которая, как мы все прекрасно представляем, в большинстве случаев ведет себя крайне неаккуратно со своими гражданами и строит себе особняки на глазах у своих собственных соседей. Мы к этому привыкли. Мы уже не отдаем себе отчет в том, что это ненормально. А я настаиваю: это ненормально, неправильно, когда чиновники входят в советы директоров предприятий, которым они же выдают кредит…
Арина Бородина: Но почему именно Челябинская область? У нас таких регионов очень много.
Владислав Николаев: Мне кажется, вы сами же отвечаете на свой же вопрос. Таких много, обо всех рассказать одновременно не получается. А кризис на Урале сказывается гораздо сильнее, чем в любом другом регионе страны, потому что, как все знают, цены на металл упали. Мы понимаем, что увольнения на уральских предприятиях – тема очень большая. И то, что там сейчас происходит, это очень депрессивно. Люди действительно не откладывали на завтрашний день, потому что рабочие не откладывают. Это очень промышленные регионы. И там видно все очень ярко.
Анна Качкаева: И все-таки… Челябинский сюжет начинается с истории молодого безработного: числится на заводе, денег не получает, нужно платить кредит за подержанную иномарку, банк навстречу не идет… Молодой человек произносит то, что мы почти никогда не слышим сейчас в эфире – что Путин говорит одно, а на деле совершенно другое. Дальше – еще несколько судеб людей, попавших в сложные ситуации в связи с кризисом. И вдруг в середине появляется совершенно отдельная история, связанная с судебным процессом, с какими-то азербайджанскими товарищами, которые родственники каких-то больших начальников, которые что-то там затеяли в смысле бизнеса… И рассказывается, как вел себя в этой связи господин вице-губернатор, как он по-хамски себя ведет с журналистами. Потом вот эти самые дачи, где вы стоите в снегу и показываете нам: это дача чиновника ФСБ, это дача губернатора. А потом опять человеческие истории… Либо там чего-то не хватает и вы нам еще вторую серию покажете, либо вы что-то имели в виду, чего не получилось досказать, либо вам не дали это досказать. Вот про это мы и хотим понять.
Владислав Николаев: Если бы вице-губернатор Челябинской области пошел нам навстречу и согласился прокомментировать все упреки, которые прозвучали в его адрес, мы бы, конечно, показали вам вторую серию. Что-то мне подсказывает, что этого не произойдет. Мы действительно старались прощупать, как себя будут вести региональные власти в условиях, когда поступления в бюджет падают, когда все социальные программы, которые они взяли на себя, не будут выполнены. Продолжат ли они так же брать взятки или не перестанут? Сможем ли мы, наконец, увидеть хотя бы один судебный процесс в регионах в рамках борьбы с коррупцией, объявленной президентом?
Анна Качкаева: Это вот такая точечная история? Или у вас есть еще что-то в редакционном портфеле, и вы собираетесь по другим городам проехаться?
Владислав Николаев: Материал лежал порядка трех месяцев. Мы его готовили долго. Есть у нас на примете еще ряд регионов за Уралом, где схожая ситуация. Но вы же понимаете, что происходит в таких случаях: региональные элиты не идут на контакт, всячески препятствуют. Например, был звонок в редакцию из администрации Челябинской области с просьбой не заниматься этой темой. Кстати, звонок в редакцию – это еще самое безобидное, с чем можно столкнуться, работая над подобными темами.
Анна Качкаева: Арина, как вы думаете, почему программе "Неделя" и новостям РЕН-ТВ и "Пятого" можно чуть больше, чем коллегам с других каналов? Ну, например, начинать выпуски с убийства Маркелова и Бабуровой на прошлой неделе?
Арина Бородина: Для меня, честно говоря, это загадка, однозначного ответа на которую я не могу найти даже в общении с руководителями канала. Какие и с кем у них есть договоренности – никто, кроме них самих, не расскажет. Возможно, нашей власти нужен некий баланс, некая форточка – доказательство, что все-таки не везде у нас еще закрутили гайки. Мол, есть не только газеты, радио и интернет, но есть и телевизионные каналы, на которых мы позволяем это показывать…
Анна Качкаева: Я много раз за последние месяцы слышала, как даже очень либерально настроенные политики и экономисты говорят: "Не будите лиха, хорошо, что на больших каналах не так активно и не так много рассказывают о проблемах маленьких людей, потому что легко раскачать лодку". Как вы к этому относитесь?
Владислав Николаев: Ну, это же фигура речи – "раскачать лодку". Как репортер я к этому отношусь плохо. Мне кажется, что тема кризиса персонального, индивидуального, тема кризиса, который касается каждого конкретного человека, очень важна. Потому что, когда мы говорим "скрытая безработица", 80 процентов населения страны не представляет, что это такое…
Арина Бородина: Мне также приходилось слышать от действительно либерально настроенных людей, что не надо сеять панику, и тогда народ не кинется в банки снимать деньги. Думаю, это очень опасная и ложная траектория. Я ведь недаром подчеркнула, что на РЕН-ТВ рассказывают об этом без истерики и без паники. Они точечно показывают сферы, где у нас могут возникнуть проблемы. Проблемы с лекарствами, проблемы с продуктами, проблемы с какими-то еще товарами. Вопрос в том, как рассказывать, как найти интонации и как помочь людям адаптироваться в этой сложной ситуации. Никто же не говорит, что надо кричать: «Бегите в банки и снимайте деньги». Но когда люди вообще не в курсе того, что их может ждать в ближайшее время…
В программе "Время" и в программе "Вести" говорят только о том, как это может быть. Да, у нас говорят о некой безработице, но все это очень абстрактно. И главная новость в стране – это визит президента Медведева в Узбекистан или подписание газовых контрактов. Это, безусловно, очень важно, но это так далеко от каждого из нас. А ведь кризис уже коснулся многих и коснется практически всех. Вспомним историю с приватизацией, во что это вылилось.
Владислав Николаев: Хочу привести еще один аргумент, почему судьба какого-то простого, обычного человека должна быть представлена в новостях. Конечно, специальные каналы много рассказывают о кризисе, привлекают экспертов в качестве комментаторов. Но специальные каналы смотрит не вся страна. И уровень экономического образования рядового человека, не знающего, что такое дериативы, вряд ли позволит ему понять этих экспертов. Он что-то поймет, если увидит историю такого же, как он, обычного человека. Получавшего зарплату, набравшего кредитов…
Анна Качкаева: Почему мало рассказывают о кризисе, можно объяснить нежеланием "раскачивать лодку". Но почему так странно телеканалы прореагировали на инаугурацию Обамы?
Арина Бородина: Меня это тоже поразило. Этот сарказм, ирония в связи с количеством людей, которые пришли в Вашингтоне… Евгений Ревенко в своем репортаже саркастически заметил, что эти два миллиона ничего, кроме мониторов, не увидели. Да какая разница? Они пришли на инаугурацию своего президента. А вот за стык картинки замечательный – отдельное спасибо РЕН-ТВ. У них мы увидели мчащийся по немеющим улицам кортеж президента Медведева. И никакого народа. Да, масштабная съемка, но это – одиночество власти российской. Менталитет совершенно другой. Это не для народа. Для телевидения и для спецэффекта была вся эта постановка. И мне особо "понравились" реплики Андрея Кондрашова на прямом включении с корреспондентом в Америке Михаилом Солодовниковым, когда он говорит примерно следующее: "Ну да, народу много, конечно, пришло. Но как-то это вяжется с тем, что Америка, собственно, родоначальница мирового финансового кризиса?" Так и читался этот ернический подтекст: "Не загнивает ли там Америка? А мы вот здесь живем хорошо".
Может, в основе – элементарная зависть к тому, что не только в нашей стране, но и в любой другой стране, наверное, сложно представить такое количество людей, которых не палками, не ОМОНом согнали, а они сами пришли. И охраны нигде не было видно. Считаю, что вне зависимости от успешности политики Обамы, сама инаугурация – это, конечно, отдельная страница в истории мировой политики, в истории телевидения.
Анна Качкаева: И всё-таки – почему нельзя просто показать? Я уже не про инаугурацию, а про трагедию с двойным убийством адвокатк и журналистки в центре Москвы. Чего четыре дня боялись? Почему это все загоняли куда-то в конец эфира? Вы можете объяснить, что это? Почему на одном канале можно, а на других – нельзя?
Арина Бородина: Главная причина: никто не знает, как отреагируют в Кремле, не возникнет ли там вопрос, почему именно так показывали убийство или так показывали инаугурацию. Вдруг зрители, то есть народ, поймет: Боже мой, да там два миллиона пришли на инаугурацию президента, которого они выбрали, а у нас вообще народа нет, улицы перекрыли и весь центр Москвы просто вымер, когда Дмитрий Медведев вступал в должность президента РФ! Вдруг кому-то в голову придут такие аналогии. Никто ведь не знает, какую реакцию это вызовет в Кремле. Примерно та же ситуация с убийством Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова. Ведь никто из официальных властей, как уже не раз было сказано, не выразил даже соболезнования родственникам. А раз власть никак не реагирует, как каналам реагировать? Но потом кто-то что-то с кем-то согласовал – и в выходные пошли сюжеты.
Тут других версий быть не может. Внутренняя самоцензура, но не корреспондентов и ведущих. Всё решается на уровне руководства телеканалов, как они это согласуют с политикой в Кремле.
Анна Качкаева: Допускаете, что изменится освещение кризиса "большими" телеканалами? Или сохранится нынешнее положение: есть "форточки" – РЕН-ТВ, "Пятый", несколько газет и несколько радиостанций – пусть про это говорят, а "большие" каналы пусть никого не беспокоят.
Арина Бородина: Все зависит от масштаба кризиса. Если они будут катастрофическими – я имею в виду уровень безработицы, снижение зарплат, социальный протест – и люди пойдут на улицу, замалчивать это будет сложно. Я, правда, не очень представляю, какая картинка тогда появится на государственных телеканалах. А если кризис будет проявляться более-менее локально… Тогда, наверное, "большие" будут продолжать работать, как сейчас.
Анна Качкаева: Слава, у вас есть ощущение, что вы так и останетесь форточкой? Ведь вам пока разрешают то, что не разрешено другим, и, возможно, будут разрешать?
Владислав Николаев: Не надо нас обзывать, мы не форточка.
Анна Качкаева: Почему же?
Владислав Николаев: Не знаю, как это называется, я бы не хотел здесь углубляться в такого рода дефиниции. Знаете, пример владивостокских акций протеста говорит о том, что действительно там были очень серьезные протесты, они продолжаются. Об этом рассказывал только, по-моему, наш телеканал. И мне бы очень не хотелось, чтобы мы получали письма: "Спасите нас! Только вы можете нас выручить в этом информационном поле".
Полный текст программы Анны Качаевой "Как события становятся или не становятся событиями телевизионными"
Почему так скупо рассказывало российское официальное телевидение об убийстве в центре Москвы адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой?
Почему столь благостным предстает кризис в передачах федеральных телеканалов?
Вообще – как события реальные становятся или, наоборот, не становятся событиями телевизионными?
Арина Бородина: Вы перечислили то, чего на наших телеэкранах не было. А у меня вопрос по поводу того, что было. Тем более, что в студии РС присутствует очень уважаемый мной корреспондент Слава Николаев. В программе «Неделя», помимо очень точного и, я бы сказала, смелого репортажа про кризис – как всегда, очень внятного и точного, без всякой паники – прошел материал о челябинском вице-губернаторе. Материал у меня, честно говоря, вызвал некоторое недоумение. Возможно, что-то есть в нем такое, о чем вы либо недосказали, либо, возможно, не получилось сказать? У меня даже закралось сомнение: может, интересы кого-то из акционеров канала РЕН-ТВ стоят за этим?
Владислав Николаев: Вкратце поясню идею репортажа. И власть в Москве, и власть в регионах, и даже сами люди представляют себе очень слабо масштабы кризиса в российских регионах. Потому что кризис выглядит очень точечно, как трагедия каждого отдельного человека, отдельного предприятия. Мы пытались как-то свести воедино и посмотреть: там в регионах кто-то сможет ответить за последствия этого кризиса, или люди будут задавать вопросы только директорам своих предприятий, только соседям, только докторам? Я не хочу никого призывать идти на улицы. Но люди будут предъявлять претензии местной власти, которая, как мы все прекрасно представляем, в большинстве случаев ведет себя крайне неаккуратно со своими гражданами и строит себе особняки на глазах у своих собственных соседей. Мы к этому привыкли. Мы уже не отдаем себе отчет в том, что это ненормально. А я настаиваю: это ненормально, неправильно, когда чиновники входят в советы директоров предприятий, которым они же выдают кредит…
Арина Бородина: Но почему именно Челябинская область? У нас таких регионов очень много.
Владислав Николаев: Мне кажется, вы сами же отвечаете на свой же вопрос. Таких много, обо всех рассказать одновременно не получается. А кризис на Урале сказывается гораздо сильнее, чем в любом другом регионе страны, потому что, как все знают, цены на металл упали. Мы понимаем, что увольнения на уральских предприятиях – тема очень большая. И то, что там сейчас происходит, это очень депрессивно. Люди действительно не откладывали на завтрашний день, потому что рабочие не откладывают. Это очень промышленные регионы. И там видно все очень ярко.
Анна Качкаева: И все-таки… Челябинский сюжет начинается с истории молодого безработного: числится на заводе, денег не получает, нужно платить кредит за подержанную иномарку, банк навстречу не идет… Молодой человек произносит то, что мы почти никогда не слышим сейчас в эфире – что Путин говорит одно, а на деле совершенно другое. Дальше – еще несколько судеб людей, попавших в сложные ситуации в связи с кризисом. И вдруг в середине появляется совершенно отдельная история, связанная с судебным процессом, с какими-то азербайджанскими товарищами, которые родственники каких-то больших начальников, которые что-то там затеяли в смысле бизнеса… И рассказывается, как вел себя в этой связи господин вице-губернатор, как он по-хамски себя ведет с журналистами. Потом вот эти самые дачи, где вы стоите в снегу и показываете нам: это дача чиновника ФСБ, это дача губернатора. А потом опять человеческие истории… Либо там чего-то не хватает и вы нам еще вторую серию покажете, либо вы что-то имели в виду, чего не получилось досказать, либо вам не дали это досказать. Вот про это мы и хотим понять.
Владислав Николаев: Если бы вице-губернатор Челябинской области пошел нам навстречу и согласился прокомментировать все упреки, которые прозвучали в его адрес, мы бы, конечно, показали вам вторую серию. Что-то мне подсказывает, что этого не произойдет. Мы действительно старались прощупать, как себя будут вести региональные власти в условиях, когда поступления в бюджет падают, когда все социальные программы, которые они взяли на себя, не будут выполнены. Продолжат ли они так же брать взятки или не перестанут? Сможем ли мы, наконец, увидеть хотя бы один судебный процесс в регионах в рамках борьбы с коррупцией, объявленной президентом?
Анна Качкаева: Это вот такая точечная история? Или у вас есть еще что-то в редакционном портфеле, и вы собираетесь по другим городам проехаться?
Владислав Николаев: Материал лежал порядка трех месяцев. Мы его готовили долго. Есть у нас на примете еще ряд регионов за Уралом, где схожая ситуация. Но вы же понимаете, что происходит в таких случаях: региональные элиты не идут на контакт, всячески препятствуют. Например, был звонок в редакцию из администрации Челябинской области с просьбой не заниматься этой темой. Кстати, звонок в редакцию – это еще самое безобидное, с чем можно столкнуться, работая над подобными темами.
Анна Качкаева: Арина, как вы думаете, почему программе "Неделя" и новостям РЕН-ТВ и "Пятого" можно чуть больше, чем коллегам с других каналов? Ну, например, начинать выпуски с убийства Маркелова и Бабуровой на прошлой неделе?
Арина Бородина: Для меня, честно говоря, это загадка, однозначного ответа на которую я не могу найти даже в общении с руководителями канала. Какие и с кем у них есть договоренности – никто, кроме них самих, не расскажет. Возможно, нашей власти нужен некий баланс, некая форточка – доказательство, что все-таки не везде у нас еще закрутили гайки. Мол, есть не только газеты, радио и интернет, но есть и телевизионные каналы, на которых мы позволяем это показывать…
Анна Качкаева: Я много раз за последние месяцы слышала, как даже очень либерально настроенные политики и экономисты говорят: "Не будите лиха, хорошо, что на больших каналах не так активно и не так много рассказывают о проблемах маленьких людей, потому что легко раскачать лодку". Как вы к этому относитесь?
Владислав Николаев: Ну, это же фигура речи – "раскачать лодку". Как репортер я к этому отношусь плохо. Мне кажется, что тема кризиса персонального, индивидуального, тема кризиса, который касается каждого конкретного человека, очень важна. Потому что, когда мы говорим "скрытая безработица", 80 процентов населения страны не представляет, что это такое…
Арина Бородина: Мне также приходилось слышать от действительно либерально настроенных людей, что не надо сеять панику, и тогда народ не кинется в банки снимать деньги. Думаю, это очень опасная и ложная траектория. Я ведь недаром подчеркнула, что на РЕН-ТВ рассказывают об этом без истерики и без паники. Они точечно показывают сферы, где у нас могут возникнуть проблемы. Проблемы с лекарствами, проблемы с продуктами, проблемы с какими-то еще товарами. Вопрос в том, как рассказывать, как найти интонации и как помочь людям адаптироваться в этой сложной ситуации. Никто же не говорит, что надо кричать: «Бегите в банки и снимайте деньги». Но когда люди вообще не в курсе того, что их может ждать в ближайшее время…
В программе "Время" и в программе "Вести" говорят только о том, как это может быть. Да, у нас говорят о некой безработице, но все это очень абстрактно. И главная новость в стране – это визит президента Медведева в Узбекистан или подписание газовых контрактов. Это, безусловно, очень важно, но это так далеко от каждого из нас. А ведь кризис уже коснулся многих и коснется практически всех. Вспомним историю с приватизацией, во что это вылилось.
Владислав Николаев: Хочу привести еще один аргумент, почему судьба какого-то простого, обычного человека должна быть представлена в новостях. Конечно, специальные каналы много рассказывают о кризисе, привлекают экспертов в качестве комментаторов. Но специальные каналы смотрит не вся страна. И уровень экономического образования рядового человека, не знающего, что такое дериативы, вряд ли позволит ему понять этих экспертов. Он что-то поймет, если увидит историю такого же, как он, обычного человека. Получавшего зарплату, набравшего кредитов…
Анна Качкаева: Почему мало рассказывают о кризисе, можно объяснить нежеланием "раскачивать лодку". Но почему так странно телеканалы прореагировали на инаугурацию Обамы?
Арина Бородина: Меня это тоже поразило. Этот сарказм, ирония в связи с количеством людей, которые пришли в Вашингтоне… Евгений Ревенко в своем репортаже саркастически заметил, что эти два миллиона ничего, кроме мониторов, не увидели. Да какая разница? Они пришли на инаугурацию своего президента. А вот за стык картинки замечательный – отдельное спасибо РЕН-ТВ. У них мы увидели мчащийся по немеющим улицам кортеж президента Медведева. И никакого народа. Да, масштабная съемка, но это – одиночество власти российской. Менталитет совершенно другой. Это не для народа. Для телевидения и для спецэффекта была вся эта постановка. И мне особо "понравились" реплики Андрея Кондрашова на прямом включении с корреспондентом в Америке Михаилом Солодовниковым, когда он говорит примерно следующее: "Ну да, народу много, конечно, пришло. Но как-то это вяжется с тем, что Америка, собственно, родоначальница мирового финансового кризиса?" Так и читался этот ернический подтекст: "Не загнивает ли там Америка? А мы вот здесь живем хорошо".
Может, в основе – элементарная зависть к тому, что не только в нашей стране, но и в любой другой стране, наверное, сложно представить такое количество людей, которых не палками, не ОМОНом согнали, а они сами пришли. И охраны нигде не было видно. Считаю, что вне зависимости от успешности политики Обамы, сама инаугурация – это, конечно, отдельная страница в истории мировой политики, в истории телевидения.
Анна Качкаева: И всё-таки – почему нельзя просто показать? Я уже не про инаугурацию, а про трагедию с двойным убийством адвокатк и журналистки в центре Москвы. Чего четыре дня боялись? Почему это все загоняли куда-то в конец эфира? Вы можете объяснить, что это? Почему на одном канале можно, а на других – нельзя?
Арина Бородина: Главная причина: никто не знает, как отреагируют в Кремле, не возникнет ли там вопрос, почему именно так показывали убийство или так показывали инаугурацию. Вдруг зрители, то есть народ, поймет: Боже мой, да там два миллиона пришли на инаугурацию президента, которого они выбрали, а у нас вообще народа нет, улицы перекрыли и весь центр Москвы просто вымер, когда Дмитрий Медведев вступал в должность президента РФ! Вдруг кому-то в голову придут такие аналогии. Никто ведь не знает, какую реакцию это вызовет в Кремле. Примерно та же ситуация с убийством Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова. Ведь никто из официальных властей, как уже не раз было сказано, не выразил даже соболезнования родственникам. А раз власть никак не реагирует, как каналам реагировать? Но потом кто-то что-то с кем-то согласовал – и в выходные пошли сюжеты.
Тут других версий быть не может. Внутренняя самоцензура, но не корреспондентов и ведущих. Всё решается на уровне руководства телеканалов, как они это согласуют с политикой в Кремле.
Анна Качкаева: Допускаете, что изменится освещение кризиса "большими" телеканалами? Или сохранится нынешнее положение: есть "форточки" – РЕН-ТВ, "Пятый", несколько газет и несколько радиостанций – пусть про это говорят, а "большие" каналы пусть никого не беспокоят.
Арина Бородина: Все зависит от масштаба кризиса. Если они будут катастрофическими – я имею в виду уровень безработицы, снижение зарплат, социальный протест – и люди пойдут на улицу, замалчивать это будет сложно. Я, правда, не очень представляю, какая картинка тогда появится на государственных телеканалах. А если кризис будет проявляться более-менее локально… Тогда, наверное, "большие" будут продолжать работать, как сейчас.
Анна Качкаева: Слава, у вас есть ощущение, что вы так и останетесь форточкой? Ведь вам пока разрешают то, что не разрешено другим, и, возможно, будут разрешать?
Владислав Николаев: Не надо нас обзывать, мы не форточка.
Анна Качкаева: Почему же?
Владислав Николаев: Не знаю, как это называется, я бы не хотел здесь углубляться в такого рода дефиниции. Знаете, пример владивостокских акций протеста говорит о том, что действительно там были очень серьезные протесты, они продолжаются. Об этом рассказывал только, по-моему, наш телеканал. И мне бы очень не хотелось, чтобы мы получали письма: "Спасите нас! Только вы можете нас выручить в этом информационном поле".
Полный текст программы Анны Качаевой "Как события становятся или не становятся событиями телевизионными"
