Ссылки для упрощенного доступа

Велико ли меньшинство?


Те, кто и до кризиса вынужден был выживать, пока его не замечают, отмечает Александр Кынев
Те, кто и до кризиса вынужден был выживать, пока его не замечают, отмечает Александр Кынев

О том, насколько остро ощущается промышленный спад в разных регионах России и как он сказывается на социальной стабильности общества, в эфире Радио Свобода рассказал эксперт Фонда развития информационной политики Александр Кынев.

В Тольятти в пятницу прошел пикет сотрудников завода "GM-АвтоВАЗ", протестующих против массовых увольнений. В Оренбургской области из 104 градообразующих предприятий кризис не коснулся только 12-ти. Во многих регионах России о кризисе пока еще узнают из телевизора, однако в наиболее развитых областях, где после недавнего роста обвал ощущается особенно болезненно, градус социального пессимизма заметно нарастает. Большинство граждан будут выживать, как и прежде, своими силами, полагает руководитель региональных программ Фонда развития информационной политики Александр Кынев. Вопрос в том, насколько велико окажется меньшинство, готовое протестовать.


— От чего зависит степень влияния кризиса на тот или иной регион?


— Прежде всего, от депрессивности и отраслевой структуры экономики конкретного региона. Одни отрасли кризис затронул больше, чем другие. Наиболее тяжелая ситуация в машиностроении, металлургии, непросто и там, где очень многое зависело от строительного бизнеса — он переживает не лучшие, мягко говоря, времена.


— В традиционно депрессивных регионах все совсем плохо?


— Тот, кто уже лежит, упасть не может. Поэтому районы, которые выживали за счет дотаций, подсобных хозяйств, они как раз и не сильно ощущают изменения. А вот регионы, которые в последние годы демонстрировали рост доходов, реализовывали значимые инвестиционные проекты — вот там ситуация психологически очень дискомфортна для населения. Люди вроде бы стали жить нормально, и тут у них резко меняется социальный статус, меняются возможности. На предприятиях происходит сокращение рабочего времени, перевод на 4- или 3-дневную рабочую неделю, отмена или сокращение бонусов, заработных плат, ликвидация свободных вакансий, оптимизация, то есть сокращение количества работников, причем чем больше предприятие, тем оно заметнее.


— А какие-то количественные оценки, кто сколько работает, есть?


— Есть, например, данные Горно-металлургического профсоюза России, который мониторит ситуацию. На 21 января из 240 предприятий отрасли на 81 предприятии была неполная рабочая неделя, на 28 — простои, оплачиваемые по части положенного тарифа. То есть люди не работают и получают какую-то символическую компенсацию. Работники еще 20 предприятий — в отпусках без зарплаты. Так что в нормальном положении из 240 организаций, дай бог, где-то около 50-ти.


Каковы шансы на то, что владельцы бизнеса смогут решить проблемы финансирования без помощи государства?


— Проблемы, которые возникают у собственников, решаются в основном за счет заимствований. В ходе банковского кризиса банки так или иначе во многом оказались зависимы от госбюджета, от банков с государственным участием, таких как ВЭБ, ВТБ. Фактически происходит ползучее огосударствление экономики. Предприятия спасаются за счет государственной или квазигосударственной помощи, и хотя прежние хозяева формально и сохраняют руководство и пакеты, их возможности существенно сокращаются. Это, несомненно, негативно скажется в будущем. Другого выхода, вроде бы, нет. Но в то же время понятно, что те, кто пришел в бизнес, просто так оттуда не уйдут. На мой взгляд, происходит фундаментальная перестройка структур управления экономикой страны, и это долгосрочный тренд, последствия которого будут иметь огромное значение не только в ближайший год или на два, но и на через десять лет.


— Существует ли опасность социальных волнений?


— Да. Ассоциация региональных социологических центров "Группа 7/89" провела исследования, если не ошибаюсь, в 17 или в 19 регионах. С одной стороны, растет градус социального пессимизма, тревожных ожиданий. С другой — подавляющее большинство граждан не готовы к протестным акциям и собираются выживать, как всегда выживали — сокращать расходы, экономить, сажать картошку и так далее.

Протесты всегда были уделом активного меньшинства.


— То есть протестовать некому?


— Никогда основная часть населения в акциях протеста не участвовала. Вопрос его величины. Потому что когда протестует 1% населения — это одно, а если 3% — это уже в три раза больше. В этом смысле нужно оценивать не долю, а абсолютное число тех, кто готов участвовать в акциях протеста.


— И когда это станет ясно?


— Сейчас происходит нарастание напряженности, панических настроений, причем в первую очередь среди образованной, грамотной части населения, даже среди региональных элит, которые имеют больше информации. Но для значительного числа граждан, особенно занятых в сферах, которые толком не поднимались и поэтому никуда и не падают, кризис кажется чем-то иллюзорным. Где-то кризис уже чувствуется на полную катушку, как, допустим, в Набережных Челнах, в Иркутске, а где-то еще остается чем-то виртуальным из телевизора. Что будет дальше? Посмотрим. Есть прогнозы, что ясность наступит весной, ближе к маю. Я думаю, это похоже на правду.

XS
SM
MD
LG