Марина Тимашева: Пятница, 13-е февраля - последний день, когда можно прийти в Третьяковскую галерею на Крымском валу и проголосовать за или против проекта планировки квартала, в котором расположен Центральный дом художника. Что предполагается построить на его месте - разобраться пытается Лиля Пальвелева.
Лиля Пальвелева: Проблема застройки территории, на которой сейчас расположился ЦДХ с прилегающим к нему парком скульптур «Музеон» волнует, конечно же, не только жителей района Якиманка - Центрального административного округа Москвы. Голосовать же могут только они (ну еще и те, кто здесь работает). Как будто предстоит решить задачу районного масштаба, что-нибудь вроде дилеммы: быть автостоянке или детской площадке с песочницей. В холле Третьяковки, рядом со щитами, на которых вывешены ярко раскрашенные, но маловразумительные листы проекта планировки, встречаем возмущенную москвичку.
Москвичка: Я - из другого района, напротив - район Хамовники, и я не имею права здесь голосовать, хотя вид из Хамовников на набережную испорчен. Таковы антиконституционные законы и постановления правительства Москвы. Оказывается, если вы живете в городе, и речь идет об архитектуре вашего города, то отдельно взятый район, в соответствии с нашими постановлениями и законами Москвы, может для себя вынести решение, жителям достаточно проголосовать, и они могут выстроить, что они хотят - в высоту, вниз, куда угодно. А никто из соседей не может возразить.
Лиля Пальвелева: Две другие собеседницы оказались жительницами Якиманки, и они проголосовали против проекта Москомархитектуры.
Жительница Якиманки: Мы - против этой застройки. Мы считаем, что надо все оставить и облагородить то, что есть.
Жительница Якиманки: Это не планы, а просто околпачивание. Портят все кругом, всю планировку, архитектуру.
Жительница Якиманки: И это здание, его исчезновение и то, что предлагается застройка - не украсят нашу столицу, а обезобразят.
Жительница Якиманки: Неуместно такое строительство на набережной. Напротив - Кремль. У нас есть свои традиции застройки, оформления наших набережных, а тут влезает нечто.
Жительница Якиманки: Здесь охранная зона Кремля находится, Крымский мост - это все украшает нашу столицу.
Жительница Якиманки: Самое главное чего тут нет – дана только одна проекция, по которой нельзя судить о том, как истинно выглядит то, что планируется. Это что за выставка, когда не представлена полностью информация? На информацию мы все имеем право. Нарушена Конституция, нарушены законы.
Лиля Павльвелева: То есть, вы имеете в виду, что нет макета?
Жительница Якиманки: Достоверной информации - нет. Да, макет. Но макета мало, и макет надо дополнить еще устройством для рассматривания, потому что мы должны рассматривать макет с точки зрения пешехода. Во сколько раз уменьшен макет, во столько же раз мы должны уменьшить свою точку зрения и увидеть, что это будет в натуре. Когда введен масштабный множитель, уже имеется искажение информации. А здесь она вообще отсутствует. Это просто какое-то неуважение к жителям. Люди приходят, они не видят достоверно то, что планируется построить.
Лиля Пальвелева: Тут закрадывается нехорошее подозрение: отсутствие макета - не случайно; что конкретно строить, еще никто и не планировал. Главное – снести до основанья, а затем… Что будет затем, легко предугадать - достаточно вспомнить любой, реализованный в Москве, крупномасштабный проект. Изуродованную Манежную площадь, к примеру.
При этом, кое-какие сведения все-таки можно получить из выставленного на всеобщее обозрения проекта планировки пятна застройки между Москвой-рекой и Крымским валом. Например, что для Третьяковки выделено самое неудачное место.
Нынешний Центральный дом художника, даром, что сам по себе он сомнительных архитектурных достоинств, расположен чрезвычайно удачно. Его издалека видно – и с Крымского моста, и с набережных, что подчеркивает важность объекта. Сотрудник Отдела новейших течений Третьяковки Кирилл Алексеев показывает на плане, куда надумали переместить национальную галерею.
Кирилл Алексеев: На этой площади, конечно, Третьяковская галерея доминировать должна, а получается так, что здание спрятано под мостом. Здесь, в общем, видно, что часть здания скрыта под опорами Крымского моста, под пандусом, точнее. Опоры Крымского моста возвышаться будут над всей этой постройкой.
Лиля Пальвелева: Получается, что галерея вплотную прилеплена к мосту?
Кирилл Алексеев: Там через дорогу получается, но факт в том, что здание как бы утоплено за пандусом моста, а сама опора Крымского моста будет иметь доминирующее композиционное значение во всем этом ансамбле. Знаете, музей это не торговый центр, не сарай и не жилой дом, он должен иметь преимущественное, доминирующее положение во всем этом ансамбле.
Лиля Пальвелева: А вот объясните мне на этой схеме (где будет Третьяковка, я уже поняла), что под цифрами 2 и 3?
Кирилл Алексеев: Второе - здание, которое торцом располагается ближе к Октябрьской площади, перпендикулярно линии Садового кольца - это непосредственно Международная конфедерация Союза художников, то, что ЦДХ сейчас.
Лиля Пальвелева: Большой объем и, по-моему, даже больший, чем ЦДХ и Третьяковка, отведен под строение под номером 3. Это - что?
Кирилл Алексеев: Это некая инвест-программа. Вот это самый интересный момент во всей этой истории, что некий инвестор получает 70 процентов всей полезной площади, а 30 процентов идет нам. Я, в принципе, не понимаю, почему на этой территории появляются какие-то посторонние службы и коммерческие структуры, какие-то другие структуры. Это - музейная территория, парк «Музеон» со скульптурами. Кстати, это было одно из требований дирекции Третьяковской галереи о том, чтобы здесь обязательно оставался парк скульптур, чтобы решение всего этого ансамбля предполагало здесь парк скульптур.
Лиля Пальвелева: А он здесь где-то будет?
Кирилл Алексеев: Это обозначено небольшим пространством. Вот здесь предполагаются эти скульптуры, зажатые между некой инвестиционной постройкой, Третьяковской галереей и конференц-залом инвестиционного проекта, который заканчивает линию набережной.
Лиля Пальвелева: Между тем, не надо быть знатоком, чтобы понимать, что скульптура требует некоего пространства. Она не может быть между зданиями, в переулке.
Кирилл Алексеев: Тем более, что на наших территориях - монументальная скульптура, которая ранее была на улицах Москвы. Тот же памятник Дзержинскому, который объединял Лубянскую площадь. Вот он здесь стоит, давайте втиснем его между двумя зданиями, никому от этого лучше не будет. Предполагаемая архитектура постройки, я не представляю себе, как она будет коррелироваться со всем этим, я думаю, что никто не представляет. Какое-то место нужно было отвести, и отвели. Знаете, на этом месте раньше было капустное поле, а еще раньше здесь было болото. Капустное поле - прекрасная аллегория того, что видят на этом месте наши власти, которые предложили нам этот проект – разорванный, дробный, не имеющий, по сути, единого ансамблевого решения. Да и в самой аннотации, которая предваряет все эти стенды, написано, что территория наша напоминает кладбище. Вы знаете, кладбище, скорее, напоминает этот проект - кладбище надежд наших сотрудников на улучшение площади. Мы, конечно, попросили, чтобы нам предоставили больше площадей при перестройке.
Лиля Пальвелева: По той простой причине, что коллекции растут.
Кирилл Алексеев: Да, во-первых, коллекции растут. Нам сказали, что нам выделят пространство, но мы туда обязаны вписать подземный паркинг. Что нас немало развеселило, потому что нет ни одного музея мира, где был бы подземный паркинг. Это нарушение всех мыслимых и немыслимых требований. Есть ощущение, что все это делается быстро и хочется очень быстро протащить вот этот проект. Это все, кончено, возмутительно.
Лиля Пальвелева: Минувшей осенью много шума наделало известие о том, что на месте обреченного на снос ЦДХ будет построен так называемый «Апельсин». Броский проект Нормана Фостера многим показался неуместным в центре Москвы, не соответствующим духу древнего города. Сейчас об «Апельсине» московские власти не вспоминают – слишком дорого по нынешним временам.
