Марина Тимашева: Недавно вручали кинопремию «Золотой Орёл». В самом названии, согласитесь, слышится нечто героическое. Триумфальный марш победоносных легионов. Я решила воспользоваться случаем и расспросить уважаемых кинематографистов: кто сегодня у нас на российском экране настоящий герой, идеал и образец для подражания? Простой, вроде бы, вопрос, приводил моих собеседников в замешательство, и после мучительных размышлений они могли назвать, в лучшем случае, кого-нибудь мэйд ин Голливуд. Но теперь герой, кажется, нашелся. Вслед за «Монголом» на российские экраны выходит «Тайна Чингис Хаана» (через два «а») Андрея Борисова – знаменитого якутского театрального режиссера, который решил попробовать силы в кино. А Илья Смирнов посмотрел, что у него получилось. В чем секрет внезапной популярности средневекового завоевателя?
Илья Смирнов: Создание идеальных образов («делать жизнь с кого») – естественное предназначение искусства: не единственная функция. Но необходимая. И в этой связи интересно наблюдать, как современное искусство в поисках героя поворачивается к будущему задом, а к средневековью передом. «Возвращение короля» в финале киноэпоса по Толкиену, маги в «Гарри Поттере», даже в «Звездных войнах» космос всего лишь декорация, а действуют в ней всё те же рыцари, магистры ордена, чародеи и принцессы. Чингисхан естественным образом занимает место в этом ряду. Человек, испытавший в юности нищету, унижения, рабство, волей и мечом пробился к высшей власти. Чем не герой?
Вот я открываю для сравнения первую попавшуюся газету, как представлена современная жизнь на Берлинском кинофестивале. «35-летний инфантил», «намертво вросшие в среду, опасающиеся двинуться против натоптанного пути», «комплекс сиротства и зависимости». Ну, и так далее. То есть, настоящее – унылая слякоть. О будущем лучше не задумываться всерьез. Чем же душа утешится? Как спел нам недавно Юра Шевчук: «И вновь, седлая коней, герои вынут свои мечи».
Но конкретно с Чингисханом возникает препятствие. В исторической памяти человечества этот персонаж слишком устойчиво ассоциируется не столько с ролью объединителя – хотя бы и жестокого, но исторически прогрессивного – своей родной страны, сколько с массовыми убийствами, грабежами и полнейшим разорением стран чужих, в том числе и очень-очень отдаленных.
А теперь вспомним, что Андрей Саввич Борисов http://www.kino-teatr.ru/teatr/activist/m/22410/bio/ уже ставил в Саха театре имени П. А. Ойунского спектакль «По велению Чингисхана» по тому же историческому роману Николая Лугинова в декорациях того же Геннадия Сотникова, который был и художником-постановщиком фильма. Работа над фильмом – прямое продолжение театральной постановки, и сравнение напрашивается само собой. Когда мы полтора года тому назад рецензировали спектакль в «Российском выпуске» «Поверх барьеров», то отмечали, что режиссеру удалось виртуозно обойти главное препятствие, преграждающее современному человеку путь к образу Чингисхана как к персонажу, вызывающему какие-то добрые чувства http://www.svobodanews.ru/Transcript/2007/12/20/20071220202532570.html#top. Во-первых, театральная версия сосредоточена на детстве и юности героя, на романтической любви его родителей, то есть на событиях, которые уж никак не могут быть поставлены юному Темучину в вину. Во-вторых, фольклорная условность происходящего на сцене – она прямо продолжает традицию спектаклей по якутскому эпосу Олонхо и гасит нежелательные ассоциации. Ну, мы же не воспринимаем Агамемнона или Одиссея в контексте, например, греко-турецкого конфликта из-за острова Кипр.
В фильме ситуация иная. Есть замечательные пейзажи – то, что в театре показать невозможно – и мощнейшие эпизоды, в которых из природных стихий вырастают человеческие чувства и отношения героев. Но. То ли виноват перебежавший дорогу «Монгол» Сергея Бодрова, в котором тоже речь идет о детстве и юности Чингисхана, о том, «откуда он родом», то ли чрезмерное количество отснятого материала не удалось толком уложить в два часа экранного времени, то ли идейное влияние каких-нибудь псевдоисторических «евразийцев» http://evrazia.info/modules.php?name=News&file=article&sid=2023 сыграло свою роль. Я не знаю. Может быть, кто-то из продвинутых кинематографистов объяснил именитому дебютанту, что настоящее кино – это то, где всё время мельтешит и мелькает, не позволяя ни на чём сосредоточиться. Но факт остается фактом. Вместо того, чтобы выделить самое главное, что авторы должны сообщить граду и миру, в фильм набили множество сюжетных линий, необязательных и просто лишних. Зритель в них путается. Я имею в виду реального зрителя, а не выдуманного начальством придурковатого подростка «12 +», под которого у нас подгоняют «формат» кинематографа. Понимаете: даже зная сюжет по историческим источникам, по театральной версии, всё равно испытываешь затруднения. То, что существенно, например, знакомство отца и матери героя, которым нарушается порядок и с которого неумолимый рок начинает свой отсчёт – в фильме показано второпях, так что ускользает даже простая причинно-следственная связь, не говоря уже про символический смысл. Зато вдруг возникает среди монгольских степей японский самурай с приветом от Акиро Куросавы. Или католический монах, который с крестом наперевес пытается остановить атакующую конницу: «Все люди братья!» В своей родной Европе средневековые монахи, вроде бы, не были склонны к такому абстрактному гуманизму, особенно по отношению к иноверцам. Ну ладно, чего в жизни не бывает. Готов даже допустить, что предводитель кочевников действительно поблагодарил монаха за то, что тот ему «открыл тайну спасения». Но вместо всей этой навязчивой глобализации я бы, честно говоря, лучше послушал пение Степаниды Борисовой (потрясающая актриса, которая играет мать Чингисхана). Потерялся и верховный шаман Хохочой – а ведь логика сюжета предполагала, что друг детства Чингисхана вырастает в равновеликую ему фигуру и бросает ему вызов с высоты своей духовной власти, уходящей корнями в тысячелетнюю традицию родового строя. Техника современного кино плюс талант выдающегося актера того же якутского театра Ефима Степанова - позволяли не просто продекларировать, но показать мистическое величие и воздействие на людей. Нет. Из фильма даже толком непонятно, почему Хохочой из друга Чингисхана превратился в злейшего врага. Наверное, характер склочный.
В самом фильме и в комментариях создателей всё время возникает тема неких «принципов», «идей» Чингисхана, а также преодоления связанных с ним стереотипов. Наверное, можно было бы показать, как страшные несправедливости, от которых обычное право родового общества не защитило маленького Темучина – как они воспитали в нем неверие в вековые устои этого общества и стремление противопоставить бессильным обычаям предков единый для всех железный государственный закон. Не знаю, насколько эта схема соответствовала реальному мировоззрению исторического героя, но как оправдание она работает. Правда, до определенного предела. Пока не становится понятно, что единство и дисциплина среди своих нужны для того, чтобы эффективнее грабить и убивать чужих. Кстати, интереснейшая актерская задача: показать, как с ростом империи перерождается человек, который ее олицетворяет. Но в фильме этого нет. «Идеи» и «принципы» остаются декларациями. Вроде бы, «стереотипам» о кровожадном тиране противопоставляется веротерпимость Чингисхана. Рядом с ним уживаются и монах, и конфуцианский книжник. Но это, простите, не личное его достоинство. Архаичному языческому мировоззрению, не обязательно тюркскому или монгольскому свойственна была определенная (очень специфическая) веротерпимость. Римские императоры тоже признавали разнообразие богов и не мешали молиться кому угодно, хоть крокодилу – при условии, что пёстрый плюрализм венчается культом живого бога, самого императора.
В общем, получилось очередное кино для мальчиков про битвы холодным оружием. Не хуже последнего американского блокбастера из жизни Александра Македонского. Хуже, чем мог бы сделать такой режиссер, как Борисов, с такими актерами на таком материале. А может, оно и к лучшему, что дух Чингисхана не находит такого убедительного воплощения, которое позволило бы ему вырваться из тумана холодного прошлого на современный оперативный простор.
