Ссылки для упрощенного доступа

«Музыкальный альманах» с Соломоном Волковым





Александр Генис: Сегодняшний «Американский час» завершит мартовский выпуск «Музыкального альманаха», в котором мы с Соломоном Волковым рассказываем о музыкальных новостях, какими они видятся из Нью-Йорка.
С чего мы начнем, Соломон?


Соломон Волков: Я хочу рассказать об одном чрезвычайно примечательном музыкальном событии, состоявшемся в Нью-Йорке. В Джулиартской школе прошел фестиваль, посвященный современной калифорнийской музыке.

Александр Генис: Сразу первый же вопрос: что значит «калифорнийская музыка»? Звучит странно и необычно. Это как «чернила для пятого класса».

Соломон Волков: Калифорнийская музыка это та музыка, которая написана калифорнийскими композиторами.

Александр Генис: Она отличается от общеамериканской?

Соломон Волков: Да, в ней есть и отличия, причем любопытные, я считаю, и типичные. В первую очередь, что такое Калифорния? Это жизненный стиль, совершенно противоположный тому, что происходит у нас, на Восточном побережье. Вообще я должен сказать, что Восточное побережье, где мы с вами обитаем, и Западное побережье, то есть Калифорния, это как две разные страны в границах одной какой-то державы. Как вы понимаете, Саша, Нью-Йорк претендует на роль интеллектуального лидера страны.

Александр Генис: А Калифорния - на роль интеллектуального авангарда.

Соломон Волков: Видите, вы сказали Калифорния. Там нет такого единого центра - Лос-Анджелес или Сан-Франциско. Это именно Западное побережье, и они очень гордятся вот этим своим пляжным отношением к жизни. А над Восточным побережьем интеллектуалы посмеиваются, но в музыке, где, как в любой другой форме культуры в США, существует соперничество между тем, что происходит у нас, на Восточном побережье, и у них, на Западном, тоже, конечно же, есть такое противостояние школ. И я с большой симпатией слежу за тем, что происходит там в данный момент. К калифорнийской школе относится, может быть, самый значительный современный американский композитор Джон Адамс. Он вырос на этом берегу, но поселился он в Калифорнии, работает там и, по праву, то, что пишет Адамс последние несколько десятилетий принадлежит калифорнийской музыке. И одним из важнейших событий вот этого калифорнийского фестиваля была премьера квартета струнного Адамса, мировая премьера. Но для меня было очень любопытно услышать сочинение композитора Инграма Маршалла, 1942 года рождения, которое называется «Тропы тумана». И изображается там Сан-францисский залив. Струнный квартет играет в сопровождении такого электронного наложения, и там мы можем услышать звуки, которые по-английски обозначаются одним словом – «Fog Horn», а по-русски это переводится как «сирена, подающая сигналы судам во время тумана».

Александр Генис: Надо, наверное, добавить, что Сан-францисский залив крайне необычное место географически. Хотя он находится достаточно далеко на Юге, там всегда холодно, вода в заливе очень холодная, в отличие от океана, где она достаточно теплая, чтобы купаться, и почти все время стоит туман. Это загадочное, таинственное, волнующее место и действительно звуки, которые там - не только звуки сирены, но и лай морских львов, которые живут возле Сан-Франциско. То есть все вместе это, в звуковом смысле, крайне любопытное место.

Соломон Волков: Вы абсолютно точно описали пьесу Инграма Маршалла, она точно так и звучит. Исполняет ее квартет «Кронос» в сопровождении этих самых гудков, записанных на магнитоленту.

Другим важнейшим событием этого фестиваля, посвященного калифорнийской музыке, было для меня концертное исполнение оперы Адамса «Смерть Клингхоффера», которым дирижировал сам Адамс. Он великолепный дирижер, очень хороший.

Александр Генис: А это нормальное дело, когда своими произведениями лучше всего дирижирует автор?

Соломон Волков: Да, это очень распространенная вещь. Причем автор не обязательно должен быть дирижером эффектным, он должен быть эффективным, и, второе - ему совершенно не обязательно дирижировать произведениями других композиторов, достаточно, если он хорошо исполняет свои собственные произведения. Римский-Корсаков был таким дирижером, который превосходно дирижировал. Это как Бродский возмущался, когда его стихи читал кто-нибудь другой, он говорил: «Это при живой-то жене?». Это был чрезвычайно увлекательный спектакль. Я присутствовал на премьере этого произведения в Бруклинской академии много лет тому назад, но там как раз дирижировал не Адамс, а здесь это было очень компактно, очень собранно, сюжет очень драматичный и всегда, к сожалению, актуальный. Там рассказывается об этом инциденте на итальянском лайнере, когда палестинские террористы убили американского еврея.

Александр Генис: Я, по безумному стечению обстоятельств, летел из Рима на том же самолете, на котором везли труп несчастного Клингхоффера, и я помню, сколько было вокруг секретных агентов. Это было событие, которое потрясло весь мир.

Соломон Волков: И Адамс, как всегда, не боится браться за вот такие актуальные темы. «Никсон в Китае» - его опера, которую я ставлю очень высоко, и вот эта «Смерть Клингхоффера». И один из музыкальных впечатляющих моментов в этой опере - хор палестинцев, который и звучит здесь под управлением Джона Адамса.



Александр Генис: Мартовский выпуск «Музыкального альманаха» завершит блиц-концерт, входящий в цикл, посвященный 150-летию нью-йоркской оперы Метрополитен.






Соломон Волков: Сегодня я хочу рассказать в первый раз об отечественном артисте, который выступал и стал знаменитым в Нью-Йорке, на сцене Метрополитен опера. Это наш Федор Иванович Шаляпин. Он дебютировал в Метрополитен в сезоне 1907-1908 годов, то есть уже больше ста лет тому назад. И вся история с его первым появлением на сцене Метрополитен довольно забавна. Потому что он туда ехал уже не просто супер признанным артистом у себя на родине, но уже и сильно избалованной звездой. А в Нью-Йорк он приехал хорошим басом, но чужаком, и совершенно никто не собирался ни на поводу у него идти, ни восхищаться им. Причем, любопытно, он в этом первом сезоне не спел ни одной партии из русского репертуара. Он появился в «Мефистофеле» Ариго Бойто. Это была в свое время очень знаменитая опера, написанная в 1868 году, автор ее - либреттист последних опер Верди. Но вот этой одной оперой он в свое время очень прославился, и Шаляпин сделал эту оперу как бы своей визитной карточкой. Но когда он появился на сцене Метрополитен, как он привык – он выходил обнаженный по пояс, с очень резко наложенным гримом, где выделялась мускулатура, создавая чрезвычайно зловещий образ, играл его гениально. Ведь все, кто видели Шаляпина живьем, упирают на то, что это был незабываемый театральный опыт. Он был гениальным артистом, в первую очередь, а уже потом замечательным певцом. И те, кто не видели Шаляпина, не могут себе вообразить, какое гипнотическое воздействие он производил. Но в Метрополитен всем было на это глубоко наплевать. Шаляпину сказали, что играть тут не надо, стойте смирно, пойте, смотрите на дирижера. И он писал по этому поводу Горькому, что «две репетиции я терпел, а на третьей пришлось покричать немножко». После этого он явился домой, и по своим петербургским привычкам сказал, что петь он не будет, так его это все вывело из себя и утомило. Но, как он записал, пришла тут же костлявая дама от дирекции и никаких поблажек, какие были у него в Петербурге, ему там никто оказывать не собирался, очевидно, пригрозили крупной неустойкой. Короче говоря, вышел Шаляпин, пел как миленький, и уезжал в тот раз из Америки чрезвычайно разочарованным. Но все-таки Мефистофель из оперы Бойто запал в душу американцам, потому что потом они приглашали его еще раз. А опера эта - редкость, и запись, которую я хочу показать (Шаляпин поет отрывок из этой оперы 1929 года, то есть ей 80 лет) тоже чрезвычайно редкая.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG