Анна Качкаева: Сегодня со мной в студии Павел Шеремет, телевизионный журналист, теперь еще и писатель, автор увлекательной книги «Телевидение между иллюзией и правдой жизни», с которым мы сегодня и поговорим об актуальном на телевидении. Сначала небольшая цитата: «Дмитрий Медведев на минувшей неделе заговорил, видимо, о насущном. Не только о кризисе и о безработице во вчерашних беседах, но и об информации, о ее качестве, о необходимости дискуссий, даже в парламенте. Буквальная цитата из президента, из его же выступления со встречи с религиозными деятелями: «Мы живем в информационно насыщенном мире и должны понимать простую вещь: информация может быть благом, но может быть вредоносна. И до тех пор, пока мы не разберемся в этих вопросах, мы будем создавать сами себе проблемы». Так сказал российский президент. Жаль, что у него нельзя уточнить, что же именно он имел в виду.
Павел Шеремет: И на кого намекал.
Анна Качкаева: И на кого намекал…
Павел Шеремет: А явно намекал.
Анна Качкаева: Поэтому мы попробуем сегодня поговорить вообще о том, какое качество информации предлагает современное телевидение. И вам вопрос, уважаемые слушатели, готово ли, по-вашему, телевидение обеспечивать качество информации, которым озабочен президент страны?
А начнем мы с Павлом с актуального, как вообще вам новый формат президентский – вот эти разговоры в библиотеке?
Павел Шеремет: Я посмотрел интервью, которое делал Кирилл Клейменов для Первого канала. Очень красиво было снято. Такая американская картинка, как принято говорить. Но я бы даже пошире поставил вопрос, не как беседа в библиотеке, а как вообще вот это увлечение молодого российского президента телеформатом. Потому что он первый начал видеоблоги из высших руководителей страны. И он первый стал обращаться к людям через интернет и через свои видеоблоги. Я думаю, что наш нынешний президент един в двух лицах. Он робок и коварен одновременно. И я считаю, что то, что он поднимает вопрос о телевизионной дискуссии, это не случайно.
Анна Качкаева: Нет, пока он говорит скорее о дискуссии вообще в обществе.
Павел Шеремет: Но понятно, что телевидение для России, и для всего цивилизованного мира – это главный канал коммуникаций между обществом и властью и главный канал прочистки мозгов, трансляций каких-то идей и так далее. Но здесь опять, как всегда, есть некоторая специфика. Для России в данный момент, для Медведева расширение альтернативной информации на экране – это спасение, политическое спасение. Потому что сейчас российская власть разделена между Путиным и Медведевым. И в общем, для Путина телевизионная дискуссия – это политическая смерть. А для Медведева одновременно – это политическое спасение. Чем чаще и хуже будут критиковать Путина, тем легче Медведеву будет проскочить в угольное ушко на следующих президентских выборах. И вот телевизионная дискуссия для президента – это десакрализация премьер-министра и усиление своих каких-то позиций.
Анна Качкаева: Вы сейчас в категориях политологов, которые говорят…
Павел Шеремет: Да, это гадание на кофейной гуще, потому что наш президент очень робок. Поэтому это может быть будут слова, за которыми не будет никаких последствий.
Анна Качкаева: Тут мне недавно один медиа-менеджер сказал вот о чем: «Хорошо, что за восемь лет вообще все это свободолюбивое пространство, особенно в информационно-политическом вещании, как-то зачищено. Потому что если бы сейчас повсеместно была конкуренция политического вещания, страну бы разнесло. Может быть, он прав?
Павел Шеремет: Да никуда страну не разнесло. Я абсолютно не разделяю точку зрения, что телевизор решает все. Это неправда. Это опасная иллюзия, о которой я тоже пишу в своей книге. Телевизор – это зеркало в нашей жизни. И если жизнь идет вразнос, то телевидение просто это отражает и, может быть, что-то ускоряет или замедляет. А если жизнь покрывается тиной, превращает наше общественное существование в некое такое болото, то и телевидение такое. Но только, чтобы вообще не повеситься от безнадеги, оно такое веселое развлекательное… Я вспоминаю 1999 год. Тогда на Первом канале существенно обновилась команда. И мы начали гонку за НТВ. НТВ обгоняло нас чуть ли не в два раза по рейтингу. И мы с января 1999 года начали их догонять. Летом 1999 догнали вместе с Путиным и перегнали к 2000 году. С тех пор НТВ не может нас догнать. В чем проблема? Я сейчас вспоминаю эту ситуацию. И я понимаю, что Первый канал на тот момент попал в резонанс с общественными настроениями. Мы поймали волну того, чего хотели люди – возрождения, встать с колен, наказать сепаратистов и так далее. Но добавили такие НТВшные сиэноновские штучки и обогнали НТВ. А НТВ не совпало в резонанс с обществом, оно пошло в контры с обществом и проиграло тогда. Вот сейчас наше телевидение опять не входит в резонанс с обществом несколько лет.
Анна Качкаева: То есть вы считаете, что ни один канал не попадает.
Павел Шеремет: Ни один канал не попадает. Кроме тех каналов, которые показывают голые задницы, кровь, насилие, секс. Потому что это немножко уже другое. Секс, насилие, рок-н-ролл всю жизнь нас сопровождает. Эти каналы для мужчин, для женщин совпадают, но на другой подкорке.
Анна Качкаева: То, о чем вы говорите, это любопытно, потому что многие эксперты, обсуждая нынешнее состояние телевидения, по многим причинам говорят, что оно в принципе в мире уже не попадает во многие ожидания. Потому что новые технологии, кабель, спутник, интернет и так далее. Но, говоря, например, о медиатизированных политиках, эти же эксперты и многие, кто наблюдает развитие западного телевидения, говорит о том, что неверие в телевизионную политику тоже очень разочаровало мирового зрителя в нем. И, например, не телегеничная Ангела Меркель и нетелегеничный Обама на самом деле, которые теперь апеллируют к каким-то иным зрительским и гражданским чувствам, связанным, может быть, с архетипами, может быть, с ораторским умением или еще с чем-то, совершенно опровергают вот эту существовавшую 15 или 20 лет назад идею медиатизированного политика.
Павел Шеремет: Это очень серьезные и глубинные причины расслоения нашего сознания на то, с какими источниками информации теперь люди сталкиваются. Но в России есть и более грубая градация. И сейчас мы столкнулись с тем, что разница между тем, что мы видим по телевизору и тем, что мы видим в жизни, становится колоссальной. Несколько лет назад эта разница была минимальной. Или люди видели, что дистанция между телевизионным образом и реальностью она сокращается. Зарплату прибавляют, порядка становится больше. Вот в Москве строят башню Федерации и так далее, тому подобное. А сейчас, когда оказалось, что башня Федерации не строится и никогда в ближайшее время не будет построена, что зарплат на 30% стало меньше и не понятно, что будет завтра, эта картинка, которая продолжает нас призывать к светлому будущему, начинает раздражать людей. Молодой активный зритель и так давно уже ушел из телевидения. И можно говорить о том, что основной зритель федеральных каналов – это женщины 55+. Но даже сейчас 55+ женщины тоже возмущены тем обманом, с которым они сталкиваются.
Анна Качкаева: Поэтому и картинка в последние несколько месяцев скорректирована. И премьер идет в шахтерский барак, президент идет в магазин, на биржу труда и так далее.
Павел Шеремет: Да, но только если это так и останется имитацей, то люди быстро поймут, что это имитация. Брежнев же тоже ходил по магазинам.
Анна Качкаева: Нет, на картинке то этого особенно не было.
Павел Шеремет: Просто мы уже это не застали, потому что он с трудом передвигался.
Анна Качкаева: Но мы застали Горбачева с Ельциным, которые тоже ходили и в транспорте ездили. Это тоже такие…
Павел Шеремет: Между реальностью и имитацией тоже большая пропасть. Больше всего людей обижает фальшь, когда они чувствуют, что их обманывают. Когда они не понимают, что это обман, это одно дело. Но хуже всего люди реагируют, когда они понимают, что из них пытаются сделать дураков.
Анна Качкаева: Типичный итоговый эфир ваш выходных. И вы тоже, как и я, это наблюдаете всегда. Может быть, последнюю пару месяцев очень очевидным он стал. «Неделя» Максимовской почти каждый выпуск начинается с репортажей об акциях протеста или еще о какой-то жизни российской глубинки разной. Итоговые программы трех федеральных каналов никогда не начинают с этого. Правда, уже не начинают и с премьера с президентом. Во всяком случае, чередуют, и как-то они умудряются взвешивать все это на весах. Но никогда вообще какого-нибудь очевидного протеста. И в этом, по-видимому, пока еще есть логика. Или ее нет, потому что когда другой крупный сетевой канал это показывает, я вообще не понимаю, почему об этом не говорить?
Павел Шеремет: Логика есть в этом. Все-таки мои коллеги, которые работают на Первом, Втором канале, НТВ, не идиоты.
Анна Качкаева: Нет, конечно.
Павел Шеремет: Можно говорить о том, что там есть негодяи, есть циники. Но люди профессиональные. Ничего сказать нельзя. И то, как они действуют, это тоже все очень спрогнозируемо, их обучали этому. Я даже скажу, что будет дальше.
Анна Качкаева: Тем более, что вы проходили уже, но не такого типа этап.
Павел Шеремет: Но похожий. Дальше мы очень много будем видеть всяких катаклизмов, которые происходят в мире. Обязательно. В каждом выпуске будет несколько сюжетов о том, что Америку смыло очередным ураганом, что в Зимбабве голодают дети, что на Мадагаскаре оппозиция штурмует парламент. Это будет обязательно. И будет несколько жизнеутверждающих сюжетов о том, как инвалид в Тамбове преодолевает трудности, добился какого-то успеха, или как детский хор приехал к президенту в гости, и президент всем им подарил по книжке. Это мы будем видеть всегда. Мы будем видеть уверенных в себе депутатов Госдумы, и мы будем видеть очень уверенных в себе разного рода политологов. Будет замещение. Это отработанная технология. Будет замещение, когда наши проблемы в медийном пространстве будут замещаться американскими проблемами или проблемами детей Зимбабве.
Анна Качкаева: Ну, это происходит. Почти весь год мы видели. И враги по периметру, помимо всего прочего. И коррупция где-то… И кризис где-то.
Павел Шеремет: Что касается почему игнорируют «Рен-ТВ». Тут тоже все очень просто объясняется. Люди холодные там сидят у руководства нашей страны, все четко просчитывают. И они видят: «Рен-ТВ» - 3% рейтинг.
Анна Качкаева: Распространяется только в крупных городах.
Павел Шеремет: И они говорят: ну, как раз «Рен-ТВ» смотрят те негодяи, американские наймиты, вот эта демшиза, Немцовы с Хакамадами. Ну, и Бог с ним! Пусть у них будет свой такой канальчик. Главное, чтобы те каналы, которые покрывают всю страну из брандсбойта, вот они были под контролем. И это будет сохраняться. Все очень просто. Совсем нельзя закрыть, закупорить…
Анна Качкаева: Ну, это и существенно отличает ситуацию от того, что было лет 20 назад. Оно сильно отличает от того, что было 15 лет назад, от конкуренции в эфире.
Павел Шеремет: Существенно все это отличается. Но я пессимистически смотрю на ситуацию. Я не верю ни в какую либерализацию. Я думаю, что у нашего президента между робостью и коварством все-таки робость окажется сильнее. И он не подымет руку на Владимира Путина ни в коем разе.
Анна Качкаева: Может, и не надо? Почему же вы все время говорите, что надо поднять?
Павел Шеремет: А может и не надо… Это очень популярно, я тоже в это не верю и не хочу даже это обсуждать. Но власть, которая сейчас находится в России, она будет действовать в рамках тех традиционных методов, которыми действовала все восемь лет. Поэтому чем хуже будет экономическая ситуация, тем жестче будет идеологический и политический контроль. Но другое дело, что если власти не хватит ресурса накормить всех обездоленных, дать по куску хлеба, каждой доярке – по корове, а каждому трактористу – по трактору, то даже, несмотря на мощный идеологический контроль, через все дыры попрет этот процесс, через все дыры, через интернет, через «Рен-ТВ», через «Эхо Москвы». Даже тот же Доренко на «Русской службе новостей» тоже неожиданно станет ретранслятором массового недовольства. И все. И ситуация выйдет из-под контроля.
Анна Качкаева: Или информационным спецназом.
Павел Шеремет: Или информационным спецназом.
Анна Качкаева: Вы возвращаете меня к теме, которая тоже скорее философская, но тем не менее… Вы ведь целый год вели программу «Время».
Павел Шеремет: Да.
Анна Качкаева: И когда-то Егор Яковлев в начале 90-х, когда он только пришел в «Останкино», революционные годы, похоже, он не случайно отменял программу «Время». Потому что это знак, символ, традиция, сцепка, стержень для страны – все о чем вы говорите. Минувшие 20 лет показали: кто бы и в какие времена и при каких владельцах, самое главное, эту программу ни вел, она всегда инструмент и рупор. А ведущие вот таких программ должны совпасть с идеологией времени или могут просто выполнять свою работу?
Павел Шеремет: Я бы не обобщал все-таки. Я чрезвычайно серьезно борюсь с этим фактором сбитого летчика, непризнанного гения, когда ты кем-то был, вел программу «Время», а потом ушел из эфира и начинаешь поливать всех, кто остался, и говорить: «Вот я то, конечно, был не такой». Я очень с этим борюсь и стараюсь смотреть на ситуацию объективно. Но все-таки должен признать, что в разные времена, как любит играть словами Катя Андреева, было разное «Время», была разная программа «Время». И в 1999 году, когда мы гнались за НТВ, мы понимали, что ситуация такая, Березовский держит всех за горло, идет информационная война между Березовским и Гусинским, между Лужковым и Ельциным, Лужковым и Путиным и так далее. Но все-таки мы старались какие-то грани не переходить. И когда нам приходили и говорили: «Завтра, Павел, в твою программу придет Борис Моисеев, сядет и ты будешь делать с ним интервью, потому что по всей стране пройдут митинги сексуальных меньшинств, которые будут кричать: «Долой Лужкова!» или «За Лужкова!» - вот такой элемент дискредитации. И мы все становились стеной и говорили: «Нет, такого не будет». И этого не выходило в эфир. Это вышло потом, через четыре года, уже с другими людьми, другие люди все это организовывали. Но, конечно, результатом моей работы в программе «Время» стало то, что я ушел, я не выдержал. Когда уже переходишь определенную грань, когда надо уже не просто оттенки какие-то давать, а откровенно лгать, тогда все, тогда делать нечего. И сейчас, конечно, есть, может быть, родовые травмы или наоборот, приобретенные при рождении черты, они остаются. Потому что все-таки НТВ отличается от Первого канала, НТВ отличается от РТР. А, например, РТР – больший инструмент, чем Первый канал. Видно, что РТР более жестко занимает какие-то позиции, чем Первый канал.
Анна Качкаева: Но у него и более явная позиция.
Павел Шеремет: Да, это государственный канал в чистом виде. В отличие от общественного канала…
Анна Качкаева: Не общественного, а просто акционерного общества.
Павел Шеремет: Акционерного общества Первого канала. А вот НТВ все-таки сохраняет какие-то там родовые признаки в манере, в интонациях. Они еще держат фигу в кармане. На Первом канале уже руки из карманов достали и уже показывают, что ничего не держат второго смысла. Поэтому главный канал страны всегда останется таким привлекательным объектом для соблазнения или для подчинения. Любая властная группа будет стремиться.
Анна Качкаева: Тогда что же по-вашему, я понимаю, что глупо спрашивать, что имел в виду Дмитрий Медведев, но что благом то может быть, когда вы вот так рассказываете про первый государственный канал? Что благо информационное в этой связи?
Павел Шеремет: Я много спорил с Владимиром Владимировичем Познером, утомленным патриархом российского телевидения или терпеливым патриархом российского телевидения, как в книжке моей он говорит о себе, по поводу Общественного телевидения. Я считал, что это глупая идея, бесперспективная идея. И я со своим мальчишеским таким максимализмом наскакивал на нашего патриарха телевизионного. Но вот теперь я все-таки понимаю, что рациональное зерно в его словах есть. И если законодательно не закрепить принцип множественности лиц на телевидении, если не закрепить законодательно…
Анна Качкаева: У нас есть для этого Конституция и закон, там написано и про свободу слова…
Павел Шеремет: Вот еще должно быть прописано на уровне уголовного кодекса и правил дорожного движения. Если удастся создать этот механизм Общественного телевидения законодательно закрепленный, тогда, может быть, мы проскочим. Если нет, то эта игра будет бесконечна. Просто все будет зависеть от воли одного человека. Сейчас от воли двух – от Путина и от Медведева. Будут они более либеральными, будет полегче работать на телевидении, будут менее – дышать будет невозможно. А так жить нельзя.
Анна Качкаева: Перед программой на сайте у нас было вывешено превью с вами, анонс, что вы придете в студию. И появились вопросы первые. Госпожа Мараховская, увидев, видимо, название книги, спрашивает вас: «В чем иллюзия и правда нынешнего российского телевидения?»
Павел Шеремет: Иллюзия главная, которой более или увлечено российское телевидение, заключается в том, что у нас все как у людей, то есть что мы теперь круче, чем CNN. То, о чем мы так мечтали, наконец-то, мы уже CNN и по технике, и по зарплате. А правда заключается в том, что такое мы все-таки CNN Зимбабве. И как мы ни рвались, никуда мы еще не дошли, дистанция огромного размера между настоящим мировым телевидением и тем, что мы делаем.
Анна Качкаева: Но не в смысле техники и не в смысле картинки.
Павел Шеремет: В смысле содержания. В смысле подхода. Я не революционер, я не политик. Я очень трепетно отношусь к теме – миссия журналистики. И очень люблю на эту тему порассуждать. И меня всегда убивает, когда мои коллеги сами сдают позиции и превращаются в таких проституток. И когда я начинаю им говорить про свободу слова, они почему-то это воспринимают как какой-то призыв политический. Я всегда очень спокойно говорю: «Дорогие мои! Свобода слова – это главное условие нашей с вами работы. Если нет свободы слова, то мы с вами не можем работать». Это же так просто. И когда я разговариваю с западными журналистами, у них не возникает по этому поводу никаких вопросов. Они все прекрасно понимают, мы с ними разговариваем на одном языке, но они говорят: «Да, конечно, все чиновники – подонки. Даже если он хороший человек, но мы его во всем подозреваем, потому что это суть нашей работы. Он не должен нам мешать. Мы должны иметь максимальное пространство для маневра, для работы, потому что от этого зависит не только наша работа, но от этого зависит и общество. Потому что если картинка неправильная, которую мы транслируем, то от этого страдает общество. Какое количество людей потеряло деньги этой осенью в России? Миллионы. Потому что они смотрели картинку по телевизору, где им вталдычили, что кризиса нет, что у нас тихая гавань, что вот-вот рухнет Америка, а у нас все будет хорошо. В результате рубль упал на 40%. Соответственно, миллионы людей потеряли деньги, миллионы… Из-за того, что мы, журналисты, врали людям в глаза. Вот и все, не надо никакой идеологии, все очень просто и понятно. Но очень много на телевидении таких твердолобых идиотов, которые путают профессию с политикой.
Анна Качкаева: А почему? Познер вам всегда и возражает, что это обслуживающая сфера, сфера услуг – журналистика, не политика.
Павел Шеремет: Я так не считаю, что это сфера услуг в таком очень сервильном смысле, как в ресторане. Это зеркало, это отражение того, что происходит в нашем обществе. Я считаю, что мы не можем никуда никого призывать, не имеем на это даже права. И мы просто должна отражать разные точки зрения и давать людям возможность решить, что им делать. Но если мы будем подходить, чего изволите, то мы будем метаться между белыми и красными, зелеными и синими, между сильной группой и слабой группой. Потому что Путину – это одно хочется изволить и преподнести, Немцову другое, Зюганову – третье, Березовскому – четвертое. За этими политиками стоят разные группы, если мы будем так думать про все эти группы, что бы им преподнести. Что преподнести шахтерам, что преподнести морякам, то в принципе так крыша поедет. Единственное, когда мы говорим о нашей обслуживающей функции, это когда мы говорим о какой то специализации, если вы хотите делать для моряков, вот вы запускаете канал для моряков. Хотите делать канал для жриц любви – вот вы запускаете такой канал. Но просто вы рассказываете о жизни этих людей.
Анна Качкаева: Вот убираем политику. Очень конкретный пример минувшей недели о благе и о вреде. Всю неделю показывали сюжеты о немецком юноше, расстрелявшем 15 человек. Напоминали всю предыдущую историю всех предыдущих драм, показывали подробности, в том числе момент самоубийства, снятый кем-то на мобильный. Создатели компьютерных игрушек излагали идеи о том, что компьютерная агрессия снижает агрессию в жизни. Психиатры им естественным образом оппонировали, но с подробностями, с подробностями. И вчера в том числе и в 8, и в 9 на основных каналах, в итоговых программах нам показали компьютерные кадры, где отлетали компьютерные головы, горели живые трехмерные герои, эксперты сообщали, что возможно компьютер и свободный доступ к оружию провоцирует людей определенной психики к убийствам. Психиатры говорили о практике подражательства и тиражирования СМИ вот таких драм. Но экран все равно смаковал и показывал.
Павел Шеремет: Это политическая подлость.
Анна Качкаева: Не рассказывать? Рассказывали все. И газета «Бильдт» в Германии об этом говорила. Вчера показали весь набор этих мнений.
Павел Шеремет: В нашем варианте это политическая подлость. Почему? Это вот опять такая игра в два мира. Если бы так же в подробностях рассказывали, как сгорел дом для престарелых в Коми, где погибло свыше 20 людей, если бы в подробностях рассказывали, как милиционер в одном из российских городов убил шесть человек, если бы в подробностях рассказывали о всех тех ужасах, которые творятся на улицах наших городов, то можно было тогда говорить о том, что эта позиция, мы не должны ничего скрывать. И давайте будем обсуждать о степени откровенности дискуссии, показывать отрезанные головы или не показывать. Но в ситуации, когда ничего подобного вы не увидите в репортажах о нашей действительности, но смакуются подробности немецкой трагедии или американской трагедии, это называется просто передергивание. Это называется фальсификация, это называется игра в дурака.
Анна Качкаева: Все мировые каналы между прочим всю неделю открывались или начинали, обсуждали, «Евроньюс», программа «Перспектива» - все об этой теме говорили и ровно тиражировали друг друга.
Павел Шеремет: Если говорить в принципе, исходя из законов профессии, то, конечно, об этом надо рассказывать. И никто не говорит о том, что это плохо и так далее… Но мы наблюдаем эту тенденцию на нашем телевидении, что западные новости – это либо элемент пропаганды внутри сейчас будет, новости о западной жизни, либо это бегство от нашей реальности. Кого вы можете вспомнить из телевизионных журналистов советского времени? И если мы с вами сейчас будем перечислять, то самые знаменитые, это те, которые работали на Западе – Владимир Кондратьев, Цветов и так далее. А те талантливые журналисты, которые делали новости из Биробиджана, Бишкека, Минска, Тамбова, Оренбурга и так далее, они исчезли в нашей памяти. И наша память их стерла. Потому что рассказать правду о жизни в России сейчас очень тяжело, а сорвать маски, сказать правду о жизни в Германии можно. И на скандале, который произошел, можно сделать себе имя и показать, смотрите, какие у нас мощные новости, мы включаемся из 10 городов Германии, показываем бабушку этого убийцы, показываем бабушку и его жертв, показываем директора школы. Вот компьютерная графика. Смотрите, мы прямо в режиме он-лайн транслируем, как эти трупы вывозят. В это время в вашем городе сгорает дом престарелых, несчастные бабушки и дедушки погибают, потому что никто не может к ним приехать – ни пожарные, ни «Скорая помощь». Это ужасная трагедия. Нужно об этом рассказывать, потому что это нужно не мертвым, это нужно живым, чтобы в следующий раз это не повторилось. И что мы видим на экране? Мы видим президента, только президента. И краем задели картинку, потому что совсем без картинки нельзя сгоревшего дома. Но мы видим президента, который говорит: «Этого больше не повторится. Все должны быть наказаны».
Анна Качкаева: Я понимаю ваш пафос и смысл. Но я ищу ответственности именно зрелищной. Вот эта картинка, несколько раз показанная всеми в прайм-тайм, с мобильного телефона – самоубийство этого парня несчастного, вот у меня лично вызывает большие-большие вопросы.
Павел Шеремет: Нужно ждать повторения этой истории где-нибудь в Екатеринбурге или в Новосибирске, или во Владивостоке.
Анна Качкаева: Не дай Бог!
Павел Шеремет: Потому что люди смотрят телевизор, им кажется, что это и есть жизнь.
Анна Качкаева: Так об этом и шел разговор, и это не останавливает СМИ. И нет окончательного ответа на вопрос. Об этом надо говорить, чтобы не повторялось. Или об этом не надо говорить, чтобы не тиражировать.
Павел Шеремет: Об этом нужно говорить, чтобы не повторялось, но нужно понимать, как вы говорите. Я, когда писал свою книгу и сейчас, ее написав, вижу, что какие-то моменты были неправильные. И я, когда встречаюсь со студентами или с тележурналистами, я им рассказываю какие-то свои примеры из своей практики. И в этой книжке описан пример, как то, что нужно повторять. Я рассказываю о том, что когда я работал в Белоруссии и там были выступления оппозиции. Мне звонили из Москвы через месяц после всех событий и говорили, что надо сделать сюжет. А я говорил, что все спокойно. Москва требовала: «Нет, надо делать». И вот я начинал, чтобы сюжет был яркий, начинал что-то выдумывать, с фактами играть для того, чтобы сделать сюжет яркий, смотрибельный. И посмотрев этот сюжет, редакторы следующего выпуска звонили, что надо новый. И я рассказываю журналистам: «Вот смотрите, мы должны делать интересно, должны держать зрителя у экрана». Теперь я понимаю: епрст, так это же манипуляция людьми, это же манипуляция массовым сознанием. К чему ты призываешь людей? Ты призываешь из двух фактов выбирать самый яркий. А если не яркий факт окажется по сути более важным? А ты только слижешь внешнюю сторону события… Ведь ты же искаженное дашь представление. И поэтому некоторые моменты, например, смакование убийства… Если рассказ об убийстве превращается в смакование, то это приводит к тому, что в следующем городе, в другом городе, на следующий день это убийство может повториться, потому что люди смотрят телевизор, они на подсознательном уровне воспринимают это как стереотипы жизни.
Анна Качкаева: Владимир Николаевич, Кузбасс, мы вас слушаем, здравствуйте.
Слушатель: На телевидении показывают только все хорошее и прекрасное, а все, что творится за кадром…не показывать.
Анна Качкаева: То есть неприятное не показывать. Ну, об этом уже Павел сказал. Бывает и такое. Нияз из Татарстана, мы вас слушаем.
Слушатель: Я бы хотел узнать, наше государственное телевидение когда-нибудь сознается в том, что события на Балканах оно необъективно освещало, по сути дела выгораживало сербов, которые причастны к развязыванию этого конфликта и до сих пор покрывает, как будто у нас до сих пор 90-е годы.
Павел Шеремет: Разные каналы по-разному освещали войну на Балканах. И кому-то надо каяться за то, что они делают, а кому-то в общем не нужно каяться.
Анна Качкаева: Вопрос военного конфликта более ближнего всего есть проблема.
Павел Шеремет: Я недавно смотрел со студентами фильм о войне в Чечне. И там сидели студенты-чеченцы и студенты не чеченцы. И в одном моменте фильма, когда ругали чеченцев, они говорили: «Вот, это пропаганда, все не так». А потом через две минуты начался другой эпизод, где защищали чеченцев, а ругали федералов. И в конце фильма я спросил: «Ну, что, это пропаганда?» Они говорят: «Да нет, это не пропаганда, конечно. Но всякое бывает». На войне нет одной правды. Поэтому главное, чтобы политики сказали правду о том, что они делали.
Анна Качкаева: А журналистам лучше рассказывать о людях все-таки.
Павел Шеремет: Конечно.
Анна Качкаева: Екатеринбург, Павел, мы вас слушаем.
Слушатель: У сегодняшней проблемы есть два аспекта, что телевидение показывает, и как оно может воздействовать. Ну, что оно показывает – был такой советский фильм «Журналист». Может, помните?
Анна Качкаева: Помним. Герасимовский.
Слушатель: Теперь воздействие телевидения, манипуляции. Неужели кто-то всерьез думает, что мной могут манипулировать? Проханов, Дугин или еще кто-то? Я же в том же Екатеринбурге живу, знаю многие вещи. Кто хочет получить информацию – может. Радио Свобода, BBC, еще откуда-то, из книг можно получить, очень много информации.
Павел Шеремет: Информацию, конечно, можно получить и люди получают эту информацию. И то, что с телевидения ушли молодые зрители, это говорит о том, что это протест против того, что они смотрят на экране. Но тем не менее, мы должны признавать очень мощное воздействие телевидения на сознание людей. И иногда в пылу спора, когда я с какими-то ура-патриотами разговариваю или такими твердолобыми антизападниками, то я зло говорю им, что вы знаете, вы говорите сейчас мне то, что я сам придумал, написал и показал вам по телевизору. И теперь вы ретранслируете мне продукт моего больного, здорового, честного, нечестного, какого угодно творчества. Большинство людей живут и пережевывают тот продукт, который был приготовлен для них в «Останкино».
Анна Качкаева: Рублевка, Владимир, мы вас слушаем.
Слушатель: Я вот что хотел бы сказать. Здесь у нас на Рублевке живет очень много людей. Люди, которые сделали свое состояние в 90-х годах. Как правило, э то состояние нажито нечестным путем, так же, как и я. Вот вы говорите очень много там. Восстанавливаете себя против Радио Свобода, против Запада, против наших людей. Вы считаете, что вас слушает вся Россия. Нет!
Павел Шеремет: А вопрос в чем?
Слушатель: Не надо затуманивать мозги то людям. Вы говорите все время ерунду какую-то.
Павел Шеремет: Владимир, выключите радио и не расстраивайтесь. Там на Рублевке в окружении состоявшихся и состоятельных людей…
Анна Качкаева: И вас, видимо, раз вы сказали… Причем я то не поняла, как унтер-офицерская вдова: недобрым путем нажили, и я тоже.
Павел Шеремет: Владимир заблудился в закоулках собственного сознания и собственной жизни. Поэтому все нормально, человек переживает. Мы выступили раздражителем, как-то, видимо, затронули по касательной какую-то из мозолей на его душе. Ничего страшного. Поговорили, человек высказался, ему станет легче.
Анна Качкаева: Безусловно. Наталья мне пишет: «Анна, вам тоже запретили говорить о канале ТНТ, дебилизирующем нашу молодежь? Об этом же нужно кричать». Как только будет здесь кто-нибудь из представителей канала ТНТ, мы, конечно же, обсудим эту тему. Точно мне никто не запрещал говорить о канале ТНТ. Это, между прочим, сложная тема, как бы кому они ни казалась простой.
Павел Шеремет: А я очень боюсь этого интеллигентского менторства, что ТНТ, MTV – они такие негодяи, дебилизируют нас. А я вот, например, очень сейчас часто смотрю по вечерам MTV. Вот я такой уже немолодой парень, там идут два прекрасных сериала «Клава, давай», про американское телевидение и «Клиника». С огромным удовольствием! Я новости не могу смотреть на федеральных каналах. А вот эти два сериала на MTV смотрю, и мне очень нравится. Поэтому все намного сложнее. Вот если мы начинаем уже говорить в широком культурном контексте, не политическом, не идеологическом, то это тема не одной программы, а 20 программ и очень сложной дискуссии. Мы же с вами обсуждаем в очень узком политическом контексте.
Анна Качкаева: Конечно. Игорь, Москва, мы вас слушаем.
Слушатель: Я вот что хотел сказать. Я, например, для себя выработал такой подход. Допустим, с утра до половины дня я слушаю «Свободу», где информация более-менее объективная. Потом вечером переключаю на наше телевидение. Центральные каналы ничего не показывают. И вот теперь, чтобы получить какую-то информацию, надо с утра смотреть ваш канал, ваше радио слушать. А потом для сравнению посмотреть, что показывает телевидение. Это просто какой-то ужас! У нас ничего, что происходит в стране, ничего не показывают. Какие события ни происходят, ваша передача дает с утра программу, а телевидение все молчит. Это просто какое-то безобразие! Это скрывается информация от населения. Тот, кто не слушает «Свободу», тот просто даже не понимает. Мы не можем читать газет.
Анна Качкаева: Спасибо, что вы такие респекты нам сказали, в отличие от предыдущего слушателя. Но вот это и есть на самом деле два мнения, спектр мнений, который и должен существовать.
Павел Шеремет: Если мы говорим о телевидении, я все-таки считаю, что для того, чтобы допускать альтернативную точку зрения на государственном телевидении, нужна смелость и ответственность. Нынешняя наша российская элита в широком смысле безответственна. Во-первых, она не понимает, куда идти, куда вести страну. Во-вторых, в голове каша – демократия, либерализм – это ругательства, диктатура – вроде тоже плохо, чего хотят… Этим всем пользуются разного рода паразиты, которые занимаются только тем, что пилят бабло при молчаливом согласии всего общества. Когда мы говорим о Горбачеве, вот он сделал смелый шаг. Может быть, он до конца чего-то не понимал, но это была политически ответственный и смелый поступок. Это гласность. Потому что он в принципе мог это и не объявлять. Может, сейчас все говорят: да, он хотел поиграться и не думал, что джинн выйдет из бутылки. Но тем не менее, у человека было представление о том, что такое хорошо, что такое плохо. То, что было до него, он считал, что плохо. И он попытался продвинуться к идеалу. За это он поплатился своей политической карьерой, но тем не менее, мы не можем за это бросить в него камень. А нынешние политические элиты очень меркантильны. Их интересует только здесь и сейчас. Они не думают о будущем ни этой страны, ни этого народа.
Анна Качкаева: Вот меня слушатели поправляют, что не только на «Рен-ТВ» появилась такая картинка, но еще и питерский канал показывает в новостях картинку с митингов, и что разоблачает еще и программа на ТВЦ. Во всяком случае, рассказывают о бюрократах и коррупции. Да, но это все удел не федеральных каналов. Это лишний раз подтверждает то, о чем мы говорим. Тут благодарность Гусинскому Олеся прислала, потому что она помнит то телевидение и любила его.
Александр ругается и говорит, что во времена Ельцина вы все тоже призывали нести деньги народ в МММ, «Чару» и «Властилину», и денежки шли. Журналисты того времени, по крайней мере.
Валентина пишет, что «все передачи ей надоели. И это вообще пир во время чумы». Так же считает Геннадий Георгиевич, говоря, что это глупый ящик. Не верят в перспективу цифры, что что-то изменится, потому что и на кабельных, и на спутниковых каналах часто бывает необъективная информация. Ну, объективная она вообще бывает редко, поскольку все-таки люди работают на телевидении. И вот Дмитрий пишет, что «в отличие от бывшего, нынешний президент производит неизгладимое впечатление. Его речь – образец политика высшей категории. Во время кризиса картинка предельно откровенная и честная. И несомненно, бальзам для душ бедствующего населения». Вот и эта точка зрения у нас есть.
Павел Шеремет: Может быть, Дмитрий Медведев послушал Аллу Пугачеву. Когда у нее спросили: «Какой рецепт вашего успеха?», она сказала: «Очень просто, надо исповедоваться, нужно шокировать людей и нужно играть как бы правду жизни». И не надо думать, что как-то ты рассказываешь не очень хорошие вещи. За это люди тебя будут любить. Искренность – это сильный ход.
Анна Качкаева: И есть ощущение, что он этим пользуется. Во всяком случае, он изменился на картинке. Это заметно. Павел Шеремет, я просто ангажирую вас к следующему приходу, потому что я знаю, что вы уезжаете в Грузию, и у вас выходит книга:
Павел Шеремет: :«Саакашвили и Грузия. Погибшие мечты». На самом деле, так получилось, все называют меня писателем, но я написал две книжки, одна – про телевидение, а другая – о Саакашвили. Очень спешил, пока он там еще остается президентом. Вот сейчас поеду на неделю, вернусь, расскажу вам, как там ситуация.
