Григорию Чхартишвили – 50 лет: юбилей – 20 мая. Он москвич, закончил Институт стран Азии и Африки по специальности «японский язык». Был заместителем главного редактора журнала «Иностранная литература», переводчиком и исследователем японской прозы – в частности, широко известен сделанный им русский двухтомник Юкио Мисимы. Автор основательного труда «Писатель и самоубийство».
Борису Акунину – восемь лет. За это время он написал и выпустил двадцать пять книг: романы о следователе Эрасте Фандорине и его потомках, о монахине-сыщице Пелагии, жанровые книги с заглавиями из названий жанров, пьесы; плюс сценарии фильмов – «Азазель», «Турецкий гамбит», «Статский советник».
Вроде бы Григорий Чхартишвили и Борис Акунин заметно отличаются друг от друга. Однажды они выступили в соавторстве – в «Кладбищенских историях», поделенных пополам: у Чхартишвили – изящные эссе, у Акунина – готические байки. Первый – интеллектуал, второй – масскульт.
Однако не случайно самые высоколобые критики так отчаянно бились над загадкой – кто же скрывается под насмешливым псевдонимом «Б.Акунин», «бакунин». Стоило бы волноваться из-за очередного детективщика. Но уже с первых акунинских романов стало ясно, что в нашей словесности произошло важное и небывалое событие. «Небывалое» в прямом смысле – такого не бывало: не было у нас первоклассной прозы такого жанра – малопочтенного из-за легкости, но за то и высоко ценимого и с нетерпением ожидаемого.
Русская словесность запоздала, что вполне объяснимо: в конце концов, когда у англичан был Шекспир, у нас лучшим писателем оставался Иван Грозный. XIX век, с его подлинным проникновением культуры в массы, дал расцвет увлекательности и развлекательности: от французского Александра Дюма до британского Артура Конан Дойла. Однако русская литература – в силу известных исторических обстоятельств – взвалила на плечи слишком много общественных, гражданских задач, чтобы позволить себе отречься от замаха на величие, чтобы художественно расслабиться. Даже редкие шедевры приключенческого жанра – «Тарас Бульба» или «Князь Серебряный» – не для того писаны: не увлечь, а учить. Что до ХХ века, литературный процесс в России выстроился уж совсем нескладно, не к юбилею будь помянут.
Вот и получилось, что только в наши дни обрел этот драгоценный подарок русский читатель – возможность не прятать за спину книгу несерьезного жанра при виде интеллигентных знакомых. Акунин такой подарок преподносит. Достоверная историческая канва. Обилие точных деталей политического и общественного обихода, этикета и быта. Жизненные образы. Чистый и легкий язык. Все это – при стремительности детективного сюжета. И все это – круто замешано на русской классике: стилистически, содержательно, идейно, нравственно. Здесь тоже учат, но учат, увлекая. Задача, пока посильная только этому, отдельно взятому, автору: свободно овладев инструментарием XXI века, ненатужно выступать от лица XIX-го.
Нет, все-таки их не двое. Став Борисом Акуниным, Григорий Чхартишвили, в действительности, не изменился: ум, слово, манера – все при нем. В нашей словесности заполняется обидно пустующая ниша.
Борису Акунину – восемь лет. За это время он написал и выпустил двадцать пять книг: романы о следователе Эрасте Фандорине и его потомках, о монахине-сыщице Пелагии, жанровые книги с заглавиями из названий жанров, пьесы; плюс сценарии фильмов – «Азазель», «Турецкий гамбит», «Статский советник».
Вроде бы Григорий Чхартишвили и Борис Акунин заметно отличаются друг от друга. Однажды они выступили в соавторстве – в «Кладбищенских историях», поделенных пополам: у Чхартишвили – изящные эссе, у Акунина – готические байки. Первый – интеллектуал, второй – масскульт.
Однако не случайно самые высоколобые критики так отчаянно бились над загадкой – кто же скрывается под насмешливым псевдонимом «Б.Акунин», «бакунин». Стоило бы волноваться из-за очередного детективщика. Но уже с первых акунинских романов стало ясно, что в нашей словесности произошло важное и небывалое событие. «Небывалое» в прямом смысле – такого не бывало: не было у нас первоклассной прозы такого жанра – малопочтенного из-за легкости, но за то и высоко ценимого и с нетерпением ожидаемого.
Русская словесность запоздала, что вполне объяснимо: в конце концов, когда у англичан был Шекспир, у нас лучшим писателем оставался Иван Грозный. XIX век, с его подлинным проникновением культуры в массы, дал расцвет увлекательности и развлекательности: от французского Александра Дюма до британского Артура Конан Дойла. Однако русская литература – в силу известных исторических обстоятельств – взвалила на плечи слишком много общественных, гражданских задач, чтобы позволить себе отречься от замаха на величие, чтобы художественно расслабиться. Даже редкие шедевры приключенческого жанра – «Тарас Бульба» или «Князь Серебряный» – не для того писаны: не увлечь, а учить. Что до ХХ века, литературный процесс в России выстроился уж совсем нескладно, не к юбилею будь помянут.
Вот и получилось, что только в наши дни обрел этот драгоценный подарок русский читатель – возможность не прятать за спину книгу несерьезного жанра при виде интеллигентных знакомых. Акунин такой подарок преподносит. Достоверная историческая канва. Обилие точных деталей политического и общественного обихода, этикета и быта. Жизненные образы. Чистый и легкий язык. Все это – при стремительности детективного сюжета. И все это – круто замешано на русской классике: стилистически, содержательно, идейно, нравственно. Здесь тоже учат, но учат, увлекая. Задача, пока посильная только этому, отдельно взятому, автору: свободно овладев инструментарием XXI века, ненатужно выступать от лица XIX-го.
Нет, все-таки их не двое. Став Борисом Акуниным, Григорий Чхартишвили, в действительности, не изменился: ум, слово, манера – все при нем. В нашей словесности заполняется обидно пустующая ниша.
