Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. О культуре на два голоса. Мой собеседник в московской студии – Андрей Гаврилов. Здравствуйте, Андрей!


Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!


Иван Толстой: Сегодня в программе:

Эссе Бориса Парамонова о поэте Николае Рубцове
400-летие Нью-Амстердама в рассказе Софьи Корниенко
Новые чешские фильмы о социализме – Нелли Павласкова
Переслушивая Свободу – Пасхальная литургия 1957 года

Я, конечно, не забыл новые музыкальные записи, которые вы, Андрей, обещали сегодня принести. Что мы слушаем?

Андрей Гаврилов: Вы знаете, я ехал в студию и вдруг совершенно неожиданно я вышел из машины и купил диск. Поэтому все музыкальные планы, какие у меня были, отменяются, и сегодня мы слушаем только что вышедший альбом, правда, с не новыми записями Дживана Гаспаряна – великого дяди Дживана.


Иван Толстой: К новостям. Кемеровский бомж снял фильм для Каннского фестиваля. Леонид Коновалов, известный кузбасский бомж, снял фильм под названием "Я+люди=?!" и отправил его в Канны. Эротико-философское кино, - как сообщает интернет, - рассказывает об отношениях главного героя с цивилизацией. 62-летний Коновалов выступил в качестве продюсера, режиссера, сценариста и исполнителя главной роли. В фильме продолжительностью более двух часов, снятом неизвестным оператором, он играет сам себя: он не мылся целых 19 лет, у него экзотическая прическа (трехметровой длины волосы), и вот уже семь лет он живет сбором бутылок. Снять фильм его подтолкнуло стремление к творчеству. "Раньше я выставлял свои портреты на улицах. Потом мне запретили, считая, что это отвратительно, и я стал думать, что мне теперь делать, так как без этого я не могу. Так я решил снять фильм. Коновалов говорит, что в фильме он показал свой взгляд на жизнь. "В фильме две сюжетных линии - о цивилизации в целом и о том, как эта цивилизация со мной борется и как я в этой борьбе побеждаю" (что естественно). Он также отметил, что пытался донести в фильме то, что необходимо жить свободным человеком. "Помойка - это самая лучшая из работ. Здесь нет начальников, ты живешь так, как хочешь".
В Кемерово, между прочим, Коновалов известен как заядлый театрал. Он не пропускает ни одной премьеры. Интернет сообщает некоторые детали из его биографии. Он бывший военный, инженер, съездил в 90-е в Америку и вернулся на родину с мыслью никогда ее больше не покидать. Замечен неоднократно в фойе культурных заведений Кемерова в белом костюме и с огромным букетом цветов. Отправить свой фильм на фестиваль ему помогла его дочь, которая живет где-то в Европе. Сейчас Коновалов занимается рекламой собственной картины: он ходит по городу и предлагает всем желающим приобрести копию киноленты почему-то за 10 тысяч рублей. А журналистам – бесплатно. Коновалов утверждает, что как только он продаст 100 экземпляров, сразу начнет работать над следующим шедевром.
Мне кажется, что в пору, когда министр культуры России заявляет, что ни один новый фильм в 2009 году финансироваться не будет, действия кемеровского бомжа не выглядят таким уж безумием. Андрей, если нечего добавить, то мы продолжаем кинотему.


Андрей Гаврилов: Хорошо, продолжаем кинотему. Добавить здесь, действительно, нечего.


Иван Толстой: В Чехии показаны два новых полнометражных документальных фильма двух режиссеров – политэмигрантов, вернувшихся на родину после бархатной революции 89-го года. Оба посвящены событиям сорокалетней давности. Рассказывает Нелли Павласкова


Нелли Павласкова: На пражском международном кинофестивале “Фебиофест” эти два фильма – “Гражданин Гавел катит бочки” и “Девчонка Феррари Дино” - пользовались наибольшим успехом у публики. Билеты на них были распроданы в один день. Оба они сняты бывшими чешскими эмигрантами. Один из них Ян Новак – известный чешско-американский писатель, соавтор кинорежиссера Милоша Формана при написании книги воспоминаний “Разве я знаю?”. Фестиваль открывался его новым фильмом “Гражданин Гавел катит бочки”. Ян Новак восстановил тот период в жизни молодого диссидента Гавела, когда тот, в начале семидесятых, чтобы избежать обвинения в тунеядстве, вынужден был поступить чернорабочим на пивоваренный завод в городе Трутнов. Тогда, и именно на этом заводе, родилась одна из лучших пьес Гавела “Аудиенция”. Молодого Гавела вызывает к себе мастер цеха, который, медленно и основательно накачиваясь родным заводским пивом, просит Гавела писать на самого себя доносы: ведь он – писатель и лучше мастера знает о своих “грехах”. А полиция совсем озверела и требует отчетов о контрреволюционной деятельности того, кто катит бочки с пивом и ездит на работу в “Мерседесе”. Автор фильма беседует со всеми бывшими сослуживцами Гавела, с бывшими гебистами, следившими за будущим президентом, с актерами, игравшими в первой подпольной постановке этой пьесы, и с самим Вацлавом Гавелом.

История создания второго фильма – “Девчонка Феррари Дино” - почти детективная. Автор фильма – режиссер Ян Немец, один из самых ярких представителей Новой чешской волны в кино шестидесятых годов, после поражения Пражской весны и начавшихся репрессий эмигрировал в США. В 90-м году вернулся на родину, и, став профессором на кафедре режиссуры Пражской киноакадемии, не перестает удивлять студентов и публику своими новыми свежими киноэкспериментами. Он как был, так и остался “анфан террибль” чешского кино: в молодости Немец из ревности стрелял в ушедшую от него жену, знаменитую певицу Марту Кубишову, а ныне объявил о своем родстве с Вацлавом Гавелом. С ним он сейчас работает над созданием нового фильма. Об этом режиссер Ян Немец сам хотел рассказать нам в интервью по-русски, но пребывание в больнице помешало этому.


Диктор: Вацлав говорит, что мы с ним троюродные братья по материнской линии. Мы знаем друг друга с малых лет. Он был пай-мальчиком в белых гольфиках, я же - грубияном и сквернословом. В юности Вацлав мне говорил: “Гонза, мне ужасно не нравится, что в тебе нет уважения к женщине”. Но для меня уважение к женщине не сводилось к подаванию пальто, хотя Вацлав полагает, что соблюдать это правило совсем не вредно.
Это будет черная гангстерская комедия с политическим сюжетом о том, как люди пользуются властью в грязных целях. Как знаменитые и могущественные люди организуют убийства с целью получения человеческих органов, чтобы подольше удержаться у власти. Рабочее название фильма “Хардбит”. Последняя версия этого сценария была принята к постановке на Баррандове в 69-м году. Но потом началась чистка, и фильм, конечно, запретили. Ныне я приступил к съемкам. Они проходят в тайне. Это большой проект, а денег на него мало. Мы с Вацлавом ничего не изменили в старом сценарии, но действие будет проходить не в шестидесятые годы, а в наше время. В сценарии явственно прочитывается почерк Вацлава Гавела, его умение анализировать, его точность и бескомпромиссность. Я хочу сохранить эту гавеловскую поэтику.


Нелли Павласкова: А как возникла идея такого странного сценария?


Диктор: В те годы профессор Барнард из Кейптауна произвел первую в мире трансплантацию сердца, он стал звездой, и это навело нас на мысль, что может начаться торговля человеческими органами. Действие фильма происходит в Праге, она уже тогда была местом встреч Востока с Западом, зачастую встреч весьма странных. Прага – очень подходящий фон для такого представления. И вообще для разных политических спектаклей.


Нелли Павласкова: Но вернемся к впервые показанному на “Фебиофесте” новому фильму Яна Немеца “Девчонка Феррари Дино”. Несмотря на экзотичное название, фильм представляет собой меланхолическую реконструкцию событий 21 августа 68-го года и последующих перипетий. Рассказывает помощник режиссера Яна Немеца Гана Ярошова.


Гана Ярошова: Только недавно стало известно, что Ян Немец весь день 21 августа находился на улицах Праги и вместе с кинооператором снимал все, что видел: танки оккупантов, гнев и отчаяние народа, попытки сопротивления, стрельбу и кровь, и пустынные улицы столицы. В прошлом году наше телевидение смонтировало этот необычный документ, сократив его до 16 минут, и в годовщину оккупации показало народу. Но заснятый материал был несравненно богаче, поэтому Ян Немец решил сделать фильм с авторским рассказом за кадром, в нем раскрываются душевные переживания автора и, кроме того, последующие его приключения при контрабандной перевозке фильма за границу. Через пару дней после советского вторжения Ян Немец на машине “Феррари Дино”, принадлежавшей итальянскому шарже д’аффер, вывез этот фильм в Вену и обратился к директору австрийского телевидения ОРФ с просьбой показать его по телевидению. Директором телевидения в те годы был Гельмут Цилк, известный австрийский политик, бывший министр, позже многолетний мэр Вены, о котором в последнее десятилетие стало известно, что он был агентом чехословацкой коммунистической госбезопасности и получал от нее гонорары. Узнав об этом, Вацлав Гавел (в пору своего президентства) отказался от своего первоначального решения наградить Цилка чешской государственной наградой за исключительную помощь Чехословакии и чехословацким эмигрантам в эти трагические дни и годы. Все это мы показали в фильме, и съемки были очень нелегкие, потому что режиссер Немец работает на износ.


Нелли Павласкова: Сам режиссер Немец так рассказывает об этой истории.


Диктор: Я познакомился с Гельмутом Цилком еще до оккупации благодаря Карелу Готту. Одно время, в начале шестидесятых, мне было запрещено снимать фильмы на киностудии “Баррандов”, и я пробавлялся мини-мюзиклами, в том числе с участием Карела Готта. Тогда же кто-то договорился с Гельмутом Цилком, что в рамках возведения политических мостов Восток-Запад он попытается пробить Готта на приз “Евровидения”. Мне поручили снять рекламный фильм для Готта под названием “Путь к победе”. И Готт победил: был вторым от конца. Ну, а о съемках этого фильма я договаривался с самим директором Цилком. Это был очаровательный, интеллигентный, умный человек, но так как я с детства страдаю шпиономанией, то я уже тогда говорил: здесь что-то не то.


Нелли Павласкова: И действительно, согласно недавно опубликованным рассекреченным материалам чехословацкого СТБ, Цилк с 65-го по 68-й год сотрудничал с СТБ и получил за это деньги в размере шестидесяти тысяч крон. Как сейчас стало известно, австрийская полиция знала о контактах Цилка с СТБ, но ничего не предпринимала. Ныне австрийский журнал “Профиль” снова поднял это дело, а министр внутренних дел Австрии Марие Фектер недавно сообщила, что полицейское досье на Цилка было в Австрии уничтожено на рубеже 60-х-70-х годов. Печать объясняет это тем, что по всей вероятности Цилк был двойным агентом - СТБ и ЦРУ. В 68-м году австрийская полиция допросила чехословацкого офицера разведки, работавшего в Вене под прикрытием посольства Чехословакии. Но протоколы этих допросов тоже пропали, как и другие архивные материалы. Пражский шеф Цилка, офицер чехословацкой разведки Биттман, бежал после советской оккупации в США, где раскрыл сеть своих агентов и, вероятно, после этого Цилк и стал агентом ЦРУ. А как принял Цилк Яна Немеца и его фильм в августе 68-го года?



Диктор: Мой инстинкт мне подсказывал, что Цилк обязательно покажет по телевидению мой фильм, я назвал его “Пражская оратория”, и он это сделал. Эти кадры увидели тогда миллиарды людей. Пикантно то, что когда я, спустя много лет, работал в США консультантом у американского режиссера Кауфмана на съемках его фильма “Невыносимая легкость бытия” по роману Милана Кундеры, то в качестве подсобного материала мы пользовались советскими киножурналами августа 68-го года. Там я нашел эти свои кинокадры в оригинале, не копии с телеэкрана. Я убежден в том, что Цилк показал эти кадры в Австрии, а потом послал (вероятно, продал) их русским - видимо, он сидел сразу на десяти стульях. Но я высоко ценю то, что он первым показал миру фильм о советской оккупации Праги. Цилк умер год назад, и Вацлав Гавел, выступая на его похоронах в Вене, принес ему извинение за то, что не вручил ему запланированную награду.
Помощь Цилка чехам была, действительно, из ряда вон выходящей.


Нелли Павласкова: Обо всем этом и рассказывает фильм “Девчонка Феррари Дино”, - машина итальянского дипломата, сыгравшая вместе со своим хозяином одну из главных ролей в доставке фильма в свободный мир.


Иван Толстой: Какие новости накопились у вас, Андрей, за эти дни?


Андрей Гаврилов: Иван, если вы решили пойти по какому-то жанровому принципу, сначала познакомив нас с новостями кино, я возьму на себя, если вы не против, новости книжные. 14 рассказов Курта Воннегута, ранее никогда не публиковавшиеся, будут изданы книгой, которая получила название “Посмотри на пташку”. В ноябре 2009 года эта книга с, повторяю, неизвестными читателям рассказами Воннегута, выйдет в свет. В планах издательства также переиздание 15 книг писателя, в том числе таких всемирно известных как “Бойня номер пять” или “Сирена титана”, а также еще одно издание неопубликованных работ. Кроме того, нельзя не упомянуть о том, что во Франции вышла книга Жоржа Нива “Феномен Солженицына”. Нива в течение многих лет был близким другом писателя. Кроме того, он видный специалист по СССР и России, славист, редактор “Русской серии”, издаваемой уже много лет парижским издательством “Файяр”, и главный редактор изданной во Франции истории русской литературы. Кроме того, Жорж Нива перевел на французский ряд трудов Солженицына. В монографии, объем которой превышает 400 страниц, автор называет Солженицына “титаном литературы”. “Солженицын - это Данте нашей эпохи, изменивший взгляд людей на мир”, - пишет Жорж Нива.

Иван Толстой: Андрей, позвольте некое литературное алаверды. “Чудо отрока Парфения” – так назвал свое эссе, посвященное Николаю Рубцову, наш нью-йоркский автор Борис Парамонов.


Борис Парамонов: Николай Рубцов меня всё же, как теперь говорят, “достал”. Многие годы доказывают какие-то доброхоты, что это новый великий русский поэт. Пишут и защищают кандидатские диссертации, в том числе богословские. Включают главы о нем в вузовские курсы истории новейшей литературы. В одном таком, наткнувшись в интернете, прочитал, что Рубцов в свободное время ходил в библиотеку, где читал Канта, Гегеля, Платона и Аристотеля. Я думаю, что если и были у него такие пробы, так ничего не понял, и если при этом с горя и досады напился, то правильно сделал. Это вам, товарищи, не хухры-мухры – Гегеля читать. Постыдитесь так беспардонно лгать на любимого поэта.
Впрочем, с интерпретаторов взятки гладки, они кого хочешь возведут в классики, коли будет такая команда. Таких классиков много было в послевоенной совлитературе. Тут другое интересно и важно: Рубцова, по нынешним временам, никто и не назначал, не “спонсорировал”, как теперь говорят. Его вынесла на вершину литературного мира несомненная любовь народа. Это действительно интересный феномен, но говорит он не столько о литературе, сколько о нынешней социальной, что ли, психологии. Меня окончательно добила (“достала”) статья Олега Кашина в журнале “Русская Жизнь”, в которой рассказывалось об одном вологодском миллионере, за взятку получившем от ментов протокол уголовного дела об убийстве Рубцова, да и издавшего его, преодолев всё сопротивление местного начальства. В той же статье была деталь: в Вологде есть памятник Рубцову, сделанный вне помпы, кажется, даже без пьедестала, и местные ханыги любят распивать у памятника, наливая и ему и оставляя классический плавленный сырок на закуску. Что ни говорите – а это народная любовь!
В общем, специально я Рубцова не разыскивал, но увидев в местной библиотеке его довольно объемистую книжку (“Той девушке, которую люблю”, издательство “ЭКСМО-пресс”, 2002), взял и прочитал.
Сразу скажу: Рубцов – поэт. Маленький, но поэт, крошечный, но дар. Но давайте вначале посмотрим, что говорят о нем настоящие специалисты, а не авторы диссертаций О Канте, Гегеле и Рубцове. Цитирую из книги Михаила Леоновича Гаспарова “Записи и выписки”:

Диктор: “Я предложил студентам задать мне стихотворение для импровизированного анализа, предложили Рубцова: “В горнице моей светло…” Пришлось отказаться: такие простые стихи были труднее для разбора, чем даже фетовская “Хандра”. Рубцов копировал стиль стихов “Родника” и “Нивы” за 1900 год, и копировал так безукоризненно, что это придавало им идеальную законченность: перенеси на страницу старой “России” - не выделится ни знаком. Собрание сочинений Жуковского состоит из переводов из европейских поэтов, собрание Рубцова – из переводов из русских поэтов”.

Борис Парамонов: Интересно, что эта запись у Гаспарова поставлена под рубрику “Пастиш”. Пастиш – это подделка, стилизация того или иного автора или документа в литературных целях. Это своего рода литературная игра, которой не брезговали и классики: у Пушкина есть такой пастиш – подделка письма Вольтера. Разница принципиальная в том, что этот пастиш у Рубцова не намеренный, невольный, он сам не замечает своего вторичного, а то какого-то третичного, что ли, звучания. То есть у него не игра со стилем идет, а подражание. Рубцов – эпигон третьестепенных русских поэтов, авторов тех журналов начала 20-го века, которые перечислил Гаспаров.
Но давайте прочтем это стихотворение Рубцова:

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды.
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень.
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе.

А ведь это стихотворение совсем неплохое, скажем так: из лучших у Рубцова. В нем есть сделанность, организованность, поэтическая логика в расстановке слов. Есть, так сказать, смысловые рифмы, то есть поэтическое движение образов: слова не пропадают втуне, а работают одно на другое. Лодка, цветы, звезда, ночь, ива - поставлены не просто так, а составляют некий движущийся сюжет, и сюжет этот – связь и смена поколений, упадок и новый расцвет, смерть и жизнь, наконец. И то, что это написано так незамысловато, “для бедных”, не мешает стихотворению, а придает ему некое обаяние, какую-то простецкую лепоту. Что-то вроде “Цветочков” Франциска Ассизского или что-то нестеровское. Это стихотворение, честно сказать, - умиляет.
Повторяю: таких стихов у Рубцова не много, на четыреста страниц той книги десятка два от силы наберется. У него есть и в другом ключе неплохо написанные стихотворения: явна у него, например, песенно-романсовая традиция, дающая то есенинские, а то и блоковские ноты, не говоря уже о изредка мелькающих сходствах с интонацией Горбовского или Высоцкого. Но всего этого мало, очень мало. В основном – некий эмоциональный кисель, слякотная размазня. Это как “заказы” в застойных советских магазинах: в нагрузку к дефициту, скажем, банке растворимого кофе или сайры – пачка неликвидных макарон.
Вывод: Рубцов не был лишен таланта, но как поэт не удался. И тогда еще острее тот же вопрос: а почему такая стихийная к нему любовь? Почему он стал, без лишних слов, народным поэтом?
И тут нужно не о поэзии говорить, а о самом народе, о русской – советской - кошмарной истории. Возьмем самого Рубцова в его биографии: он тщится представить себя деревенским, кондовым, так сказать, поэтом, крестьянским сыном в традиции Есенина. Но ведь почти вся его жизнь прошла не в живописных русских деревнях, а в кубриках и общагах, в поселках городского типа, как это называется. У Солженицына в “Матренином дворе” ссыльный, устраиваясь сельским учителем, получает назначение в поселок под названием Торфопродукт – и в ужасе бежит оттуда. Вот в таких Торфопродуктах прошла жизнь Рубцова – и, тут главное, всего русского, крестьянского когда-то народа.
В этом смысле и не сама поэзия Рубцова, а всенародная любовь к ней – свидетельство советской кошмарной истории, исторической травмы, которую сознание народа тщится преодолеть побегом в иллюзию если и не самолично пережитой, то когда-то, у каких-то дедов существовавшей жизни. Это острая ностальгия народа по утраченной родине и погубленной жизни – слеза загубленного ребенка.
Солженицын призывал русский народ к покаянию, и трудно было понять, в какой форме он видел это покаяние. Но вот чистый пример чистой формы – любовь к Рубцову.


Андрей Гаврилов: Вы знаете, Иван, я хочу вам сказать, что на этой неделе пришла еще одна музыкальная новость, абсолютно революционная по своей сути. Я думаю, что еще очень многие будут это комментировать. Дело в том, что, наверное, нет сейчас на земле человека, который не знал бы слово “Битлз”, и не знал бы, что квартет “Битлз” писал музыку. И, наверное, нет любителя “Битлз”, который бы не ругал фирму “ЕМI“ за совершенно безобразно издаваемые диски этой группы. Почему - это особый разговор. Главное, что 9 сентября 2009 года будет выпущено, наконец-то, переиздание всех альбомов Битлз в перемикшированном, перемастерированном, перереставрированном виде. Короче говоря, на бумаге зазвучит как раз то, что могло бы быть подарком любителям этой музыки. Но об этом мы как-нибудь поговорим в другой раз, когда будет ясно, что же, собственно, выходит.

Иван Толстой: А я хочу нашим слушателям напомнить ваше, Андрей, обещание поговорить о малоизвестных музыкальных вещах этого ансамбля в нашей специальной передаче “Мифы и репутации”, которая будет посвящена Ливерпульской четверке. Правда?

Андрей Гаврилов: Да, это так, я сам с нетерпением жду этой программы.

Иван Толстой: Замечательно. А мы продолжаем программу Поверх барьеров.
В амстердамском Райксмузеуме выставлены уникальные оригинальные документы об истоках города Нью-Йорка, который, как известно, когда-то назывался Нью-Амстердамом. О 400-летнем юбилее судьбоносной голландской экспедиции на остров Манхэттен рассказывает Софья Корниенко.


Софья Корниенко: 1609 год, по сути, знаменует начало голландской модерновости и, частично, западной модерновости вообще – столь велика в ней голландская составляющая. Именно в этом году был основан Амстердамский Банк – первый национальный банк в мире. Именно в этом году началось эксклюзивное международное коммерческое сотрудничество между Голландией и Японией – еще целых два века весь мир знал о японском обществе лишь из голландских источников. Именно в этом году был создан архитектурный план строительства знаменитой гирлянды амстердамских каналов, которые впоследствии послужили вдохновением для строительства каналов во многих других европейских городах. Голландская республика и Король Испании заключили перемирие, с момента подписания которого 9 апреля 1609 года, европейские сверх державы того времени – Испания, Франция и Англия – признали независимость Республики Соединенных провинций. В этом историческом контексте началась экспедиция голландской ост-индской компании, результатом которой стало появление на карте еще одного Амстердама – Нью-Амстердама, современного Нью-Йорка. На самом деле, ост-индская компания снарядила англичанина Генри Гудзона, как и следует из названия компании – на Восток, искать новые маршруты для установления торговых связей с китайцами и татарами. Но, как это нередко бывает, первооткрыватель сбился с пути и вскоре причалил к совсем другому берегу – который оказался ничем не хуже, да еще богатым на ходовой в Европе товар – мех. Берегом этим стал остров, получивший название Манхэттен – от могиканского “Манна-ха-та” или “Манахачтанинк”, что дословно означает “место, где мы однажды напились пьяными”. Дело в том, что Гудзон пригласил нескольких вождей племени к себе в хижину и угостил их спиртным.
На открытии выставки в амстердамском Райксмузеуме в честь 400-летия основания Новой Голландии на восточном побережье Северной Америки директор Национального архива Nationaal Archief Нидерландов в Гааге Мартин Берендсе (Martin Berendse) сказал:


Мартин Берендсе: В Национальном архиве мы храним первые письменные источники истории Австралии и Новой Зеландии, первые письма на языках южно-американских индейцев (например, из Бразилии), важные исторические документы по истории Индии, Малайзии, Карибского региона, Китая, Японии, Индонезии, нескольких африканских и арабских стран и стран Балтии. Вот почему нидерландский Национальный архив на самом деле можно назвать Международным архивом в Гааге. Вот и прошедшая на прошлой неделе в Гааге Конференция по Афганистану станет частью нашей коллекции. Сегодня же я счастлив представить несколько шедевров о самом начале существования Нью-Амстердама. Шедевры эти временно разместились в Райксмузеуме, по соседству с рембрантовским “Ночным дозором”. В июне экспонаты отправятся на выставку в Нью-Йорк. Нам думается, что их просто обязаны успеть посмотреть все жители обоих Амстердамов. Эти шедевры принадлежат кисти мастеров менее известных, чем Рембрандт или Вермеер. Двое из них были ремесленниками-картографами, а один – полномочным представителем голландских Генеральных Штатов, то есть парламента. Акварель Йоханнеса Вингбоонса “Вид на Нью-Амстердам”, написанная приблизительно в 1665 году, несмотря на свою хрупкость, дошла до нас в отличном состоянии, потому что долгое время хранилась не как рисунок, а как документ в архивной папке. Свет и влажность могут разрушить этот рисунок в считанные годы, вот почему мы показываем его публике лишь на очень короткий срок. Другой экспонат, карта Блока – первая карта Манхэттена. Она нарисована на пергаменте с использованием разноцветных чернил. Сам пергамент очень прочный, но чернила крайне нестабильные. Согласно международным стандартам, мы имеем право выносить эту карту из здания архива лишь по очень важному поводу.

Софья Корниенко: Поднявшись в полутемный зал, в котором на два месяца выставлена красочная акварель Вингбоонса “Вид на Нью-Амстердам”, я с трудом сдержала улыбку, так похож был когда-то Нью-Йорк на типичную голландскую рыбацкую деревню – строй узких домиков вдоль кромки воды, над которыми возвышается башенка церкви и обязательная мельница в туманной дали. В 1664 году, по окончании Второй Голландско-Английской Войны, Нью-Амстердам был передан англичанам, на правах автономии. Надпись на акварели гласит: “Нью-Амстердам или теперь Нью-Йорк”.
Рядом аккуратно подсвечено так называемое “письмо Схахена (Schaghenbrief) – первое свидетельство о приобретении острова Манхэттен, как в нем сказано – “у диких людей... в обмен на товары общей стоимостью 60 гульденов” (в пересчете на современные деньги, около 1000 долларов). В письме также сообщается, что у голландских колонистов на новой земле уже пошли дети. Современные голландские историки поясняют, что рассматривать описанную в письме сделку как “покупку” исторически неверно – местным американским индейцам племени Ленапе, которым голландцы заплатили за землю, понятие частной собственности на землю вообще было не знакомо. Эти племена вели кочевой образ жизни и, скорее всего, восприняли предложение европейцев как просьбу временно попользоваться островом.

Мартин Берендсе: Питер Схахен (Pieter Schaghen), представитель голландского парламента, в 1626 году написал письмо своим коллегам в Гаагу, в котором сообщил об успешной покупке острова Манхэттен у индейского населения. Письмо было сложено вчетверо и помещено в конверт. Написано оно на хлопковой бумаге, очень хрупкой – написано также нестабильными чернилами. В течение последних месяцев ко мне обращались многие музеи и телеканалы с просьбой показать этот документ, выставить его хотя бы на неделю, предоставить для телесъемок на пару часов. Помимо Райксмузеума и выставки в Нью-Йорке наш архив вынужден был всем отказать. Это наше наследие, которое заслуживает заботливого к себе отношения, чтобы и в будущем послужить источником знаний для всех голландцев и американцев.

Софья Корниенко: Нью-Амстердам, построенный как форт для защиты новой голландской земли от англичан, в скором времени развился в маленький, процветающий город. Произошло это усилиями кучки энтузиастов, в особенности господина по имени Адриен ван дер Донк – среди переселенцев он был чуть ли не единственным человеком с образованием. Выпускник Лейденского Университета, в котором в те годы особенно было модно учение Декарта (кстати, Декарт большую часть жизни провел в толерантной Голландии), Ван дер Донк привез с большой земли веру в гражданское общество и демократию. Ценой невероятных усилий (достаточно сказать, что в Нью-Амстердаме Ван дер Донка чуть не расстреляли как предателя) он через голландский парламент добился создания в колонии представительной власти – выборного совета. В отличие от городов в соседней Новой Англии, где правами свободных горожан были наделены от силы 20 процентов населения, в Нью-Амстердаме гражданство имели почти все жители. Не было в Нью-Амстердаме и гильдий, то есть каждому простому переселенцу гарантировался шанс на осуществление своей американской мечты. Например, Фредерик Флипсен из Фрисландии, приехав на остров Манхэттен простым плотником, получил гражданство в Нью-Амстердаме. Когда он умер в 1702 году, то считался одним из самых богатых американцев. Еще одной отличительной чертой жизни в Нью-Амстердаме была свобода вероисповедания – еврейская община, например, через суд в Голландии получила права исповедовать в Нью-Амстердаме иудаизм. Хотя нидерландский язык и был местной лингва франка, этнические голландцы составляли всего-навсего самое многочисленное из меньшинств. Таким образом, своей репутацией плавильного котла и самого толерантного города Америки Нью-Йорк обязан наследию голландских Соединенных провинций. Не обидно ли теперь голландцам, что второго Амстердама на карте не обозначено? - спрашиваю я у мэра Амстердама Йоба Кохена (Job Cohen).

Йоб Кохен: Нет, я в этом не вижу ничего страшного. Я всякий раз удивляюсь, насколько известен Амстердам во всем мире. И это не важно, что Нью-Йорк больше не носит названия в честь Амстердама, их общая история от этого не меняется. Амстердам и Нью-Йорк продолжают оставаться, что называется, “одной крови” во многих аспектах. Я привык говорить, что у этих городов одинаковый ДНК – а ведь носители одинакового ДНК могут носить и разные имена, правда?

Софья Корниенко: Тот же вопрос я задаю известному в Европе политику Франсу Тиммермансу (Frans Timmermans), замминистра Нидерландов по европейским делам, координатору программы “Нью-Йорк 400”.

Франс Тиммерманс: Нет, потому что люди, которые там жили, сами хотели быть частью Штатов. Они не хотели остаться в Голландии, а хотели быть свободными людьми.

Софья Корниенко: Но они сначала стали частью Англии, а потом уже Штатов. Я это имею в виду – что сначала все перешло в английскую культуру, и от голландской мало осталось.

Франс Тиммерманс: Да, но они могли свободно жить, они могли торговать с Голландией, так что все было в порядке для них.

Софья Корниенко: Но все-таки так мало осталось голландского там – и язык, и почти никто не знает, что это был “Новый Амстердам”, кроме людей, которые читают книжки.

Франс Тиммерманс: Ну вы же знаете, что там есть yankee – голландское слово, cookie – это голландское слово, Brooklyn, Harlem – все голландские слова!

Софья Корниенко: То есть вы испытываете гордость, когда слышите эти словосочетания?

Франс Тиммерманс: Разумеется!

Софья Корниенко: Лично вы тоже, или только как чиновник?

Франс Тиммерманс: Не лично я, а голландец вообще должен чувствовать гордость!

Софья Корниенко: Насколько важную роль, на Ваш взгляд, в формировании адекватного представления об истории своей страны играет доступность, открытость госархивов?

Франс Тиммерманс: Все архивы абсолютно открытые, но, к сожалению, среди жителей нашей страны они вызывают недостаточный интерес. Мы надеемся, что благодаря этому году – году четырехсотлетия голландско-американских отношений, больше голландцев заинтересуются собственной историей – как ее светлыми, так и темными страницами. Чтобы все мы больше узнали о том, как наша страна способствовала распространению в мире толерантности и гражданских свобод, но также задумались лишний раз и о том, как наша страна участвовала в работорговле.

Софья Корниенко: А что же тогда для вас означает вот эта страница, об открытии Манхэттена? Светлая она или разноцветная?

Франс Тиммерманс: Это для меня светлая страница с темной каемочкой, потому что и голландские колонисты в Штатах, как это ни прискорбно, прибегали к работорговле.


Иван Толстой: Я чувствую, что в сегодняшней программе много материалов, которые почти отняли у вас возможность рассказать об интересных культурных новостях последних дней. Я хочу исправить положение. Андрей, вам микрофон.

Андрей Гаврилов: Спасибо, Иван, но, нет, ни в коем случае, не отняли - мне самому безумно интересно слушать новости, которые находите вы или другие корреспонденты. Но, конечно, я не могу не сказать про то, что группа частных инвесторов потратила пять миллионов евро на ремонт и реставрацию Коридора Вазари. Коридор Вазари -это 750-метровый надземный крытый переход, который соединяет дворцы Палаццо Веккьо - то есть, старый, древний дворец, и Палаццо Питти в историческом центре Флоренции. К 2013 году коридор откроется для посетителей. С 2001 года в коридор, где выставлено около 700 картин, в том числе и “Венера Урбинская” Тициана, а также работы Джотто, Учелло, Пьетра де ла Франческа, Леонардо да Винчи, зрителей пускают маленькими группами и только по предварительной записи. Там же, в коридоре, экспонируется богатейшая коллекция автопортретов художников 16-го-20-го веков, в том числе, Рубенса, Энгра, де ла Круа. Коридор был построен в 1565 году художником, архитектором и писателем Джорджо Вазари по заказу герцога Франческо Первого Медичи. По коридору герцог мог пересекать исторический центр Флоренции и реку Арно, не выходя на улицу.
А сообщение, которое меня потрясло абсолютно на этой неделе - это то, что бизнесмен из штата Флорида Тимур Абдуллаев представил редкое рукописное издание сохранившихся пяти первых глав второго тома Николая Гоголя “Мертвые души”. По мнению экспертов, именно этот том, именно это издание или эта книга является самой полной рукописью знаменитого произведения, которая дошла до нашего времени. Как рассказал Абдуллаев, которому принадлежит этот раритет, согласно заключению экспертов Российской национальной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, данная “рукопись имеет большое историко-культурное значение”. Рукопись содержит 163 листа, 315 страниц, она в картонном переплете с кожаным корешком, украшенным золотым тиснением. На корешке золотом - “Мертвые души-2”.
Вот такое было сообщение интернета и, честно говоря, меня оно оставило в полном недоумении, поскольку ни происхождения этой рукописи, ни того, каким образом она попала к Тимуру Абдуллаеву в руки, ни то, как была проведена экспертиза, ни более точные мнения экспертов, нежели то, что рукопись имеет “большое историко-культурное значение”, интернет не приводит. Будем ждать продолжения этой темы.

Иван Толстой: Насколько я понял, Андрей, читая об этом сообщении, можно сделать какие-то предварительные суждения, весьма, конечно, малообоснованные, но все-таки. Сообщалось, что рукопись, собственно говоря, не воспроизводит почерка самого Гоголя. Дело в том, что Гоголь в последние годы надиктовывал или отдавал свои авторские каракули переписывать переписчику, что было совершенно нормально. Так же и Пушкин не подавал в издательство никакие свои тексты, написанные собственной рукой, да и у Льва Толстого на это была Софья Андреевна, как известно, которую он шесть или семь раз заставил “Войну и мир” переписать. Так вот, кончено, это рука писаря, причем пяти разных писарей. По-моему, по числу тех самых глав или подглавок, которые сохранились в этом втором томе “Мертвых душ”, - это те самые главы, которые Гоголь читал друзьям, которые отдавал переписывать и которые разошлись до того, как у Гоголя наступил некий страшный и трагический для русской культуры момент - желание сжечь эту книгу. Он сжег какие-то черновики, но что-то пошло гулять по свету.
Между прочим, во всех собраниях сочинений Гоголя публикуются вот эти незаконченные части второго тома, где появляется помещик Костонжогло и целый ряд имен, и где Чичиков, наконец-то, исправляется и являет собой пример какой-то небывалой нравственной, человеческой высоты. Собственно, этот идеальный вариант разрешения событий, разрешения мертводушенского сюжета Гоголю не понравится, он его самого не убедил, и писатель решил его предать огню.
Вот первый вывод, который напрашивается. Это действительно некоторые главы, которые пошли гулять по рукам до сожжения их Гоголем. А почему они представляют историко-культурный интерес - потому что, кажется, существует там текстуальные разночтения между тем, что опубликовано, что считается окончательно найденными вариантами, и тем, что сохранилось в этих писарских вариантах. И если действительно текст отличается от печатного, то вот это и есть предмет историко-культурной заботы и интереса.



Иван Толстой: Наша следующая рубрика – Переслушивая Свободу. Сегодня в этой исторической рубрике Пасхальная литургия 1957 года. Службу ведет отец Александр Шмеман. Хочу обратить внимание наших слушателей, что это редкая запись, когда отец Александр выступает не с беседой у микрофона в студии, - магнитофон установлен в православном храме в Нью-Йорке.


Диктор: Передача для верующих. Во всем мире наступает сейчас праздник Пасхи. Всюду, во всех странах, где есть православные люди, начинается пасхальная заутреня. Из тысяч храмов выходит Крестный ход. О празднике Пасхи в Евангелии от Луки сказано:


Отец Александр Шмеман: “В первый день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу и вместе с ними некоторые другие. Но нашли камень отваленным от гроба и, вошедши, не нашли тела Господа Иисуса. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих, и когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: «Что вы ищите живого между мертвыми? Его нет здесь - Он воскрес!»

Диктор: И вот каждый год, празднуя это Крестным ходом, молящиеся подходят к закрытой двери храма. Эта закрытая дверь – символ того камня, который закрывал вход в погребальную пещеру, в гроб Христа. В Москве и многих других городах нашей страны, в парижском Александро-Невском соборе, в маленьких церквях русских поселков Канады, в русской церкви в Женеве и в Сиднее, в Буэнос-Айресе и Нью-Йорке, в Лондоне и Брюсселе, в Афинах и в Иерусалиме люди, рассеянные по всей земле, с тем же песнопением подходят к дверям храма и слышат те же слова священника.

Отец Александр Шмеман: Слава святой и единосущной и животворящей и нераздельной Троице! Всегда, ныне и присно и вовеки веков – аминь!
Да воскреснет Бог и расточатся врази его! Тако да погибнут грешницы от лица от лица Божия, а праведницы да возвеселятся!

Иван Толстой: Андрей, а сейчас наступило время для вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, поподробнее о той музыке, которая звучала сегодня в нашей программе.

Андрей Гаврилов: Как я уже сказал, я решил сегодня несколько отойти от жанровой направленности моей рубрики - обычно я представляю какие-то новинки и редкие записи отечественного джаза, но тут получилось совершенно случайно, едучи в студию, я зашел в магазин компакт-дисков и увидел, с изумлением, двойной альбом, выпущенный фирмой “Мелодия” – “Дживан Гаспарян мир дудука”. К сожалению, качество издания напоминает советские годы, когда “Мелодия” была монополистом и могла позволить себе все, что угодно. На альбоме не написано, издавались ли раньше эти записи на “Мелодии” или нет, не написаны годы, когда производились записи, не написано толком ничего. Но, в конце концов, это все не так важно. Важно то, что двойной альбом Дживана Гаспаряна сейчас доступен слушателям. В последнее время новых альбомов этого великого музыканта на нашем рынке как -то не появлялось. Дживапн Гаспарян недавно отпраздновал свое 80-летие, этому событию были посвящены концерты в Москве, в частности, телепередачи и очень многие говорили про то, с какими великими музыкантами Дживан Гаспарян в своей жизни играл. Назывались такие представители самых разных музыкальных культур как голливудский композитор Ханц Зиммер, как советский, а теперь российский рок музыкант Борис Гребенщиков, как Андреас Валинвейдер или Лайонел Ричи, как Питер Гэбриел или Майкл ..рук. Это действительно все очень интересно, Дживан Гаспарян с легкостью вписывается практически в любую музыкальную культуру. Очень, к сожалению, мало известен замечательный альбом, который он записал вместе с иранским музыкантом, исполнителем на уде, тем самым продемонстрировав, что для музыки, в отличие от политических устремлений или политических игр, границ не существует. Но альбом, который к издан “Мелодией”, судя по всему, это намного более ранние записи Дживана Гаспаряна, это альбом, где он играет со своими коллегами или своими учениками из Еревана. Дживан Гаспарян – профессор Ереванской консерватории, Хочу напомнить, что он обладатель четырех золотых медалей ЮНЕСКО, полученных им в самые разные годы - от 59-го до 80-го. Не так давно в Большом театре прошел огромный вечер, посвященный творчеству Дживана Гаспаряна, где выступали многочисленные его друзья, съехавшиеся с разных концов света. Эта запись также существует, может быть, когда-нибудь мы сможем ее послушать. Ну а пока мы слушаем двойной альбом под названием “Мир дудука”. Сейчас мы послушаем композицию, которая называется “Дле яман”. Это практически непереводимое горестное армянское восклицание.