Марина Тимашева: Несмотря на то, что 200 лет со дня рождения Гоголя исполнилось 1 апреля, программа приуроченных к юбилею мероприятий еще далеко не завершена. Так на днях в Доме русского зарубежья имени Солженицына состоялся вечер памяти Гоголя, на котором известный литературовед Юрий Манн рассуждал о загадках писателя. Передаю слово Лиле Пальвелевой.
Лиля Пальвелева: Юрий Манн уже несколько десятилетий занимается исследованием творчества Гоголя. К тому же он руководит изданием академического Полного собрания сочинений писателя. Казалось бы, для него не должно остаться белых пятен ни в биографии Николая Васильевича, ни в его текстах. Ан нет! По мнению Юрия Манна, неразгаданных тайн еще немало. И это – несмотря на то, что Гоголь был в центре внимания современников, которые оставили о нем многочисленные свидетельства, а после ухода писателя из жизни, интерес литературных критиков к его творчеству никогда не угасал. Тем не менее, поверим Юрию Манну:
Юрий Манн: Это загадочный писатель и это загадочная биография. Я напомню только несколько фактов. Через несколько месяцев после окончания Нежинской гимназии высших наук Гоголь, в конце 1828 года, приезжает в Петербург. А через несколько месяцев он вдруг неожиданно срывается с места и уезжает за границу. Что случилось? Гоголь объяснял это по-разному, в том числе намекал на какую-то болезнь, и мать тут же вывела отсюда заключение, что это неприличная болезнь. Но чаще всего, больше всего и решительнее всего Гоголь говорил о том, что он встретил незнакомку необычайной красоты и, чтобы удержаться на краю этой пропасти, он должен был покинуть Петербург. Гоголю, как водится, не поверили, тем более, что мало кто подозревал, что Гоголь способен к такому сильному чувству. Тем не менее, Гоголь затем в письме к своему другу Белецкому писал, что он дважды был на краю пропасти, но воля его спасала. Очень может быть, что один из этих случаев - как раз встреча с прекрасной незнакомкой. Во всяком случае, надо сказать, это уже я немножко расширяю тему, Гоголь был необычайно отзывчив на женскую красоту - духовную и телесную и, читая Гоголя, вы понимаете, что он чувствовал красоту женскую. Вот одна из тайн гоголевской биографии. Затем еще один вопрос: был ли Гоголь в Испании? В Италии, мы все это хорошо знаем - был и неоднократно, и жил там долго. А вот был ли он в Испании? Гоголь уверял, что был, и многие знакомые Гоголя поверили ему. Тем более, что, в общем, не так-то далеко Испания от Италии. А Гоголь морским путем отправлялся из Марселя в Италию и наоборот. Но с другой стороны, никаких других доказательств, никаких даже реминисценций, которые обычно бывают при посещении писателем того или другого края, не находится. Я занимаюсь хронологией жизни Гоголя, но никак не могу вписать этот эпизод в гоголевскую биографию. Но, тем не менее, я не имею право полностью его зачеркивать. Я думаю, что он не был в Испании, но все-таки это пока остается тайной.
Лиля Пальвелева: А вот совсем уж невероятная история о “неведомом шедевре”.
Юрий Манн: Гоголь написал “Прощальную повесть”. Он говорил, что это его лучшее произведение. С детских лет он вынашивал мысль об этой “Прощальной повести”, и он ее оставляет людям в качестве своего самого драгоценного дара. “Прощальная повесть” лучше всех его других произведений, лучше “Мертвых душ”, лучше “Ревизора”. Иногда некоторые ее отождествляют с “Выбранными местами из переписки с друзьями”. Ничего подобного. А о существовании “Прощальной повести” Гоголь объявил именно в “Выбранных местах”. Это другое произведение, совсем другое произведение. Что с ним произошло? Гоголь не говорит о том, что он уничтожил “Прощальную повесть”, он говорит лишь о том, что он писал ее, ощущая приближение смерти, но теперь смерть отступила, и публикация “Прощальной повести” потеряла свой смысл. Но что случилось с этим, по версии Гоголя, самым значительным его произведением? Куда оно девалось? Никто этого сказать не может – никаких следов, никаких намеков ни у современников, ни у самого Гоголя больше вы не встретите. Еще несколько тайн. Тайна судьбы второго тома “Мертвых душ”. Впрочем, тут больше накрученного вокруг этих тайн. Во-первых, сколько было сожжений? Вот вы сейчас можете встретить, что три, а на самом деле все-таки два. Очевидно, первое в 45-м году, а второе - в 52-м, за 10 дней до смерти. Но при этом продолжают упорно ходить слухи, что все-таки второй том “Мертвых душ” где-нибудь да найдется. Даже такой очень серьезный норвежский ученый, Гейр Хьетсо, автор замечательной книги о Баратынском, написал специальную работу по второму тому “Мертвых душ”, и там он выражает оптимистическую надежду, что второй том “Мертвых душ”, будучи припрятан кем-нибудь из доброжелателей Гоголя или, наоборот, недоброжелателей, в конце концов, все-таки попал к какому-нибудь коллекционеру. Даже была высказана идея, что второй том “Мертвых душ” можно будет, в конце концов, найти знаете где? В архивах КГБ. Ход мысли довольно очевидный. Во-первых, в это время действительно в архивах КГБ находили рукописи репрессированных советских писателей. Как вы понимаете, Гоголь к такой категории не принадлежит. Во-вторых, подразумевалось, что КГБ это нечто вроде правопреемника Третьего отделения. Но, как вы понимаете, это тоже не так и, кроме того, в Третьем отделении рукописи Гоголя тоже не было. Некоторое упоминание в документах поступавших было, но второго тома там, к сожалению, не было.
Лиля Пальвелева: Много сказано еще об одной – мрачной – тайне, а скорее легенде. О том, что писатель был погребен заживо. Живучести мифа способствовала и фантасмагория с перезахоронением советских времен и написанное в 70-х стихотворение Андрея Вознесенского. Вот его первые строки.
Диктор:
Вы живого несли по стране!
Гоголь был в летаргическом сне.
Гоголь думал в гробу на спине:
“Как доносится дождь через крышу,
но ко мне не проникнет, шумя,—
отпеванье неясное слышу,
понимаю, что это меня”.
Юрий Манн: Это не выдерживает никакой критики, я даже не знаю, стоит ли об этом специально говорить. Всем нам известно, что Гоголь предупредил в завещании хоронить его только тогда, когда покажутся явные признаки разложения. Во-вторых, все-таки Гоголя лечили лучшие врачи по тому времени. Хотя с современной точки зрения к ним, очевидно, можно предъявить много претензий, но все-таки они не были проходимцами и шарлатанами. Отличить живого человека от мертвого они могли. Кроме того, поскольку Гоголь предупредил о такой возможности, поскольку на него находили моменты бесчувствия, потери сознания временного, и он боялся, что его сочтут мертвым, он предупредил. Поскольку об этом знали все, ведь “Выбранные места” были опубликованы в 47-м году, и завещание тоже было опубликовано в составе “Выбранных мест”, то относились к погребению с величайшей осторожностью. Много лет тому назад я нашел в архиве неопубликованное письмо скульптора Рамазанова к Нестору Кукольнику - писателю, соученику Гоголя по Нежинской гимназии высших наук, где Рамазанов специально говорит о том, с каким тщанием он производил изготовление посмертной маски Гоголя, помня о том, что Гоголь боялся быть похороненным заживо. И, кроме того, добавляет он, невозможно снять посмертную маску с живого человека. Но характерно то, что эти тайны возникают. Гоголевское творчество, природа его таланта и его биографии - благотворная почва для представления разного рода версий, в том числе, и совершенно не реальных и совершенно вздорных. Что тут поделаешь - такой писатель.
Лиля Пальвелева: В юбилейные дни стало общим местом, рассуждая о языке Гоголя, призывать равняться на него как на эталонный, как будто это какой-нибудь школьный свод грамматических правил. Произведения Гоголя действительно написаны чудесным языком, кто ж спорит, однако послушайте, что говорит Юрий Манн. Хотя выпуск возглавляемого им Полного собрания сочинений Гоголя далеко не завершен, недостатка в наблюдениях за текстами классика филолог, конечно же, не испытывает.
Юрий Манн: Академическое издание тем и отличается, что оно ставит своей целью абсолютную, насколько возможно, сверку текстов. Да, мы все сверяем, сверяем со всеми источниками, с печатными текстами, особенно с теми, которыми занимался Гоголь, как говорят немцы “текст последней руки”. Но с Гоголем особая проблема. Дело вот в чем. Гоголь поручил первое издание своих сочинений в четырех томах, вышедшее в 42-м году (фактически, в 43-м, но помеченное 42-м годом), своему гимназическому приятелю Прокоповичу, и говорил ему: “Делай, что хочешь. Неправильно поставленная буква – исправляй. Нет знаков препинания и смысла нет - исправляй”. Прокопович был учителем русского языка в Петербурге, Гоголь ему доверял, и Прокопович воспользовался, причем, очень широко предоставленными полномочиями. В результате он поснимал типично гоголевские обороты, поснимал украинизмы, заменяя их русскими словами. Словом, он чистил текст. И второе издание тоже было подвергнуто такой редакторской правке, уже не учителем Прокоповича, а Шевелевым - профессором Московского университета. Поэтому задача всех издателей заключалась в том, чтобы восстановить подлинный текст Гоголя. Это идет вопреки даже формальным требованиям текстологии, потому что если автор одобрил текст, то мы обязаны следовать решению автора, но мы не следуем, соблюдая определенную традицию, потому что для нас безграмотность Гоголя гораздо дороже, чем грамотность петербургского учителя или московского профессора. Все сверяется, кое-что остается не разобранным, мы пишем, что это не разобранное. Вообще гоголевский почерк - особое явление, по некоторым фотокопиям вы можете это увидеть, разобрать его очень трудно. Кроме того, он не признавал никаких знаков препинания. Для нас это тоже было трудностью. Поэтому мы в тех случаях, когда нет знаков препинания, и откровенно не подразумевается вопрос, мы ставим самый нейтральный знак препинания. Какой? Запятая. Не позволяя себе ни восклицательного знака, ни многоточия. Причем, существует различие в подходе к черновым текстам и к беловым. Тексты, которые печатаются в основной редакции, мы тут свободнее в соблюдении современных грамматических норм. Там, где они не несут никакого смысла. Потому что мы сознаем, что это издание станет основой для последующих изданий массового типа. Но в то же время в черновых редакциях мы позволяем себе большую вольность в том смысле, что мы оставляем гоголевскую, даже если это крайняя бессмыслица. Написал, так написал. Хорошо. Это Гоголь. Гоголь сам за себя отвечает.
Лиля Пальвелева: Так что, когда (только вот вопрос - когда?) выйдут все тома собрания сочинений, внимательному читателю многое в текстах такого не приглаженного, лишенного хрестоматийного глянца, Гоголя покажется непривычным и незнакомым.
