В юридическом комитете нижней палаты конгресса США прошли слушания, посвященные малоизвестным страницам истории Второй мировой войны. Речь шла о политике интернирования и принудительного переселения лиц, чье этническое происхождение превратило их во врагов Америки.
В истории любой страны есть эпизоды, о которых страна не любит вспоминать. Но забыть о них не дают люди, судьбы которых были поломаны несправедливостью. Один из таких эпизодов – объявление потенциальными врагами целых категорий граждан или постоянных резидентов. Потенциальных врагов определяли по этническому признаку, ими назвали японцев, немцев и итальянцев. В них видели угрозу безопасности Америки, возможных шпионов и диверсантов стран "гитлеровской Оси". Кроме того, эти люди стали заложниками: правительство США планировло обменять их на американских военнопленных.
На данный момент несправедливым признано лишь интернирование примерно 110 тысяч американцев японского происхождения и граждан Японии, проживавших тогда в США. В 1988 году президент Рейган принес за это извинения и подписал закон о компенсациях пострадавшим – каждый получил 20 тысяч долларов. На эти цели государство выделило 1 миллиард 200 миллионов долларов. В 1992 году президент Буш-старший подписал поправку к закону, которая предусматривала дополнительные ассигнования – еще 400 миллионов долларов на компенсации лицам японского происхождения, ставшим жертвами чрезмерной подозрительности властей. Восемь лет назад конгресс учредил комиссию для изучения политики интернирования и переселения других категорий граждан или постоянных жителей США. Теперь пришло время донести эту информацию до широкой публики.
О том, в какой атмосфере принимались решения об интернировании, в своем выступлении перед законодателями рассказал историк Джон Кристгау: "В сумерках 10 декабря 1941 года, через три дня после японского нападения на Перл-Харбор, необычная гроза разразилась в южной Калифорнии. Рокочущие раскаты грома напоминали звуки вражеской бомбежки и жители Лос-Анджелеса и Сан-Диего занервничали – они боялись, что оказались под огнем. Поступил приказ немедленно отключить освещение, побережье от Бейкерсфилда до Сан-Диего погрузилось во мрак. Жители Лос-Анджелеса стреляли по уличным фонарям, чтобы скорее обеспечить затемнение. В больницах надрывались телефоны – люди вызывали скорую помощь к пострадавшим в авариях, причиной которых была паника. Эта паника не прошла, особенно на Западном побережье. В последующие несколько недель застарелые и расовые предрассудки, усугубленные военной паникой, повлекли за собой интернирование более чем 30 тысяч "враждебных иностранцев" немецкого, итальянского и японского происхождения.
Владелец этого магазина - этнический японец. Эту надпись ("Я - американец") он вывесил на витрине на следующий день после бомбардировки Перл-Харбора. Но это не спасло его от интернированияАресты были проведены на основании "Закона о враждебных иностранцах", который гласит, что всякий раз, когда возникает угроза войны или война уже объявлена, все граждане государства-противника, находящиеся в пределах США, подлежат задержанию, аресту и изоляции как враждебные иностранцы. ФБР начало следить за "враждебными иностранцами" за несколько месяцев до начала Второй мировой войны. Свои данные оно направило специальному подразделению Министерства юстиции. Там была создана информационная база, в которой враждебные иностранцы были распределены по категориям в зависимости от того, насколько опасными считало их правительство. "Иностранцы категории А" считались самыми опасными и подлежали в случае войны немедленному аресту и содержанию под стражей. Списки эти составлялись на основании слухов, сведений, собранных, главным образом, через секретных осведомителей".
Закон о враждебных иностранцах был принят не в 1941 году, а в 1798, в президентство Джона Адамса, когда Америка вела необъявленную морскую войну с Францией. Закон остается в силе по сей день.
Джон Кристгау сообщил законодателям: "В общей сложности на специальных объектах изоляции в период между 1941 и 1948 годом содержались 31285 "враждебных иностранцев" и членов их семей. Из них примерно 16 тысяч были японцами, почти 11 тысяч – немцами, и три тысячи – итальянцами. Помимо тех, кто был интернирован, десятки тысяч японцев, итальянцев и немцев были вынуждены в принудительном порядке уехать из мест на Восточном и Западном побережье, объявленных военными зонами. После задержания интернированные проходили проверку, в ходе которой устанавливалась их вина или невиновность. Разбирательство занимало от 5 до 15 минут, и у интернированных не было никакой возможности ознакомиться с обвинениями, выдвинутыми ФБР против них.
Дочь одного из интернированных немцев Карен Эбель рассказала о том, как закон о "враждебных иностранцах" повлиял на судьбу ее отца: "Мой отец Макс Эбель, интернированный немец, умер в мае 2007 года. На моем месте должен сидеть он. Папа прожил почти 88 лет, но так и не успел услышать, что его правительство признает его интернирование. Он не говорил об этом, пока ему не исполнилось 80 лет, но и тогда говорил только после настойчивых расспросов. Папе было всего 17 лет, когда он прибыл в нью-йоркскую гавань в 1937 году. Он уехал из Германии из-за драки с членами гитлерюгенда. Они злились на него, потому что он не хотел присоединиться к ним. Вместе со своим отцом он отправился в Америку с 10 центами в кармане и надеждой в сердце. 5 декабря 1941 года папа узнал, что его заявление на гражданство принято. Два дня спустя один росчерк пера Франклина Рузвельта превратил его и миллион немцев, японцев и итальянцев – во врагов. Большинство избежали интернирования, некоторые заслужили то, что получили, но тысячи пострадали незаслуженно. Мой отец был одним из этих тысяч. Папа был арестован и взят под стражу в сентябре 1942 года. Комиссия рекомендовала условное освобождение, но Министерство юстиции сочло его потенциально опасным для общественного спокойствия и безопасности США. Был подписан приказ об интернировании. После трех месяцев в бостонской тюрьме его отправили на остров Эллис, где он присоединился к сотням других интернированных, живших в убогих условиях. Затем в неосвещенном вагоне, под охраной, его привезли на одну военную базу, потом на другую и наконец на третью, о которой он записал в своем дневнике: "Приехали. Северная Дакота. Это ад." Папа вернулся туда, откуда бежал. Он понятия не имел, почему или как он выйдет. В течение нескольких месяцев они жили в товарных вагонах, все еще под охраной, меняя рельсы на равнинах Северной Дакоты. В апреле 1944 года он был призван в армию. Мой опасный отец, оказывается, заслуживал доверия настолько, чтобы воевать на стороне США. Но он не прошел медкомиссию и оставался интернированным.
Поскольку железнодорожники своей работой помогли Америке воевать, потом он получил редкую возможность повторного разбирательства. Папа действительно не знал, за что он был интернирован, но в документе, который он получил годы спустя, было сказано, что его виной были нежелание воевать в Европе и его пацифистские высказывания. Однажды он будто бы сказал, что Гитлер построил хорошие дороги. Он был освобожден условно, вернулся в Бостон, где ему не разрешили жить возле железной дороги. Через три года после ареста он был наконец свободен".
Если об интернировании американцев японского, немецкого и итальянского происхождения широкая публика наслышана, то о том, что аналогичным мерам подверглись жители стран Латинской Америки, многие узнали впервые.
Профессор истории Военно-морской академии США Дэниэл Мастерсон изучал, как этнические японцы вывозились из Перу: "Приблизительно две тысячи двести шестьдесят человек были отобраны для отправки в США в рамках программы переселения, которая была разработана не столько в целях обеспечения внутренней безопасности, сколько для обмена пленными с Японией. В конечном счете около 1400 этих переселенцев оказались в Японии в результате обмена, прежде всего потому, что они попали на территорию США в качестве лиц без гражданства. Перуанские паспорта были у них изъяты при вывозе из Перу. Многие из этих людей были отобраны не на основе данных контрразведки, а чаще всего посредством облав в Лиме, в ходе которых, в большинстве случаев, полиция просто хватала тех, кого было легче схватить".
Каким образом в Латинской Америке возникли японские общины? Доктор Мастерсон пояснил: "Они приехали из южных префектур Японии. Эта волна иммиграции началась в 1899 году. В Мексике они стали фермерами и выращивали хлопок, работали на железных дорогах, в шахтах. В Бразилии они работали сборщиками кофе. Они участвовали в колонизации штата Сан-Паулу и добились высокой производительности в сельском хозяйстве. В Перу они приехали, чтобы работать на плантациях сахарного тростника, но, в конце концов, большинство осели в Лиме. Они создали очень прибыльные коммерческие предприятия и фактически во многом составили костяк частного бизнеса Лимы. Одним из них был отец Альберто Фухимори, бывшего президента Перу. У него, как у многих тысяч перуанцев японского происхождения, отобрали собственность в годы Второй мировой войны".
Японцев целыми семьями отправляли в лагеря для инетрнированных. В дальнейшем власти намеревались использовать их для обмена на военнопленныхГрейс Шимицу – дочь одного из таких вывезенных из Перу японцев. Ее слова подтверждают данные профессора Мастерсона: "Мой отец родился в 1906 году в Хиросиме. Он иммигрировал в Перу, когда ему было 18 лет, чтобы работать вместе с братом в семейном бизнесе по производству древесного угля. Во время Второй мировой войны наша семья была занесена в черный список "потенциально опасных иностранцев". В этих списках оказались люди, часто не имевшие никаких связей с державами "Оси". Они были лидерами общины – журналистами, учителями, предпринимателями, священниками, сотрудниками культурных организаций. Членам моей семьи, как и другим, значившимся в этом списке, никогда не были предъявлены обвинения в каком-либо преступлении. Не было издано никаких ордеров на обыск, не проводилось никаких судебных слушаний.
Когда американские транспортные суда вошли в гавань Кальяо, некоторые из черного списка скрылись, в том числе мой дядя. Вместо него перуанские власти взяли моего двоюродного брата. Он был интернирован в США и попал во вторую партию обмена пленными. В 1944 году, когда моему отцу было 38 лет, его выслали на американскую военную базу в зоне Панамского канала, где заставили работать в тяжелых физических условиях в нарушение Женевской конвенции. Отец оставался там несколько месяцев. Когда прибыл следующий американский транспорт, на нем увезли в США на неопределенный срок его первую жену, брата, жену и детей брата. Их отправили в лагерь для интернированных в Техасе. Жена моего отца умерла в этом лагере – не получив необходимой медицинской помощи.
В конце войны дядя и его семья были высланы в Японию. Моего отца освободили из лагеря под поручительство родственников, живших в Северной Калифорнии. Он собирался вернуться домой, к своему бизнесу и уцелевшим родственникам в Перу, но поначалу перуанское правительство не позволяло интернированным возвращаться. В конце концов, он вступил в брак с моей матерью в Калифорнии. В 50-е годы, когда изменились иммиграционные законы, он смог получить вид на жительство".
Но была этническая группа, всеми силами стремившаяся попасть в Америку.
О том, с какой неохотой правительство США принимало еврейских беженцев из Европы, сообщил Дэвид Харрис, исполнительный директор Американского еврейского комитета: "В мае 1939 года пассажирский лайнер "Сент-Луис" вышел из Гамбурга с более чем 900 еврейскими беженцами на борту. Пунктом назначения была Куба, но по прибытии туда кубинские чиновники отменили транзитные визы и не разрешили пассажирам сойти на берег, за очень малым исключением. Тогда судно отправилось к побережью Флориды и подошло к нему так близко, что беженцы могли видеть огни Майами. Однако американские чиновники отказались позволить ему войти в порт. Судно отослали назад в Европу, и более четверти его пассажиров, как мы знаем, были затем убиты нацистами".
Дэвид Харрис утверждает, что в государственном департаменте и некоторых других федеральных ведомствах были люди, чинившие препятствия еврейской иммиграции в США – не всегда вследствие антисемитизма, иногда – из высоких политических соображений.
О последствиях этой политики на примере собственной жизни рассказал Лео Бретхольц, автор книги "Прыжок в темноту": "Я жил в Вене, в Австрии, когда в марте 1938 года немецкая армия вошла в город. Произошло то, что называется "Аншлюсс" – аннексия Австрии. В апреле 41-го мои тетя и дядя в Балтиморе подготовили документы, чтобы я мог получить иммиграционную визу в США. В то время я был во Франции, мечтая об иммиграции в Америку, и каждый день ходил на почту в надежде получить добрую весть среди всех тех ужасов вокруг. Наконец я получил долгожданный конверт из Америки. Тетя писала мне, что на заявление получен положительный ответ и что в ближайшее время я должен получить уведомление от американского консульства и явиться туда для получения визы.
В ноябре я получил уведомление, в котором было сказано: "Вам надлежит явиться в американское консульство в Марселе 8 декабря 1941года." Рано утром 8 декабря я остановился у газетного киоска по пути в консульство. Я прочел заголовок: "Le Japon attaque la flotille americaine a Pearl Harbor." Я остолбенел. Я никогда в жизни не слышал о Перл-Харборе, и теперь он перевернул мою жизнь. Я пришел в приемную консульства и вместе с другими заявителями стал ждать, когда к нам выйдет кто-нибудь из сотрудников. Но к нам никто не вышел. Когда я уходил, консульство вывесило объявление о том, что заявления на визу отныне не рассматриваются.
Целому ряду еврейских беженцев из Европы было отказано в убежище на территории Америки. После вынужденного возвращения многие из них в дальнейшем вошли в ворота ОсвенцимаПосле отказа в визе я шесть лет скрывался, был на волосок от смерти. Это было во Франции, в Виши. Я бежал из Германии вплавь – переплыл пограничную реку Зауэр и оказался в Люксембурге. Бежал из лагеря в Секнт-Сиприен в предгорьях Пиренеев. Пешком перешел через Альпы в Швейцарию, прятался на чердаках. Из Швейцарии меня выслали обратно в вишистскую Францию. Я был арестован. Спрыгнул ночью с поезда, идущего в Аушвиц. Это было 6 ноября 1942 года. Если бы я не сумел спрыгнуть, я бы не сидел здесь перед вами, потому что в этом составе ехала тысяча человек в 20 вагонах для перевозки скота. Из этой тысячи выжило всего пятеро. Я – один из них".
Лео Бретхольц уехал из Франции в Америку только в январе 1947 года. Его мать и сестры погибли в одном из лагерей смерти.
Объективности ради надо сказать, что не все участники слушаний готовы каяться и посыпать голову пеплом. Конгрессмен-республиканец Стив Кинг, в частности, заявил, что комиссия конгресса не придала значения многочисленным фактам этнического шпионажа и что действия правительства Франклина Рузвельта были продиктованы чрезвычайными обстоятельствами.
В истории любой страны есть эпизоды, о которых страна не любит вспоминать. Но забыть о них не дают люди, судьбы которых были поломаны несправедливостью. Один из таких эпизодов – объявление потенциальными врагами целых категорий граждан или постоянных резидентов. Потенциальных врагов определяли по этническому признаку, ими назвали японцев, немцев и итальянцев. В них видели угрозу безопасности Америки, возможных шпионов и диверсантов стран "гитлеровской Оси". Кроме того, эти люди стали заложниками: правительство США планировло обменять их на американских военнопленных.
На данный момент несправедливым признано лишь интернирование примерно 110 тысяч американцев японского происхождения и граждан Японии, проживавших тогда в США. В 1988 году президент Рейган принес за это извинения и подписал закон о компенсациях пострадавшим – каждый получил 20 тысяч долларов. На эти цели государство выделило 1 миллиард 200 миллионов долларов. В 1992 году президент Буш-старший подписал поправку к закону, которая предусматривала дополнительные ассигнования – еще 400 миллионов долларов на компенсации лицам японского происхождения, ставшим жертвами чрезмерной подозрительности властей. Восемь лет назад конгресс учредил комиссию для изучения политики интернирования и переселения других категорий граждан или постоянных жителей США. Теперь пришло время донести эту информацию до широкой публики.
О том, в какой атмосфере принимались решения об интернировании, в своем выступлении перед законодателями рассказал историк Джон Кристгау: "В сумерках 10 декабря 1941 года, через три дня после японского нападения на Перл-Харбор, необычная гроза разразилась в южной Калифорнии. Рокочущие раскаты грома напоминали звуки вражеской бомбежки и жители Лос-Анджелеса и Сан-Диего занервничали – они боялись, что оказались под огнем. Поступил приказ немедленно отключить освещение, побережье от Бейкерсфилда до Сан-Диего погрузилось во мрак. Жители Лос-Анджелеса стреляли по уличным фонарям, чтобы скорее обеспечить затемнение. В больницах надрывались телефоны – люди вызывали скорую помощь к пострадавшим в авариях, причиной которых была паника. Эта паника не прошла, особенно на Западном побережье. В последующие несколько недель застарелые и расовые предрассудки, усугубленные военной паникой, повлекли за собой интернирование более чем 30 тысяч "враждебных иностранцев" немецкого, итальянского и японского происхождения.
Закон о враждебных иностранцах был принят не в 1941 году, а в 1798, в президентство Джона Адамса, когда Америка вела необъявленную морскую войну с Францией. Закон остается в силе по сей день.
Джон Кристгау сообщил законодателям: "В общей сложности на специальных объектах изоляции в период между 1941 и 1948 годом содержались 31285 "враждебных иностранцев" и членов их семей. Из них примерно 16 тысяч были японцами, почти 11 тысяч – немцами, и три тысячи – итальянцами. Помимо тех, кто был интернирован, десятки тысяч японцев, итальянцев и немцев были вынуждены в принудительном порядке уехать из мест на Восточном и Западном побережье, объявленных военными зонами. После задержания интернированные проходили проверку, в ходе которой устанавливалась их вина или невиновность. Разбирательство занимало от 5 до 15 минут, и у интернированных не было никакой возможности ознакомиться с обвинениями, выдвинутыми ФБР против них.
Дочь одного из интернированных немцев Карен Эбель рассказала о том, как закон о "враждебных иностранцах" повлиял на судьбу ее отца: "Мой отец Макс Эбель, интернированный немец, умер в мае 2007 года. На моем месте должен сидеть он. Папа прожил почти 88 лет, но так и не успел услышать, что его правительство признает его интернирование. Он не говорил об этом, пока ему не исполнилось 80 лет, но и тогда говорил только после настойчивых расспросов. Папе было всего 17 лет, когда он прибыл в нью-йоркскую гавань в 1937 году. Он уехал из Германии из-за драки с членами гитлерюгенда. Они злились на него, потому что он не хотел присоединиться к ним. Вместе со своим отцом он отправился в Америку с 10 центами в кармане и надеждой в сердце. 5 декабря 1941 года папа узнал, что его заявление на гражданство принято. Два дня спустя один росчерк пера Франклина Рузвельта превратил его и миллион немцев, японцев и итальянцев – во врагов. Большинство избежали интернирования, некоторые заслужили то, что получили, но тысячи пострадали незаслуженно. Мой отец был одним из этих тысяч. Папа был арестован и взят под стражу в сентябре 1942 года. Комиссия рекомендовала условное освобождение, но Министерство юстиции сочло его потенциально опасным для общественного спокойствия и безопасности США. Был подписан приказ об интернировании. После трех месяцев в бостонской тюрьме его отправили на остров Эллис, где он присоединился к сотням других интернированных, живших в убогих условиях. Затем в неосвещенном вагоне, под охраной, его привезли на одну военную базу, потом на другую и наконец на третью, о которой он записал в своем дневнике: "Приехали. Северная Дакота. Это ад." Папа вернулся туда, откуда бежал. Он понятия не имел, почему или как он выйдет. В течение нескольких месяцев они жили в товарных вагонах, все еще под охраной, меняя рельсы на равнинах Северной Дакоты. В апреле 1944 года он был призван в армию. Мой опасный отец, оказывается, заслуживал доверия настолько, чтобы воевать на стороне США. Но он не прошел медкомиссию и оставался интернированным.
Поскольку железнодорожники своей работой помогли Америке воевать, потом он получил редкую возможность повторного разбирательства. Папа действительно не знал, за что он был интернирован, но в документе, который он получил годы спустя, было сказано, что его виной были нежелание воевать в Европе и его пацифистские высказывания. Однажды он будто бы сказал, что Гитлер построил хорошие дороги. Он был освобожден условно, вернулся в Бостон, где ему не разрешили жить возле железной дороги. Через три года после ареста он был наконец свободен".
Если об интернировании американцев японского, немецкого и итальянского происхождения широкая публика наслышана, то о том, что аналогичным мерам подверглись жители стран Латинской Америки, многие узнали впервые.
Профессор истории Военно-морской академии США Дэниэл Мастерсон изучал, как этнические японцы вывозились из Перу: "Приблизительно две тысячи двести шестьдесят человек были отобраны для отправки в США в рамках программы переселения, которая была разработана не столько в целях обеспечения внутренней безопасности, сколько для обмена пленными с Японией. В конечном счете около 1400 этих переселенцев оказались в Японии в результате обмена, прежде всего потому, что они попали на территорию США в качестве лиц без гражданства. Перуанские паспорта были у них изъяты при вывозе из Перу. Многие из этих людей были отобраны не на основе данных контрразведки, а чаще всего посредством облав в Лиме, в ходе которых, в большинстве случаев, полиция просто хватала тех, кого было легче схватить".
Каким образом в Латинской Америке возникли японские общины? Доктор Мастерсон пояснил: "Они приехали из южных префектур Японии. Эта волна иммиграции началась в 1899 году. В Мексике они стали фермерами и выращивали хлопок, работали на железных дорогах, в шахтах. В Бразилии они работали сборщиками кофе. Они участвовали в колонизации штата Сан-Паулу и добились высокой производительности в сельском хозяйстве. В Перу они приехали, чтобы работать на плантациях сахарного тростника, но, в конце концов, большинство осели в Лиме. Они создали очень прибыльные коммерческие предприятия и фактически во многом составили костяк частного бизнеса Лимы. Одним из них был отец Альберто Фухимори, бывшего президента Перу. У него, как у многих тысяч перуанцев японского происхождения, отобрали собственность в годы Второй мировой войны".
Когда американские транспортные суда вошли в гавань Кальяо, некоторые из черного списка скрылись, в том числе мой дядя. Вместо него перуанские власти взяли моего двоюродного брата. Он был интернирован в США и попал во вторую партию обмена пленными. В 1944 году, когда моему отцу было 38 лет, его выслали на американскую военную базу в зоне Панамского канала, где заставили работать в тяжелых физических условиях в нарушение Женевской конвенции. Отец оставался там несколько месяцев. Когда прибыл следующий американский транспорт, на нем увезли в США на неопределенный срок его первую жену, брата, жену и детей брата. Их отправили в лагерь для интернированных в Техасе. Жена моего отца умерла в этом лагере – не получив необходимой медицинской помощи.
В конце войны дядя и его семья были высланы в Японию. Моего отца освободили из лагеря под поручительство родственников, живших в Северной Калифорнии. Он собирался вернуться домой, к своему бизнесу и уцелевшим родственникам в Перу, но поначалу перуанское правительство не позволяло интернированным возвращаться. В конце концов, он вступил в брак с моей матерью в Калифорнии. В 50-е годы, когда изменились иммиграционные законы, он смог получить вид на жительство".
Но была этническая группа, всеми силами стремившаяся попасть в Америку.
О том, с какой неохотой правительство США принимало еврейских беженцев из Европы, сообщил Дэвид Харрис, исполнительный директор Американского еврейского комитета: "В мае 1939 года пассажирский лайнер "Сент-Луис" вышел из Гамбурга с более чем 900 еврейскими беженцами на борту. Пунктом назначения была Куба, но по прибытии туда кубинские чиновники отменили транзитные визы и не разрешили пассажирам сойти на берег, за очень малым исключением. Тогда судно отправилось к побережью Флориды и подошло к нему так близко, что беженцы могли видеть огни Майами. Однако американские чиновники отказались позволить ему войти в порт. Судно отослали назад в Европу, и более четверти его пассажиров, как мы знаем, были затем убиты нацистами".
Дэвид Харрис утверждает, что в государственном департаменте и некоторых других федеральных ведомствах были люди, чинившие препятствия еврейской иммиграции в США – не всегда вследствие антисемитизма, иногда – из высоких политических соображений.
О последствиях этой политики на примере собственной жизни рассказал Лео Бретхольц, автор книги "Прыжок в темноту": "Я жил в Вене, в Австрии, когда в марте 1938 года немецкая армия вошла в город. Произошло то, что называется "Аншлюсс" – аннексия Австрии. В апреле 41-го мои тетя и дядя в Балтиморе подготовили документы, чтобы я мог получить иммиграционную визу в США. В то время я был во Франции, мечтая об иммиграции в Америку, и каждый день ходил на почту в надежде получить добрую весть среди всех тех ужасов вокруг. Наконец я получил долгожданный конверт из Америки. Тетя писала мне, что на заявление получен положительный ответ и что в ближайшее время я должен получить уведомление от американского консульства и явиться туда для получения визы.
В ноябре я получил уведомление, в котором было сказано: "Вам надлежит явиться в американское консульство в Марселе 8 декабря 1941года." Рано утром 8 декабря я остановился у газетного киоска по пути в консульство. Я прочел заголовок: "Le Japon attaque la flotille americaine a Pearl Harbor." Я остолбенел. Я никогда в жизни не слышал о Перл-Харборе, и теперь он перевернул мою жизнь. Я пришел в приемную консульства и вместе с другими заявителями стал ждать, когда к нам выйдет кто-нибудь из сотрудников. Но к нам никто не вышел. Когда я уходил, консульство вывесило объявление о том, что заявления на визу отныне не рассматриваются.
Лео Бретхольц уехал из Франции в Америку только в январе 1947 года. Его мать и сестры погибли в одном из лагерей смерти.
Объективности ради надо сказать, что не все участники слушаний готовы каяться и посыпать голову пеплом. Конгрессмен-республиканец Стив Кинг, в частности, заявил, что комиссия конгресса не придала значения многочисленным фактам этнического шпионажа и что действия правительства Франклина Рузвельта были продиктованы чрезвычайными обстоятельствами.
