Пулитцеровскую премию в области драматургии получила пьеса Линн Ноттидж "Ruined" о гражданской войне в Конго.
Набоков остался бы недовольным этим решением жюри Пулитцеровской премии. Впрочем, он скорее всего, просто не заметил бы его. Подумаешь, еще одна игрушка для социально ангажированных литераторов и политически воспаленных интеллигентов. К искусству это отношения не имеет.
Действительно, к так называемому "чистому искусству" ни пьеса Линн Ноттидж Ruined (можно перевести как "Опустошенная" или "Разрушенная"), ни многие другие лауреаты Пулитцеровской отношения не имеют. Фолкнер, к примеру, или Хэмингуэй, или Артур Миллер сказали бы, что искусство имеет прямое отношение к реальности, что оно – если и автономно – то уж точно не самодостаточно, что оно – о людях и для людей. Но именно за это Набоков и презирал как создателя саги о Йокнапатофе, так и автора "Фиесты".
Любопытно, что Пулитцеровскую премию получали и другие выдающиеся американские писатели и поэты – Роберт Фрост или Теннеси Уильямс, а их уж точно в политической ангажированности не заподозришь. Но тут важно другое. И Фрост, и Фолкнер, и Артур Миллер – американские авторы. Они принадлежат великой американской литературной традиции. Той, которую обычно называют – увы, обесцененным сегодня – словом "гуманистическая". Гуманизм – не прекраснодушие; это своего рода правда о человеке, пусть самая горькая. Вот по разряду этой самой горькой правды и проходит пьеса Линн Ноттидж.
Политический театр расцвел в двадцатые годы прошлого века; одним из его титанов был Бертольд Брехт, с пьесой которого "Мамаша Кураж и ее дети" часто сравнивают "Опустошенную" Линн Ноттидж. Женщина и война – действительно, тема одна; только место действия перенесено в страшное Конго времен гражданской войны. И здесь Брехта сменяет Джозеф Конрад – перед нами африканская трагедия, самое "сердце тьмы". Современность Ноттидж не в сюжете, а в точно выбранном месте действия – в сознании современного западного человека Африка предстает эдаким топосом ужаса, местом неискупаемых, невидимых миру страданий, которые не закончатся никогда.
Надежды нет. "Это не Америка, это Африка!", - как говаривал злодей из жюльверновского романа. Именно этим искусство отличается от политики: оно дает эстетическое искупление действительности, какой бы страшной та ни была. Поэтому Набоков, скорее всего, не прав.
Набоков остался бы недовольным этим решением жюри Пулитцеровской премии. Впрочем, он скорее всего, просто не заметил бы его. Подумаешь, еще одна игрушка для социально ангажированных литераторов и политически воспаленных интеллигентов. К искусству это отношения не имеет.
Действительно, к так называемому "чистому искусству" ни пьеса Линн Ноттидж Ruined (можно перевести как "Опустошенная" или "Разрушенная"), ни многие другие лауреаты Пулитцеровской отношения не имеют. Фолкнер, к примеру, или Хэмингуэй, или Артур Миллер сказали бы, что искусство имеет прямое отношение к реальности, что оно – если и автономно – то уж точно не самодостаточно, что оно – о людях и для людей. Но именно за это Набоков и презирал как создателя саги о Йокнапатофе, так и автора "Фиесты".
Любопытно, что Пулитцеровскую премию получали и другие выдающиеся американские писатели и поэты – Роберт Фрост или Теннеси Уильямс, а их уж точно в политической ангажированности не заподозришь. Но тут важно другое. И Фрост, и Фолкнер, и Артур Миллер – американские авторы. Они принадлежат великой американской литературной традиции. Той, которую обычно называют – увы, обесцененным сегодня – словом "гуманистическая". Гуманизм – не прекраснодушие; это своего рода правда о человеке, пусть самая горькая. Вот по разряду этой самой горькой правды и проходит пьеса Линн Ноттидж.
Политический театр расцвел в двадцатые годы прошлого века; одним из его титанов был Бертольд Брехт, с пьесой которого "Мамаша Кураж и ее дети" часто сравнивают "Опустошенную" Линн Ноттидж. Женщина и война – действительно, тема одна; только место действия перенесено в страшное Конго времен гражданской войны. И здесь Брехта сменяет Джозеф Конрад – перед нами африканская трагедия, самое "сердце тьмы". Современность Ноттидж не в сюжете, а в точно выбранном месте действия – в сознании современного западного человека Африка предстает эдаким топосом ужаса, местом неискупаемых, невидимых миру страданий, которые не закончатся никогда.
Надежды нет. "Это не Америка, это Африка!", - как говаривал злодей из жюльверновского романа. Именно этим искусство отличается от политики: оно дает эстетическое искупление действительности, какой бы страшной та ни была. Поэтому Набоков, скорее всего, не прав.
