Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие эксперт Фонда Карнеги Алексей Малашенко.

Андрей Шарый: Попробуем поместить судебные процессы, связанные с компанией ЮКОС, в общий политический контекст того, что сейчас происходит в России. В частности, попробуем проанализировать их в свете разговоров о новом этапе либерализации в политике Кремля. На эту тему я беседовал с известным московским политическим экспертов из Фонда Карнеги Алексеем Малашенко. Он считает, что освобождение Светланы Бахминой - это политическое решение, отражающее новую тактику Кремля.
Наверняка решение об освобождении Светланы Бахминой многими обозревателями не будет воспринято чисто как юридическое решение, многие будут искать здесь политическую подоплеку еще и потому, что ведутся активные разговоры о том, что режим вроде бы либерализуется в связи с тем, что Дмитрий Медведев все более активно себя ведет. Вы видите признаки либерализации режима?

Алексей Малашенко: Признаки либерализации, они еще не означают самую либерализацию. Иногда сравнивают Медведева почему-то с Горбачевым, я, в общем-то, против этих сравнений, потому что совершенно разные ситуации. Очень много непонятного. Это какие-то согласованные действия, было принято какое-то решение между двумя или еще какими-то числом политиков, а потом Медведев был наделен полномочиями эту либерализацию проводить? Если это так, то это вызывает удивление, как это вдруг, ни с того, ни с сего, жили-жили... Там что, Обама повлиял или кризис повлиял? Кто за этим стоит? А второй как раз тоже блок вопросов: а может быть, это инициатива Медведева, может быть, он поступает на свой страх и риск? Я полагаю, что, во-первых, у всей этой либерализации есть определенные пределы, это некий тактический ход. Действительно, в условиях кризиса, чтобы не раздражать какую-то часть населения, чтобы не вышло так, что в случае обострения социальных конфликтов эти самые либералы не приняли участие в них, это какая-то, по-моему, прежде всего мера предосторожности. Хотя, конечно, я могу допустить, что Путин и Медведев - это люди разные, с разными характерами, с разными темпераментами, и, наверное, у них есть какие-то отличия во взглядах.
Но пока мы не определимся, откуда исходит инициатива, я бы по поводу всего этого по поводу и Бахминой, и этих регулярных встреч был бы достаточно осторожен. Да, это хорошо, это, как говорится, лучше, чем ничего, но это делается во имя чего? Во имя трансформации России, во имя открытия путей к модернизации, во имя чего-то, что нам действительно необходимо или это тактический ход? И вот тогда эту нью-перестройку можно будет прихлопнуть за считанные даже не дни, а часы.

Андрей Шарый: А у вас есть своя гипотеза или своей ощущение политолога, что скорее всего это - тактическая уловка или какой-то знак переустройства России?

Алексей Малашенко: Знаете, у меня ощущение не политолога, у меня ощущение советского человека. Это все-таки тактика, прежде всего тактика. Я допускаю теоретически, что она может перерасти в стратегию, но слишком много факторов против. Кстати говоря, даже если сравнивать с Горбачевым, понимаете, против Горбачева стоял такой достаточно рыхлый аппарат, он казался сильным, но он исчерпал все свои ресурсы, а ныне против вот этих вот либеральных поползновений стоит куда как большая сила, и этой силе есть намного больше чего терять, чем тем же коммунистам. Те теряли кресла, и это тоже много, но тем не менее, а эти теряют все, теряют те деньги, которые они сорвали с куста вертикали власти.

Андрей Шарый: Как вам кажется, в этом судебном решении или судебно-политическом решении есть какой-то знак, какой-то оттенок того, что Кремль откликнулся на эту инициативу? Пусть не прямым указанием Медведева, а вот таким решением вопроса. Или это только совпадение?

Алексей Малашенко: Я думаю, что это действительно откликнулся Кремль. Одно из соображений, а может быть, даже главное соображение: он же ведь ничего не теряет. Во-первых, получается, что она признала свою вину. Сам Кремль действительно выглядит гуманным. И от нее ждать каких-то уколов или выпадов, тем более пока Ходорковский сидит, я думаю, совершенно бесполезно. А потом просто человек устал. Слушайте, трое детей, зачем ей вся эта бурная жизнь и еще какое-то участие? Ей просто хочется пожить нормально.

Андрей Шарый: Рождается ли на наших глазах какой-то новый президентский стиль? Вот Дмитрий Медведев, ему там нет еще 45 лет, у него теперь появляется в "Живом журнале" даже свой блог, он встречается с журналистами оппозиционных газет, он говорит о верховенстве закона... И на фоне Владимира Путина это все выглядит почти вызывающе, если мы сравним те заявления, которые из Кремля слышались 2-3 года назад. В какой степени это может раздражать силовиков российских? Или это для них пустой звук абсолютно, как вы думаете?

Алексей Малашенко: Если был какой-то договор, что "ребята, нам надо вот так вот повысказываться, а вы посидите помолчите, и вам не тронут", - это один вариант. А второй вариант - это, ну, что же, он стал более отвязным. Действительно, у него появляется какой-то стиль, который раздражает, и это все правильно. Но, простите, не все силовики идиоты, они прекрасно понимают, что им тоже нужно подстраиваться под конъюнктуру, под эволюцию общества, под то, что происходит в мире, под Барака Обаму, наконец. Они, если исходят из того, что кардинально это их позиции не затрагивает, в общем-то, даже, наоборот, обеспечивает им такие более комфортные условия существования, если это умные силовики, то они это будут поддерживать. Но обратите внимание на реакцию некоторых политтехнологов, да и политиков, как они перепугались. Огромное количество людей, которые смогут действовать только в условиях конфронтации, вот они, я думаю, будут это всячески тормозить, ну, хотя бы ради собственного выживания.

Андрей Шарый: Дмитрий Медведев уже год как президент. Он самостоятельный политик?

Алексей Малашенко: Все говорят, что нет. Я бы сказал так, что все-таки какую-то самостоятельность он обретает, уже ее можно просчитывать в процентах. И я думаю, что по мере развития кризиса, по мере того, что сейчас происходит вокруг, он просто не может не быть самостоятельным. Либо он вообще просто никому не будет нужен, ни Путину, ни силовикам, ни, между прочим, что очень важно, самому себе. Все время узнавать, что он, так сказать, на подсобных работах, так долго продолжаться не может. Рано или поздно это каким-то образом прорвется.