Общественная жизнь окрашивается в коричневые тона, даже в интеллигентном обществе становится не стыдно заявлять себя националистом или просто черносотенцем, а персонажи из газеты «Завтра» стали на телеэкране (включая канал «Культура») разновидностью попсы — тем временем, серьёзная наука, от генетики и антропологии до истории искусств, с разных сторон приходит к пониманию единства человеческого рода. «Все мы одной крови». А Запад и Восток, вопреки Киплингу, довольно легко сходят с места. Исследование Галины Шебалдиной о шведах в Сибири опубликовано издательством Российского Государственного Гуманитарного Университета.
Полное название книги — «Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века». Шведской державе тогда служили не только этнические шведы, но целый Евросоюз. В таёжные дебри подался он не по своей воле. Но Сибирь, вообще, обживалась не от хорошей жизни, начиная с первопоселенцев, которые отступали на северо-восток под натиском воинственных соседей. А в начале XVIII века счастье изменило королю Карлу. Он-то планировал кампанию применительно к рыхлой отсталости России до-петровской: север с Архангельском присоединим, что-то подарим польским союзникам, а что будет ненужное, порежем на уделы и оставим догнивать. И не заметил, что Россия меняется. «Северный метеор» разбился о «регулярное государство», внезапно выросшее на Востоке. А солдаты, «во главе с фельдмаршалом Реншельдом и… министром графом Карлом Пипером», прошли парадом по Москве. Только в процессии царя — победителя. С петровского триумфа Галина Викторовна Шебалдина начинает рассказ: «…Слуги угощали всякого проходящего. Предлагали и несчастным пленникам — около каждой из семи арок стояло несколько бочек с вином. Вечером по всему городу зажглась иллюминация». Вряд ли она улучшила настроение тех, кому предстояла дорога в Тобольск и Тюмень, но ведь их, согласитесь, в чужую страну не звали. А набралось пленных более 20 тысяч.
Мы знаем: «Царь Пётр любил порядок почти как царь Иван». Бывал очень жесток. Но, читая книгу, задумываешься: как он обращался с подданными, которых обвинял в измене (часто имея для этого основания, чем и отличался от Ивана с Иосифом), и как — с иноземными врагами? По его собственным словам, несмотря на войну «с короной Шведскою, партикулярной противности к тому народу никакой не имеем». Пленных содержали как ссыльных, а не заключённых. Через свой Фельд — Комиссариат, во главе с вышеупомянутым графом Пипером, они получали деньги из Швеции (кстати, королевское правительство платило неохотно и нерегулярно). Занимались торговлей и ремеслами. Свободно совершали религиозные обряды. Пленных охотно брали на русскую службу, гражданскую и военную, даже с повышением в чине и с оговоркой, что «против шведского короля не будут посланы». Многие соглашались, женились на русских, некоторые и православие принимали. А если и терпели лишения, то положение победителей мало чем отличалось: капитан Петр Клочков жаловался, что из-за недофинансирования прогонными деньгами «умирает голодной смертью на Вологде» вместе с подопечными шведами. Тут уже русская бюрократия подсуетилась.
Переселение в Сибирь связывают с заговором 1711 года: пленники хотели взбунтовать драгунские полки и с ними пробиваться в Польшу. Кстати, наказания заговорщиков, по тем временам и по характеру Петра, просто несерьёзные. Но Галина Шебалдина подвергает сомнению причинно-следственную связь: высылка на Восток начинается раньше, и логичнее связать её с очередной войной — турецкой — угрожавшей вторжением в центральную Россию с юга, ну и со старой традицией — использовать военнопленных для освоения диких земель.
Грамотные, искусные в науках и ремёслах шведы представляли идеальный контингент. Подчёркиваю: автор не пытается переписать историческую драму в пастораль. Уже после Ништадтского мира, когда пленные получили свободу, многих, под разными предлогами, удерживали, требуя доработки «урочных лет», разрушая смешанные семьи (православных жен и детей не пускали к иноверцам). Конфликты с местным населением — и ведь не столько из-за «менталитетов», сколько из-за того, что на это население возлагались дополнительные повинности по содержанию пленных.
А жизнь была трудная и страшная для всех. В Тобольске большой пожар 1712 года вызвал беспорядки, жертвами толпы стали 6 шведов. Но, порою, и сами они были хороши. Карл Фолкерер заходит в церковь с собакой. Капитан Стакелберг русских солдат «не только бьёт кулаком, но и дерёт платье, а также на руках его из мытни в избу велит тащить». И, всё-таки, главное для истории — не эта криминальная хроника, а то, что в том же Тобольске, в 1715 году, драгунский капитан Курт фон Врех открыл школу для шведских и русских детей, позже там появились больница, аптека и — это для Вас, Марина — кукольный театр.
Там же, в Тобольске, из шведов, перешедших на царскую службу, был сформирован драгунский эскадрон. Между прочим, когда пленных отпустили на родину, местные власти не просто переписали на себя школу и больницу, но выплатили за них 150 рублей (большие деньги). Филипп Страленберг составил карту Сибири, о которой, по его собственным словам, европейцы тогда знали не больше, чем ханты о Германии. Лоренц Ланг совершил 5 путешествий в Китай и дослужился в Иркутске до вице-губернатора.
Таких примеров просветительской, геологоразведочной, кораблестроительной и прочей полезной деятельности подданных короля Карла в книге приводится много, так что и им причитается толика нашей сегодняшней благодарности за бюджет, который прирастает ресурсами Сибири.
