Программу ведет Олег Вахрушев. В программе принимают участие - Мария Годлевская, руководитель Службы экстренной психологической помощи по телефону «Анима», Юлия Кондинская, директор Фонда «СибирьСПИДпомощь», и корреспондент Радио Свобода в Томске Мелани Бачина.
Олег Вахрушев: В Томске проходит кампания «ВИЧ не передается через дружбу! Оставайтесь людьми!». Ее проводит Фонд «СибирьСПИДпомощь» при поддержке Фонда социального развития и охраны здоровья « Фокус-Медиа» в рамках проекта «ГЛОБУС» – «Глобальное объединение усилий против СПИДа» . Как говорят специалисты, сегодня главная проблема состоит в том, что общество мало представляет себе, что такое ВИЧ и СПИД, а люди, столкнувшиеся с этой болезнью, боятся говорить об этом. Подробности - у корреспондента Радио Свобода Мелани Бачиной.
Мелани Бачина: Люди практически ничего не знают о путях передачи ВИЧ – таковы результаты исследования, которое провел Фонд « Фокус-Медиа» в 10 регионах России. Например, 56 процентов опрошенных уверены в том, что можно заразиться ВИЧ через поцелуй, 43 процента считают, что опасно работать с ВИЧ-позитивными в одном офисе. Неправильные представления о болезни и мифы стали причиной страха перед людьми, живущими с ВИЧ. Больше половины опрошенных склоняются к мнению, что государство должно изолировать больных СПИДом от общества.
Между тем эпидемия набирает темп. Говорит Анна Коченева, эксперт Фонда социального развития и охраны здоровья « Фокус-Медиа».
Анна Коченева: Россия на сегодняшний день является одной из стран-лидеров во всем мире по темпам распространения ВИЧ-инфекции. То есть по количеству мы, безусловно, не на первом месте. На первом месте страны Африки. Но по темпам – на одном из первых мест в мире. Порядка 80 процентов ВИЧ-положительных россиян – это молодые люди в возрасте от 15 до 29 лет.
Мелани Бачина: Люди, живущие с ВИЧ, боятся говорить о своей болезни. Именно поэтому в Томске и в других городах России сейчас активно идет кампания «ВИЧ не передается через дружбу! Оставайтесь людьми!». Главные проблемы в борьбе со СПИДом в России – это отсутствие достоверных знаний, большое количество мифов и страхов, отсутствие системы социально-психологической поддержки людей с ВИЧ, а также очень низкий уровень толерантности общества. Все это рождает дискриминацию, а она, по мнению специалистов, даже закреплена законом.
- Наличие даже самого закона о СПИДе – это уже дискриминационная ситуация. Нет же закона, например, о гепатите или федерального закона, например, о генитальном герпесе.
Мелани Бачина: Проблема распространения ВИЧ становится политической. Государство, наконец, обратило на нее внимание, говорят специалисты Фонда « Фокус-Медиа». В этом году на борьбу и профилактику ВИЧ/СПИДа в России выделено 3 миллиарда рублей, это почти в 20 раз больше, чем год назад. Но одними деньгами проблему не решить. Нужна комплексная работа. Важно, чтобы в обществе начали по-другому относиться к возможной эпидемии, а сами люди, столкнувшиеся с болезнью, не боялись бы открыто говорить о своей беде.
Олег Вахрушев: И сейчас на телефонной связи из Томска с нами находится моя коллега Мелани Бачина и ее гость – Юлия Кондинская, директор Фонда «СибирьСПИДпомощь».
Олег Вахрушев: Здравствуйте. И вам слово.
Мелани Бачина: Доброе утро. Юлия, на самом деле, если говорить в целом о проблеме ВИЧ/СПИДа в России... Понятно, что эпидемия распространяется сейчас по всему миру. И цифры, которые приводит тот же Фонд « Фокус-Медиа», они достаточно серьезные и страшные. 45 миллионов, если я не ошибаюсь, человек, которые живут с ВИЧ-инфекцией. Правильно?
Юлия Кондинская: Это по оценкам специалистов. Если говорить о статистических данных, то по данным того же Сибирского федерального окружного центра СПИД, на 1 июня 2006 года в Российской Федерации 360 тысяч 271 случай ВИЧ-инфекции. То есть это то количество людей, которые были выявлены официально.
Мелани Бачина: Реальные цифры намного выше. И это потому, что люди не хотят говорить о своей беде или они просто о ней не знают пока?
Юлия Кондинская: Совершенно верно, люди, с одной стороны, не хотят говорить об этом, с другой стороны, многие просто не знают о том, что они уже могут жить с ВИЧ-инфекцией. Особенность этого заболевания такова, что есть так называемый «период окна», когда вирус уже есть в организме человека, человек уже может заражать других людей, но сам еще не знает об этом. И даже некоторые системы, которые существуют, не определяют – концентрация вируса недостаточна.
Мелани Бачина: Люди, которые узнали, вот им поставили диагноз, что они ВИЧ-позитивные, что им дальше делать? Почему они должны говорить об этом? Разве они вообще должны говорить о том, что они столкнулись с такой болезнью?
Юлия Кондинская: Полностью с вами согласна. Очень хороший вопрос. На самом деле лично я, как специалист и как человек, считаю, что никто и никому не должен. Если человек находит в себе силы и хочет говорить об этом, он может это сделать. Но это не означает, что человек, живущий с ВИЧ, должен каждому встречному говорить: «Здравствуйте. Меня зовут Рома. Я ВИЧ-положительный». На самом деле это абсурд. Почему-то никто же не говорит каждому встречному о том, что «у меня туберкулез», например, гепатит или еще какие-то заболевания. Это на самом деле дело каждого человека.
Но если мы говорим о ВИЧ/СПИДе, то на самом деле очень важно, чтобы сами люди, живущие с ВИЧ/СПИДом, могли открыто говорить об этом. Это нужно, прежде всего, для того, чтобы общество, наконец, поняло, что это за проблема, и могло бы спокойно относиться к этому, и видеть, что люди, живущие с ВИЧ, это такие же люди, они ничем не отличаются от других людей.
Мелани Бачина: На сегодняшний день дискриминация действительно присутствует по отношению к этим людям. Что нужно сделать для того, чтобы что-то изменить? Ведь для того чтобы ВИЧ-положительные люди начали говорить об этом, этого недостаточно. Что еще нужно сделать? Это государственная политика, это некоммерческие организации, нужны деньги для того, чтобы вести какую-то пропагандистскую работу?
Юлия Кондинская: На самом деле нужен целый комплекс мероприятий, мер для того, чтобы можно было реально остановить продвижение эпидемии и решить ряд проблем, которые она вызывает. Это не только позиция государственных структур и госучреждений, но это и поддержка общественных организаций. Потому что каждая структура должна заниматься, прежде всего, своим делом. Врачи лечат, государство занимается поддержкой, и должно также принимать участие в оказании поддержки, но и общественные организации... и наш президент тоже говорит о том, что роль общественных организаций, она неоценима, и прежде всего в том, чтобы найти выход на определенные закрытые группы, на которые не могут выйти специалисты.
Помимо общественных организаций есть ряд структур, ряд объединений, которые также работают и с населением в целом, и с людьми, которые столкнулись с ВИЧ/СПИДом. Это и церковь... Русская православная церковь также принимает участие, и также реализует свои профилактические программы. Более того, они оказывают поддержку людям, живущим с ВИЧ. Это и средства массовой информации, которые освещают эту тему, которые также могут внести свой вклад в привлечение внимания, чтобы люди понимали, что общение в быту в ВИЧ-позитивным человеком полностью безопасно. Тогда у нас не будет этих страхов.
Мелани Бачина: То есть один из главных страхов, я так понимаю, - что даже просто общение с ВИЧ-позитивными людьми опасно. Уж не говоря о том, что через кашель, чихание, через поцелуи передается. Но, может быть, все-таки эта проблема, касающаяся ВИЧ/СПИДа, она сильно преувеличена специалистами? Есть, по крайней мере, такое мнение, что на самом деле не так страшен ВИЧ, как его малюют.
Юлия Кондинская: Ну, наверное, для того, чтобы постараться переубедить вас, я вам скажу некоторые цифры. Свыше 360 тысяч людей, живущих в России, - это люди, живущие с ВИЧ. И ребята сами говорят: «Может быть, я бы и подумал, что это преувеличено, но я сам живу с ВИЧ. И мои друзья умирают от ВИЧ-инфекции». Рождаются дети, и даже у детей есть ВИЧ-инфекция. Наверное, это уже говорит о серьезности проблемы.
Более того, если несколько лет назад основным путем передачи ВИЧ-инфекции был парентеральный (через кровь), наркотический путь в том числе, то с каждым годом у нас увеличивается число случаев заражения ВИЧ половым путем. А это означает, что ВИЧ-инфекция вышла из среды каких-то отдельных, закрытых или, как их еще иногда называют, маргинальных групп. И никто на самом деле не защищен.
Главная наша защита – это информация. А как мы видим по результатам многих исследований, информацией население владеет не очень хорошо.
Мелани Бачина: Именно поэтому на государственном уровне сейчас... и на саммите «Большой восьмерки» будет подниматься вопрос ВИЧ/СПИДа. Потому что на государственном уровне уже есть понимание того, что эта эпидемия может угрожать не только безопасности населения, но, как я понимаю, и экономике страны.
Юлия Кондинская: Да и безопасности страны. Потому что основная группа населения, которая больше всего подвержена риску заражения, - это молодежь. И эта группа основная, наиболее активная. Они работают, а это значит – налоги. И государство, наконец-то, это стало понимать.
Мелани Бачина: Но вот люди, которые сталкиваются с этой болезнью, хотя понятно, что больше 80 процентов ВИЧ-положительных – это молодые люди, вот они сталкиваются с этой проблемой, и что дальше? Им поставили этот диагноз, а пойти-то некуда, и поговорить не с кем, и позвонить некуда. Единственная возможность общаться – это «телефон доверия». Вы сами говорили, что вам на «телефон доверия» постоянно звонят такие люди, которые говорят: «Я не знаю, что мне делать дальше».
Юлия Кондинская: К сожалению, это действительно так. И на самом деле человек, который узнает о своем диагнозе, он находится действительно в стрессовой ситуации. Он первое время может просто не понимать вообще, что происходит. И если на это накладывается недостаток информации, то иногда ребята просто ложатся и ждут: «Ну, все. Когда же я умру?». Потому что они не знают, что жить с ВИЧ можно, и можно жить полноценной жизнью.
Это замечательно, что есть «телефоны доверия», куда может обратиться любой человек, в том числе и человек, живущий с ВИЧ, или его родственники: «Что делать? Куда обратиться?». Вообще иногда бывают и такие вопросы: «Вот я сдал тест, и мне сказали, что у меня ВИЧ отрицательный. Это что, у меня ВИЧ?». ВИЧ-положительный – есть вирус. А слово «отрицательный» - это воспринимается как что-то негативное. И люди иногда теряются: «Господи! А что мне теперь делать?». ВИЧ-отрицательный – значит, все в порядке.
Мелани Бачина: То есть нужно менять и отношение в обществе, нужно менять и саму систему, и создавать возможности для этих людей, которые сталкиваются с этой болезнью, и звонить не только на «телефон доверия», но и какую-то еще профессиональную помощь, в том числе, получать.
Юлия Кондинская: Вы знаете, у нас еще существует очень большая сложность – у нас люди не знают о своих правах и, к сожалению, не всегда умеют отстаивать их, и даже настоять на том, чтобы специалист объяснил ему, или задать правильно вопрос. Но мы понимаем, что в стрессовой ситуации иногда это сделать просто невозможно.
Мы говорим о ВИЧ-инфекции – это значит, что, вообще-то, ситуация такова, что когда человек принимает решение пройти тестирование на ВИЧ, он должен проходить дотестовое консультирование. После того, как он получает результат, он также должен проходить послетестовое консультирование, вне зависимости от того, положительный результат или отрицательный. Но, к сожалению, ситуация такова, что далеко не всегда консультирование оказывается, или оно оказывается не в полной мере, и не всегда оно вообще существует. То есть ситуации бывают достаточно разные. И тогда человек попадает в еще более сложную ситуацию.
Мелани Бачина: И тогда он звонит на «телефон доверия».
Юлия Кондинская: Но при условии, что он знает о его существовании. И при условии, что на той территории, где он живет, есть такой «телефон доверия».
Олег Вахрушев: Спасибо.
И я приветствую в Екатеринбургской студии Радио Свобода руководителя Службы экстренной психологической помощи по телефону «Анима» Марию Годлевскую.
Здравствуйте, Мария.
Мария Годлевская: Добрый день.
Олег Вахрушев: Мария, если говорить о статистике, ВИЧ-инфицированные люди и больные СПИДом люди часто ли звонят в вашу службу?
Мария Годлевская: На самом деле наша служба не специализирована по проблемам. Поэтому если брать именно проблему ВИЧ/СПИДа, то в среднем в месяц – это 2-3 процента звонков. Но проблема является актуальной. И мы с этим работаем.
Можно выделить два варианта звонков, обращений от абонентов. Первый случай – это когда звонят родные и близкие ВИЧ-инфицированных людей, то есть когда заражен один из членов семьи. И здесь свои проблемы, свои особенности беседы. Другое дело, когда звонит сам ВИЧ-инфицированный человек, но такое случается реже.
Олег Вахрушев: 24 года исполняется в этом году отечественной Службе телефонного консультирования. Один из первых «телефонов доверия» за пределами Москвы появился в 1989 году в Свердловске. Сейчас, по разным данным, в Екатеринбурге действует от двух до пяти Служб экстренной психологической помощи. Услуга востребована, но зачастую о работе таких телефонов не знают не только горожане, но и коллеги-врачи. Подробности у екатеринбургского корреспондента Радио Свобода Ирины Мурашовой.
Ирина Мурашова: «Телефон доверия» – очень удачная и самая демократичная форма помощи тем, кому плохо, - уверен главный психотерапевт Свердловской области Михаил Перцель. Разговор с таким специалистом доступен всем, и гарантирует анонимность. Кому-то общение просто скрасит вечер, а кому-то и спасет жизнь.
Михаил Перцель: Где-то около трети звонящих на «телефоны доверия» - это те люди, которые, так или иначе, испытывают серьезные психологические кризисы, вплоть до суицидальных тенденций.
Ирина Мурашова: Но чаще на «телефон доверия» все же звонят люди, которым нужна не конкретная помощь и совет – им нужно выговориться, выпустить эмоции. И если такая возможность есть, то человеку становится легче.
Екатеринбурженка Марина в свое время очень тяжело переживала развод с мужем. Случайно увидела в газете «телефон доверия» - и позвонила.
Марина: Удивило то, что мне ничего не посоветовали, а просто выслушали. И мне стало легче. Я выговорилась. Меня выслушали. Я сказала «спасибо» и положила трубку. И, наконец-то, за последние двое суток я выспалась. Выговорившись, я просто уснула.
Ирина Мурашова: За границей на «телефоне доверия» работают и волонтеры, не имеющие специального образования. Они проходят курсы подготовки и не просят денег за свою работу – просто хотят помогать и быть нужными. В России обычный сотрудник Экстренной психологической помощи – врач-специалист, дополнительно обучившийся телефонному консультированию. Михаил Перцель считает, что это правильно.
Михаил Перцель: Это совершенно особый вид деятельности, поскольку в распоряжении специалиста есть только его интеллект, опыт и его голос, то есть особые навыки, особое умение, которым необходимо обучаться очень тщательно.
Ирина Мурашова: Смена идет, как правило, около 12 часов. Длительность разговора не ограничена – от пары минут до нескольких часов. Работа тяжелая и специфическая. Новые кадры нужны всегда. Но интерес у врачей к этой специальности есть – она интересная и позволяет многому научиться. Самое «горячее» время на «телефоне доверия» – это ночь, весна, и дни, когда в стране случается какая-то трагедия. Обычно же в день в Службу экстренной психологической помощи Екатеринбурга, где работает главный психотерапевт города Тамара Кричевская, обращаются до 25 человек. Люди самые разные, но обычно – трудоспособного, активного возраста. Пока большинство российских «телефонов доверия» – общие, но постепенно становится больше специализированных.
Тамара Кричевская: Действительно, Экстренная психологическая помощь, «телефон доверия» для подростков, «телефон доверия» для людей, подвергшихся насилию... Ну, наверное, чем больше телефонов, в том числе и специализированных «телефонов доверия», тем лучше.
Ирина Мурашова: Статистики, которая бы сказала, какое количество россиян нуждаются в помощи психотерапевта, нет. Но специалисты уверены в том, что таких гораздо больше, чем обращаются. Поэтому врачи хотят, чтобы «телефонов доверия» было больше, чтобы люди считали такой звонок совершенно обычным делом, и чтобы потенциальные пациенты знали о такой возможности. Пока всего этого нет.
Олег Вахрушев: Итак, сколько все-таки Служб экстренной психологической помощи в Екатеринбурге?
Мария Годлевская: На самом деле три службы на данный момент.
Олег Вахрушев: Для 1,5-миллионного города достаточно ли этого?
Мария Годлевская: Я думаю, что не достаточно.
Олег Вахрушев: А почему вы так думаете?
Мария Годлевская: Во-первых, звонки поступают достаточно часто, и многие люди просто не могут дозвониться, о чем они нам и говорят.
Олег Вахрушев: Вы чувствуете какую-то конкуренцию между вашими службами? Либо это одно благое дело, и когда вы встречаетесь, вы беседуете именно о проблемах, может быть, и пациентов, и о своих каких-то проблемах?
Мария Годлевская: Явной конкуренции здесь нет. И, скорее, речь идет о сотрудничестве и поддержке друг друга, о взаимопомощи.
Олег Вахрушев: А с чем связано то, что было, скажем, пять таких служб в Екатеринбурге, а сейчас осталось только три?
Мария Годлевская: Видимо, это связано с теми процессами, которые происходят у нас в государстве...
Олег Вахрушев: А какие это процессы, которые влияют на количество служб?
Мария Годлевская: Потому что внимание, которое уделяется социально-психологическим проблемам населения...
Олег Вахрушев: То есть все-таки это от финансирования зависит?
Мария Годлевская: Да, конечно.
Олег Вахрушев: А все три службы, которые в Екатеринбурге сейчас есть, они финансируются кем?
Мария Годлевская: Ну, две службы финансируются государством, а это службы, в которых оказывается психологическая помощь. И третья служба при психиатрической больнице.
Олег Вахрушев: «Финансируются государством» - это слишком общее понятие. Это муниципалитет, областные власти, федеральный бюджет?
Мария Годлевская: Муниципалитет.
Олег Вахрушев: То есть все-таки находятся деньги.
Скажите, пожалуйста, вот много говорят о том, что психологическое состояние в обществе, в принципе, оно неустойчиво, наверное, и немалое влияние здесь оказывают те процессы, которые происходят в стране. Влияют ли какие-то события, которые происходят в России, на количество звонков?
Мария Годлевская: Конечно, влияют. То есть любые нестабильные периоды, периоды кризиса, они влияют и на нестабильность, которую ощущает каждый отдельный человек. Поэтому в такие времена количество звонков на «телефоны доверия» увеличивается.
Олег Вахрушев: Случился какой-то катаклизм где-то на территории России, а каким образом это влияет на психическое состояние екатеринбуржцев в частности?
Мария Годлевская: Здесь, скорее, влияет именно ощущение нестабильности и резких перемен.
Олег Вахрушев: Каким образом, в таком случае, психолог Службы экстренной психологической помощи может помочь этому человеку? Ведь не имея непосредственного контакта, трудно заглянуть в душу человека.
Мария Годлевская: На самом деле мы же человека слышим. Когда консультант снимает трубку, он говорит: «Телефон доверия». Я вас слушаю». И в голосе отражается многое – и чувства, и переживания, и сомнения.
Олег Вахрушев: «Телефон доверия», наверное, где-то лет 50 с небольшим существует. А почему в Россию пришла эта служба?
Мария Годлевская: Это было связано как раз с периодами нестабильности, и возрастала потребность в оказании психологической помощи людям. Ведь «телефон доверия» на данный момент все-таки для многих людей является единственным местом, куда он может обратиться за оказанием психологической помощи. Это наиболее доступно.
Олег Вахрушев: Как правило, в России в давние времена считали лекарями душ священников. Вы дружите со священниками?
Мария Годлевская: Нет, напрямую мы не дружим. То есть мы не взаимодействуем с ними.
Олег Вахрушев: Но если человек православный, то он просто идет в церковь к батюшке, посидит, поговорит. А тут психолог... И слово-то нерусское. А нет ли какого-то опасения у человека, звонящего по этому телефону?
Мария Годлевская: А какое у него может быть опасение?
Олег Вахрушев: Не понятно, кому он звонит в данный момент, кто поднимет трубку. «Зачем я звоню?..».
Мария Годлевская: Интересный вопрос. На самом деле, когда многие люди звонят, а особенно в первый раз, они часто спрашивают: «С кем я говорю? Кто вы – психолог или просто человек, который меня может выслушать и поддержать?». На нашем «телефоне доверия» работают психологи. Но важно, какой это человек сам по себе. Потому что в первую очередь у нас работают люди, которые готовы откликнуться на беды, переживания и сомнения других людей. Да, это люди, которые могут протянуть вам руку и побыть с вами рядом до тех пор, пока вы не почувствуете в себе силы и уверенность в том, что дальше вы уже можете идти самостоятельно.
Олег Вахрушев: То есть человек, который позвонил, говорит: «Да, я почувствовал, что мне стало лучше. И я буду с завтрашнего дня четко принимать свои решения». И на этом миссия психолога заканчивается, он говорит: «Все нормально. Я свою работу сделал».
Мария Годлевская: Отчасти это так. Но надо учитывать, что «телефон доверия» - это оказание экстренной психологической помощи, то есть акцент делается на экстренность. Конечно, это не решение полностью проблемы человека, потому что для этого требуется очное консультирование и дальнейшая работа с психологом, но уже вне «телефона доверия». А то, что касается снятия тревоги, напряжения, поиска путей выхода из ситуации, то это все возможно по «телефону доверия».
Олег Вахрушев: Основные проблемы, с которыми звонят люди в вашу службу, это какие проблемы?
Мария Годлевская: Проблемы, конечно, разные. Но в последнее время в основном это проблемы общения, проблемы взаимоотношений в семье, с друзьями, отношения детей и родителей – то есть то, что касается коммуникации.
Олег Вахрушев: А каков возраст людей, которые вам звонят?
Мария Годлевская: Возраст абонентов разный. То есть это и дети, и подростки, и взрослые, и пожилые люди, пенсионеры. То есть звонят, можно сказать, от 7 лет до 80.
Олег Вахрушев: То есть мальчик поругался с мамой, и звонит вам...
Мария Годлевская: И такое может быть. А может быть, мальчику просто страшно или одиноко.
Олег Вахрушев: То есть ребенок остался дома один, и он, в принципе, может позвонить, и ему сказку расскажет психолог.
Мария Годлевская: Бывает и такое.
Олег Вахрушев: А кто принимает звонки в вашей службе в частности?
Мария Годлевская: Консультант «телефона доверия».
Олег Вахрушев: А это профессиональный психолог, получивший высшее образование либо медицинское образование? А вот консультанты, получившие психологическое образование в гуманитарном вузе или в медицинском вузе, большая разница между ними?
Мария Годлевская: У нас на «телефоне доверия» работают психологи-медики. Но разница, конечно, есть. Дело в том, что разница в подходах и в обучении медицинских сотрудников и психологов. И на самом деле психотерапевт, который оканчивал медицинский вуз, у него стоит задача снятие симптома, купирование, но не коррекция, не терапия в психологическом смысле этого слова.
Олег Вахрушев: Моя коллега Ирина Мурашова рассказала о том, что на Западе достаточно часто работают волонтеры, которые принимают звонки. А у нас такая практика распространена? Мне-то кажется, что простому человеку с улицы сесть за телефон и принимать звонки противопоказано.
Мария Годлевская: Во всяком случае, очень ответственно и очень сложно отвечать на такие звонки. И поэтому необходимо предварительное обучение, отбор, стажировки.
Олег Вахрушев: А этому сложно научиться?
Мария Годлевская: Если у человека есть большое желание, способности и какой-то профессиональный интерес, то обучиться этому можно.
Олег Вахрушев: И успешно потом работать?
Мария Годлевская: Да, конечно.
Олег Вахрушев: Не тяжело ли таким людям, которые на протяжении длительного времени слушают о проблемах других, самим потом жить? Ведь есть же еще и свои проблемы, а тут еще наваливаются и чужие.
Мария Годлевская: Нет, это разные вещи. Одно дело – моя личная жизнь, которая не зависит от работы, и другое дело – я, как профессионал, находящийся на работе. То есть это специальность, профессия.
Олег Вахрушев: То есть существует четкое разделение.
И поговорим об Ассоциации служб. 15 лет – это, действительно, серьезно. Вы встречаетесь, вы общаетесь? Расскажите, с какими проблемами сталкиваются сотрудники Служб экстренной психологической помощи в регионе. Наверняка вы встречаетесь с москвичами. Какие там проблемы?
Мария Годлевская: Последние темы, которые поднимались на конференции РАТЭПП, - это кризисы, проблемы насилия в семьях. Затрагиваются очень острые темы.
Олег Вахрушев: То есть общечеловеческие проблемы, они касаются абсолютно всех?
Мария Годлевская: Конечно. И это в основном общечеловеческие проблемы, потому что эти проблемы исходят от самого человека, от личности.
Олег Вахрушев: А сколько в России Служб экстренной психологической помощи?
Мария Годлевская: Мне сложно сейчас ответить на этот вопрос. Потому что процесс этот достаточно подвижный. Какие-то службы открываются, а некоторые, наоборот, закрываются. Но, наверное, все-таки где-то больше 200.
Олег Вахрушев: Я так полагаю, что профессиональные психологи, они, конечно, ратуют за то, чтобы подобных служб было больше. А всегда ли власти идут навстречу?
Мария Годлевская: Тут, наверное, важен вопрос поддержки. Потому что если группа людей собирается открыть «телефон доверия», то надо, во-первых, ясно понимать цели и задачи этой службы, как она будет функционировать, кто будет в ней работать. И уже с этим идти, как говорится, к власти. И другое дело, если служба уже существует и оказывает помощь, то здесь встает вопрос, как эту службу можно поддержать, чтобы она продолжала работать и помогать людям.
Олег Вахрушев: Желаю вам и дальше помогать людям! Спасибо вам.
