Мумин Шакиров: Существует ли политическое кино в России? Речь идет не о документальных проектах на злобу дня, а об игровых картинах, описывающих жизнь современных политиков, людей принимающих ключевые решения в стране. Может ли героем картины, к примеру, стать действующий глава государства? Речь идет не о пропагандистском памфлете в адрес хозяина Кремля, а о художественном произведении, повествующем о бремени власти. Эта дискуссия была проведена в рамках недавно завершившегося в Сочи фестиваля «Кинотавр».
Поводом для разговора послужила картина Тиграна Кеосояна «Заяц над бездной», где режиссер рассказал фантасмагорическую историю о том, как еще не старый Леонид Ильич Брежнев, исчезнув с официального приема, оказался в гостях у одного цыганского барона. По иронии судьбы исполнил роль свата на веселой свадьбе, чуть было не переселил целый народ в Сибирь и смог признаться в любви самой дорогой, но недостижимой даже для него женщине – английской королеве. Не берусь судить о качестве фильма, на этот счет есть разные мнения, но ясно одно, что при живом генсеке вряд ли удалось сделать такую картину о «Дорогом Леониде Ильиче». Но времена меняются. Официально – цензуры в российском кино не существует. Но о попытках снять фильм о современных кремлевских обитателях история умалчивает. Проведем аналогии – американский кинематограф постоянно обращается к теме «власть и президент». Достаточно вспомнить кинопроекты, посвященные Уотергейтскому скандалу, один из них, фильм «Никсон», снял известный мастер эпического жанра Оливер Стоун. Или, к примеру, американская картина «Основные цвета», где на фоне президентских выборов сплелись воедино любовь, скандалы и дружба. Примеров масса, включая картины, где президент США выступает, как спаситель отечества. Европейские кинематографисты также любят рассказывать о своих политических лидерах, чаще погрязших в коррупции, нежели подающих пример образцового поведения. Вернемся в Россию, на сочинский «Кинотавр». Мой первый собеседник – режиссер Тигран Кеосаян, который рассуждает на тему, мог бы главным героем художественной картины стать действующий президент.
Тигран Кеосаян: Я снимал о мифологическом персонаже Брежневе. Очень важно, что это мифологический персонаж. Владимир Владимирович Путин - еще не стал мифологическим персонажем и неизвестно, станет ли им. О его мифологии "не видно, не слышно". В мифологическом персонаже должны быть яркие стороны, а о президенте Путине, если есть анекдоты, то они очень жесткие и их очень-очень мало. Я, по крайней мере, много не слышал, как ни пытался. Пытал иногда людей каленым железом, говорил: расскажи анекдот про Путина. Не рассказывали, понимаешь… (смех) А про Леонида Ильича Брежнева, ты понимаешь... И задача картины была, наоборот, перевернуть все анекдоты с точностью до наоборот. Мне неинтересно снимать о нынешнем президенте, по большому счету.
Мумин Шакиров: Попробуем усложнить задачу. В 1999 году власть из рук президента Бориса Ельцина перешла в руки тогда еще премьер-министра Владимира Путина. Позже он всенародно был избран главой государства. Многие эксперты и наблюдатели назвали эту операцию «Преемник», чем не тема для хорошей и увлекательной картины из новейшей истории России. В роли авторов сценария могли бы выступить известные политтехнологи, принимавшие участие в раскрутке кандидата номер один. Имена их на слуху. Вопрос Тиграну Кеосаяну: взялся бы он, как режиссер, осуществить такой политический и амбициозный проект?
Тигран Кеосаян: Думаю, нет. И я сразу предварю следующий вопрос. Это не связано со страхом, это связано с тем, что, вероятнее всего, это предмет для публицистики, документалистики, даже не документалистики, если это документалистика, которая рассматривает вид искусства, как искусство, потому что другие задачи стоят. Я интересуюсь политикой, как гражданин, а работать пытаюсь (вот именно, что пытаюсь, получается или нет, я не знаю), оперируя какими-то вечными ценностями. Все-таки проблема человека у власти и личной несвободы - я возвращаюсь к своему фильму «Заяц над бездной» - это одна проблема, она вечна. Ты берешь Нерона, ты берешь Ленина, ты берешь Троцкого, кого угодно ты берешь, хотя бы Шарля де Голля, и даже Миттерана. Это все-таки решается тактически сиюминутная задача. Да, "люди, будьте бдительны" или еще что-то... Но мне это не интересно. Может, я все, что ни говорю, это туфта.
Мумин Шакиров: Тему «действующий президент - герой художественного фильма» продолжает известный документалист Виталий Манский...
Виталий Манский: Почему в российском кино нет типажа в виде президента? Потому что в американской истории было сорок или больше президентов? У них есть традиция, это элемент их социума, они могут с этим играть. Если у нас появляется персонаж "президент", то это сразу либо Ельцин, либо Путин, и никакого абстрактного президента у нас не может быть по определению. У нас нет истории президентства. При этом у нас - эта не главная проблема. Появление такого персонажа еще не означает появление политического кино. С другой стороны, политика - все. Любая мелодрама на экране - это политика. Две мелодрамы в отсутствии детектива - это уже политика. Фильм, поставленный в прайм-тайм и поставленный в ноль часов - это тоже политика. Политикой является все. А вот актуально ли это? Нет актуального кино. Скажем, актуального документального кино нет вообще. На телевидении, скажем так, нет ни одной картины документальной о Чечне, о терактах, о Буйнакске, о взрывах домов, скажем, только Борис Березовский что-то смонтировал в Англии, все. Но, простите, это же проблемы, которые реально не только волнуют, а видоизменяют наше общество, и это абсолютно не отражено в документальном кино. Единицы... Я их знаю только потому, что я, грубо говоря, этим очень профессионально занимаюсь. Есть одна-две-полторы картины, которые вторгаются в эту область, и эти картины никто никогда нигде не увидит. Телевидение, по определению, с ними ничего общего не будет иметь.
Мумин Шакиров: Сам Виталий Манский не взялся бы за постановку кинопроекта «Преемник» и вот почему.
Виталий Манский: Нет, я не запущу такой сериал, потому что я хочу жить в своей стране, я хочу, чтобы мои дети здесь жили. Когда был Советский Союз, я не вышел бы на площадь в числе этих семи человек, которые выступили против вторжения советских войск в Чехословакию, я тихо слушал под подушкой "Голос Америки". Это было все, на что я был способен тогда, и это все, на что я способен сегодня.
Мумин Шакиров: Игорь Толстунов – известный российский продюсер, заместитель генерального директора телеканала СТС, автор и соавтор таких проектов, как «Водитель для Веры», «Восток-Запад», «Вор», «Ворошиловский стрелок», «Лунный папа» и так далее. О политическом кино и потенциальном проекте «Преемник» Игорь Толстунов рассуждает, как прагматичный продюсер.
Игорь Толстунов: Ну, если бы это был интересный сценарий, то, я думаю, что, по крайней мере, это бы обсуждали. Вы знаете, сам факт того, что было на самом деле, скорее всего, никто не знает, кроме, там, двух-трех человек.
Мумин Шакиров: Вот привлечь этих людей в качестве сценаристов.
Игорь Толстунов: Ну, вы знаете, вы ведь всех троих не привлечете, вы привлечете одного, скорее всего, из трех. Вряд ли вы соберете трех, я не знаю, сколько их там было. Ну, в общем, не получится. Поэтому это в любом случае будет история, рассказанная кем-то, и, более того, она может быть интересной и по-своему вполне занимательной, и так далее. Хотите, если честно? Я бы сегодня не стал делать такой фильм. У меня вопрос: а для кого, кто его сегодня будет смотреть? Насколько я понимаю сегодняшнее состояние кинорынка. Сегодня большое количество жанров и типов фильмов в кинотеатрах не могут быть востребованы в силу отсутствия аудитории, для которой они предназначены. Вот как вы себе представляете адресную аудиторию фильма "Преемник"? Это, скорее всего, взрослые люди, имеющие какой-то свой взгляд на вещи или не имеющие его, это не важно. Но это те люди, которые вообще могут пойти и посмотреть политический триллер или политическую историю какого-нибудь Никсона, например, или Кеннеди.
Мумин Шакиров: Про Уотергейт было снято несколько фильмов, несколько версий.
Игорь Толстунов: Вы понимаете, в Америке другая структура киноаудитории. Более того, эти фильмы там все равно не были суперпопулярными, но, тем не менее, они свою нишу, конечно, заняли, потому что в Америке есть аудитории среднего возраста и, более того, что очень важно, старшего возраста, то есть люди за 55 тоже ходят в кино. А у нас сегодня за 35 никого не найдете. Даже 25-35 - это вообще ничтожный сегмент. И представьте себе, пойдут студенты сегодняшние смотреть, каким образом в 1999 году передавалась власть в нашей стране? Сомневаюсь. Да, пойдет энное количество, а фильм будет дорогой по-любому. И возникает вопрос: зачем? Если это кому-то нужно, ну, пусть хотя бы один из трех этих политтехнологов профинансирует эту историю и расскажет, как это было.
Мумин Шакиров: Невольно встает вопрос о цензуре. Есть ли она в российском кино?
Игорь Толстунов: Угроза цензуры - да, это проблема. Но сегодня страшнее, это совершенно точно, самоцензура отдельных творцов, каналов, может быть, и так далее. Но Федеральное агентство, как киноведомство... Ну, послушайте, если выдается прокатное удостоверение такому фильму, как "Изображая жертву", о какой цензуре сегодня можно говорить. Я даже не про мат говорю, я в принципе говорю, это кино о том, собственно, что у нас сегодня происходит, в общем, очень честный взгляд на проблемы. Можно, наверное, обсуждать этот фильм, как цельное произведение, кинопроизведение, это другой вопрос, но с точки зрения идеологии и месседжа, который оно посылает всем трудящимся, оно очень жесткое и ничего. А в прошлом году был фильм "Четыре" Ильи Хржановского. И тому, и другому фильму даны государственные деньги. Я в данном случае не вижу цензуры. Дальше цензура начинается внутри того, кто пишет или снимает: можно это сказать, не заругают ли меня...
Мумин Шакиров: У вас есть самоцензура?
Игорь Толстунов: Я не могу вам сказать, проявилась ли она, снимай мы фильмы какие-то социальные, может быть, или еще какие-то, но поскольку мы снимаем фильмы развлекательные, то в развлекательных я вообще даже не чувствую внутреннего зажима. У меня есть самоцензура с точки зрения... Может быть, никогда у меня не хватило бы духу снять "Изображая жертву" в силу ненормативной лексики, в этом смысле.
