Годовщина расстрела боснийских мусульман в городе Сребреница
Ирина Лагунина: «Не забыть» - под этим лозунгом на мемориальном кладбище Поточари в Боснии, во вторник прошла церемония памяти жертв геноцида в Сребренице 11 лет назад. 11 июля 1995 года силы боснийских сербов заняли маленький анклав под защитой голландских миротворцев и за неделю убили более 8 тысяч мусульманских мужчин и мальчиков. Это было самое страшное преступление против человечности после второй мировой войны в Европе. Две трети жертв ещё либо не найдены, либо не опознаны. На 11 годовщину на кладбище возле Сребреницы было похоронено 505 человек, опознанных в течение года. Младшему из них 15 лет. А старший родился в 1918 году.
Главные организаторы преступления – бывший политический лидер боснийских сербов Радован Караджич и генерал Ратко Младич всё ещё скрываются от правосудия. Наш корреспондент в Белграде Айя Куге смотрит на эту трагедию глазами жертв.
Боснийская песня:
Мама, мама,
Ты мне всё ещё снишься,
Сестра, брат,
Вы мне снитесь каждую ночь.
Нет вас, нет вас, нет вас.
Ищу вас, ищу вас, ищу вас.
Повсюду вас видим.
Мать, отец, почему вас нет?
Женщина: Я потеряла всё, что было у меня самое дорогое. Я потеряла мужа, сына, брата и его сына.
Женщина: В течение одного дня я потеряла восемь членов семьи, не говоря уже о дальних родственниках.
Женщина: Меня зовут Джилович Шухра. Я потеряла 11 членов семьи.
Айя Куге: Это жёны и матери из небольшого шахтёрского городка Сребреница, в восточной Боснии. Они теперь одни, а хорошими у них остались лишь воспоминания времен до войны.
Джилович Шухра: Кто жил в Сребренице, знал, что это жизнь в маленьком городке. Так прекрасно было идти по улице рано утром на работу. Видеть улыбающиеся лица. И не важно было, как звали этих людей - Драган или Хассан.
Её соседка Тухра.
Тухра: Никакой разницы между нами – мусульманами, сербами и хорватами, кто жил в Сребренице, не было. И никакие различия в религиозных и других обычаях и традициях нам не мешали. Даже больше: мы все праздники праздновали вместе. Радовались и пёстрыми яйцами на Пасху, и пахлаве на Байрам.
Айя Куге: Но чьим-то интересам война отвечала, велась то ли во имя собственной религии, то ли ради этнически чистых территорий... И бывшие соседи и друзья стали жесточайшими врагами. Сребреница продержалась в сербском окружении три года. После её захвата войсками генерала Младича, он перед камерами обещал отомстить мусульманам. Тридцать тысяч женщин и детей были отправлены автобусами на территорию, контролируемую Сараевским правительством, а мужчины и подростки, которые сдались или были пойманы в окрестных лесах, были расстреляны в течение одной недели. Более восьми тысяч человек.
У Кады Хотич погиб муж. Сын Самир, почти подросток, и поныне числится пропавшим без вести.
Када Хотич: Мой муж опознан, его расстреляли. Я спросила одного человека, который пережил ранение: болит ли пуля в момент попадания? Он говорит: в этот момент ничего не чувствуешь. И я все думаю – мой муж не страдал. Может быть, только страх перед смертью, когда смотрел, как других убивают. У него с собой были карманные часы в тренировочном костюме. Часы пробиты пулей. Стрелки остановились на половине пятого.
Айя Куге: Останки шестнадцатилетнего сына Нуры Алиспахич – Азмира - были найдены и похоронены три года назад. Но Нура увидела смерть своего сына на телеэкране летом минувшего года. Она сидела у телевизора, когда была показана обнаруженная недавно видеозапись расстрела группы боснийских мусульман летом 1995 года. Горный пейзаж и шестеро страшно худых и испуганных молодых парней со связанными руками, в сопровождении вооружённых мужчин в камуфляжных формах, с эмблемами цветов флага Сербии на беретах. Жертв, в грязных брюках и разодранных майках, заставляют лечь лицом на землю, некоторые из них босые. Их лица в синяках и спёкшейся крови. Один военный подходит и со словами: чего ты трясешься, ударяет ногой лежащего подростка по голове. Потом им приказывают встать и построиться в колонну. Первого убивают автоматной очередью в спину. Второй делает шаг вперёд, очередь в него. Третий... Последним двоим пленным развязывают руки, и они переносят тела убитых в полуразрушенный серый дом. Там расстреливают и этих двоих.
Нура Алиспахич: Показали: останавливается грузовик. На указателе - место Трново. Как только грузовик остановился, из него начали выбрасывать людей. Выбросили троих. А четвёртый – мой сын. А я дома одна смотрю, и начинаю кричать о помощи и плакать. Не спрашивайте, как мне было! Позже в Белграде я потребовала посмотреть в глаза человеку, который убил моего ребёнка. Что мой сын – ему было неполных 16 лет, - что он ему сделал? Он повернулся ко мне и говорит: «Я должен был его убить, таков приказ. Если бы ослушался, меня бы убили». «Почему ты не выстрелил в воздух и не отпустил детей бежать? И чего ты их связал? Я тебя из фильма сразу узнала». А видео кассету я с тех пор смотрю. Чтобы сыночка увидеть. Пусть он теперь мёртвый, но там я вижу его ещё живым.
Айя Куге: Нура Алиспахич выступила свидетелем на судебном процессе против группы сербских военных, которые отвечают за расстрел мусульманских пленных пред специальным судом в Белграде. А видео запись они сделали сами...
Родственники сребреницких жертв считают, что тем, кто нашёл останки своих ближних, уже повезло.
Женщина из Сребреницы: Я знаю, кто с моим мужем был вместе. Их останки найдены, но только его нигде нет. Я всё надеялась, что его кто-то спасёт, потому, что он никогда не разделял, что он Гаммед - мусульманин, а ты Джуро – серб.
Айя Куге: Вот рассказ Тухры.
Тухра: Мой сын ещё не найден. Я часто хожу на эксгумации массовых захоронений. Ищу брюки сына. Сама я их сшила из военного палаточного брезента. Помню пуговицы, которые пришивала. Боже, я это так ищу, как будто ищу счастье. Найти бы мне его и похоронить, как полагается людям.
Айя Куге: На нынешний момент в Боснии найдено 43 массовых захоронений убитых из Сребреницы. Из них извлечено много останков. Упакованные в мешки, они лежат на полках в городе Тузла. Специалистам, с помощью сложного анализа ДНК, удаётся составить лишь около пятисот тел в течение года. Ведь редко останки жертв преступления в Сребренице находят целиком. После расстрела и захоронения в так называемых первичных могилах, боснийские сербы, чтобы скрыть следы преступления, выкапывали тела бульдозерами и перезахоранивали. Порой бывает, что части одного тела находят в трёх, даже четырёх, удалённых друг от друга местах.
Пятидесятипятилетняя Хатиджа Мехмедович ещё не нашла ни своего мужа, ни двоих сыновей.
Хатиджа Мехмедович: Я всё ожидала их живых, но теперь – была бы счастлива, если бы нашли и их тела, чтобы была могила, куда сходить, помолиться Богу. Боль останется, грусть останется. Грусть моя вечная подруга. Только неизвестность исчезнет. Тогда не буду больше мучиться и думать, где они. Было одно захоронение у села Кравица, Сандичи, где все останки были сохранены в целости. Я сидела там и плакала, и говорю себе: Боже дорогой, будут ли там мои... Благо тем, чьи ближние там! Вот ведь до того уже дошло, что я, мать, думаю, что благо им!!! Дай Бог, чтобы был мир, и дай Бог, чтобы дети прожили своё детство, молодость, прожили свою жизнь. Как это и полагается. Чтобы никто это жизнь не прервал. Ни чьим детям, ни чьим детям...
Айя Куге: Хатиджа вернулась в Сребреницу несколько лет назад. Раньше большинство населения в этом городке составляли мусульмане. Теперь их около тысячи, и три тысячи сербов – главным образом, беженцев, которые постепенно уезжают. Сребреница после войны отошла к территории республики боснийских сербов. Страх от тяжёлых воспоминаний мешает людям жить в Сребренице. Но пару месяцев назад домой вернулась Эмина Хайдаревич.
Эмина Хайдаревич: Я думаю, что никогда больше не буду счастлива. Но в какой-то момент у меня появилось большое желание, меня потянуло обратно в Сребреницу – найти своего ребёнка. И когда его похороню, быть близко от него, быть рядом с ним. Поэтому я вернулась. Но не легко. Поверьте, иду по Сребренице, где мой сын ходил, и плачу. Вернусь домой, и плачу. Тяжело.
Айя Куге: Сребреницу называют городом мёртвых. Говорят: там больше боснийских мусульман на кладбище, чем в городе. На улицах Сребреницы нет нищих-попрошаек, нет голубей. Нет никого, кто бы мог подать крошки.
Женщина из Сребреницы: Если в Сребренице есть место для мёртвых, есть и для живых. Мы никогда не забудем, не сможем простить. Но мы вернём детей в Сребреницу. Вернём их не как пастырей, а как умных и образованных людей.
Лейла Сиручич: Я родилась в Поточаре 12 июля 1995 года. Теперь живу в Сент-Луисе. Я впервые в Сребренице.
Айя Куге: Это девочка Лейла Сиручичь, которая родилась во время падения Сребреницы. Родители впервые привезли ее из Америки. Мать Хаммида вспоминает день рождения Лейлы, когда она, вместе с тысячами жителей Сребреницы, отправилась в близлежащие Поточары, пытаясь найти помощь на базе голландских миротворцев.
Мать Хамида: Сначала мы скрывались на прядильном заводе. Потом пошли в Поточаре. Когда я почувствовала, что вот-вот начнутся роды, нашла помощь. Мне помог Дуло, отсюда, из Сребреницы. Он позвал миротворцев. Они меня отвели в свою больницу. Там я родила. После пролежала ночь на фабрике аккумуляторов. Оттуда мы отправились автобусом в Кладань. Дочка ничего не ела. Я и не знала, жива ли она, до тех пор, пока мы не доехали до Кладани. Она не плакала, я думала - умерла. Но когда мы приехали, мне сказали что с девочкой всё в порядке, только я была в критическом состоянии.
Есть ли исламистское подполье в Кабардино-Балкарии.
Ирина Лагунина: На прошлой неделе президент Кабардино-Балкарии неожиданно, вопреки своей репутации либерального политика, всячески поддерживающего деятельность независимых СМИ, подверг критике неких неназванных журналистов. Было заявлено буквально следующее: "Ряд центральных СМИ выдают собственные измышления за реальность, и чуть ли не подсказывают экстремистам план дальнейших действий, приписывают нам то, чего никогда здесь не было. Работа определённых СМИ направлена на расшатывание обстановки во всем северокавказском регионе". Что имел в виду президент Каноков? В самой Кабардино-Балкарии мало кто сомневается в том, что поводом послужила очередная публикация "Новой газеты" об исламистском подполье в республике. Над темой работал Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: На прошлой неделе журналисты Андрей Солдатов и Ирина Бараган опубликовали в «Новой газете» статью под названием «Все дороги ведут в Нальчик», с интригующим подзаголовком: «Из Кабардино-Балкарии можно взорвать ситуацию на всем Северном Кавказе». «В «Аль-Каиде» это уже поняли, а в спецслужбах еще нет», пишут авторы, ссылаясь на аудиозапись обнаруженную сотрудниками спецслужб на теле одного из уничтоженных боевиков. В статье говорится, что «Аль-Каида» собирается открыть в КБР новое направление для своей террористической деятельности, используя при этом адыго-черкесские диаспоры как горизонтальную структуру, имеющую опорные точки в разных странах. Речь идет о различных адыгских или черкесских народностях, проживающих в России, а также о колоссальной черкесской диаспоре за рубежом. Тезис статьи таков: радикализовать и натравить на Россию все адыгские народы можно очень простым способом: подняв для начала кабардинцев, а потом все остальные автоматически выстроятся в ряд под зеленые знамена. Авторы утверждают, что Кабардино-Балкария вполне может стать плацдармом «Аль-Каиды», ссылаясь на аудиописьмо, которое было найдено на теле убитого моджахеда. В тексте, часть которого приводится в статье, некто Расул Кудаев, один из духовных лидеров кабардино-балкарского подполья, проживающий сейчас в Турции, рассказывает о неких людях, выразивших интерес к республике. Это фактически единственное доказательство утверждения о глобальной угрозе исламской революции в Кабардино-Балкарии под руководством «Аль-Каиды».
Я связался с находящимся в Нальчике главным редактором информационного сайта Caucasus Times Исламом Текушевым, и попросил сказать несколько слов о статье. Он считает, что даже сам текст документа, который приводится ее авторами как главное доказательство, вызывает сомнение.
Ислам Текушев: Аутентичность этого аудиописьма установить невозможно. И судя по всему, никто не собирался это делать. Авторы статьи не пишут, откуда они его получили, но кажется очевидным, что источником подобных вещдоков могут быть только силовые структуры или спецслужбы. Портрет исламского экстремиста или адыгского моджахеда из Кабардино-Балкарии, как его дают сами авторы статьи, не совпадает с тем образом, который можно реконструировать, исходя из текста письма. Солдатова и Бараган пишут о студенте, получившем очень хорошее образование в лучших арабских университетах, а текст расшифровки почему-то изобилует вульгаризмами, блатной и уличной лексикой. Логично было бы задаться вопросом – не фальшивка ли это? Для чего спецслужбы передали аудиозапись журналистам и почему именно сейчас, а не тогда, в январе, когда она попала в руки сотрудников ФСБ или генпрокуратуры? Просто ли из альтруизма или из желания способствовать открытому обмену информации или же существуют какие-то иные цели?
Андрей Бабицкий: Авторы «Новой газеты» постоянно ссылаются на события 13 октября, когда группа местных исламистов напала на силовые ведомства города. Между тем ситуация не стоит на месте. После октябрьского нападения на город кабардино-балкарское подполье оказалось фактически разгромленным, говорит Ислам Текушев.
Ислам Текушев: Почему именно Кабардино-Балкария должна стать источником взрыва на всем Северном Кавказе? По части опыта вооруженной борьбы и пропаганды радикального ислама даже Ингушетия даст Кабардино-Балкарии сто очков вперед, не говоря уже о Дагестане и Чечне. Именно оттуда, с юга Северного Кавказа было бы логично тянуть линии по всей территории региона.
Есть еще один странный момент в статье Солдатова и Бараган. В статье чеченское сопротивление напрямую противопоставляется «Аль-Каиде», якобы перед кабардинцами сегодня стоит выбор, как лучше вести джихад против России – под чеченцами или арабами. Журналисты, походя, ставят клеймо на всех адыгах, вписывая их жизненное пространства в глобальную ось зла. Солдатов и Бараган игнорируют тот факт, что ваххабитское подполье Кабардино-Балкарии после известных событий 13 октября оказалось почти полностью уничтожено и уже сегодня не представляет сколько-нибудь серьезной военно-политической силы.
Но даже если предположить, что письмо Кудаева действительно существует и не является фальшивкой, как на столь хлипком основании можно было сделать вывод о наличии значительного интереса к республике со стороны арабских экстремистом или существовании обширных связей между ваххабитами и зарубежьем?
Андрей Бабицкий: Подполье не просто разгромлено, считает глава местного отделения «За права человека» Валерий Хатажуков, изменилась кардинальным образом политическая ситуация в республике. Сторонники так называемого чистого ислама получили возможность легализоваться, сегодня у них нет причин оставаться в подполье и тем более воевать с властями.
Валерий Хатажуков: Прошло восемь месяцев. Кто бы что ни говорил, абсолютно кроме того, что какие-то схроны нашли или еще что-то, больше никаких акций не произошло. Вот это подтверждает нашу позицию, что процентов минимум на 80, если так все интерпретировать, что причиной этих событий явились факторы внутренние, я имею в вид фактор политического режима, эти репрессии и так далее. Никаких исторических, культурных предпосылок для появления радикального фундаменталистского ислама здесь никогда не было и не будет, я уверен.
Процесс, который сейчас идет, я имею в виду процесс либерализации общества, власть становится все более открытой и так далее, уже это во многом способствует, что многие вопросы сами по себе разрешаются. Появилась возможность влиять каким-то образом на ситуацию.
Недавно проходило совещание у нового министра внутренних дел, и я обо всех этих вещах, о своей позиции говорил перед министром публично. То есть мы абсолютно уверены, что если этот процесс продолжится, то никогда это не повторится. Нужно вести диалог с этими людьми, которые отказываются от насилия, но говорят, что у них своя позиция нужно всех легализовать. В этом направлении тоже что-то делается. Я абсолютно уверен, что ничего подобного не повторится.
Андрей Бабицкий: В статье очень много противоречий. Валерий Хатажуков указывает на одно из них: якобы несколько участников нападения на город 13 октября получили приют у родственного народа – абхазов, которые укрывают их от российского правосудия на своей территории. Это невозможно - считает Валерия Хатажуков.
Валерий Хатажуков: Очень хорошо все знают, что абхазы пытаются подчеркнуто дистанцироваться от чеченского сопротивления, и у чеченского сопротивления определенные претензии, что мы вам когда-то помогли, а у вас такое к нам отношение. Также известно, что российские спецслужбы, правоохранительные органы запросто могут решить любую проблему на территории Абхазии.
Андрей Бабицкий: Почему вдруг появилась эта статья? У Ислама Текушева есть предположение:
Ислам Текушев: Кому и зачем понадобилось связывать «Аль-Каиду», адыгские диаспоры, Абхазию и республики на Северном Кавказе, в которых проживает родственно уже давно живущие врозь адыгские племена? 2 июля этого года правительство Кабардино-Балкарии приняло постановление о мерах по сохранению и развитию связей с соотечественниками за рубежом. Данное постановление предусматривает комплекс мер по поддержке соотечественников, проживающих как в странах Ближнего Востока, так и в странах СНГ. В числе мер оказания содействия - получение гражданства в России и вида на жительство. Впервые за последние 15 лет вопрос о репатриации соотечественников будет решаться на государственном уровне.
Если предположить, что аналогичное постановление примут в Адыгее, в Карачаево-Черкесии, а затем и вовсе реально начнется процесс возвращения адыгских беженцев на исторические земли, становится ясно: кто-то на самом верху боится возвращения автохтонного народа на места исконного проживания. Причины этого страха понять можно: что будет, если те, кто вернется сегодня на Кавказ, завтра потребуют вернуть им землю, на которой, кстати, сегодня располагается летняя резиденция Владимира Путина.
Андрей Бабицкий: Между тем глава регионального отделения «За права человека» Валерий Хатажуков не склонен преувеличивать значение статьи. Вряд ли она заказана или написана с целью кого-либо опорочить. Обычное журналистское недоразумение.
Правозащитная литература. Кто издает, кто продает и кто читает.
Ирина Лагунина: В американском издательстве «Алгора» готовится к выходу в свет книга бельгийского правозащитника Филиппа Спаньоли – Реальные Права Человека. Тем временем в России – в Перми подготовлен к изданию Словарь-справочник для специалистов по реабилитации инвалидов под редакцией Владимира Бронникова. Сколь различны эти книги, столь же различны и условия, в которых они выходят. Бельгийский автор уже нашел издателя – примечательно, что не в Бельгии, а в Америке, а российские авторы пока только ищут издателя и делают свои первые шаги на рынке образовательных справочных, просветительских книг. Подобные издания, как правило, не имеют большого коммерческого успеха, а зачастую их распространение вообще происходит за счет издателя, заказчика, грантодателя или поддерживается из иных благотворительных источников. Книготорговцы принимают эти книги для продажи весьма неохотно, часто ставят их на нижние полки своих витрин, а потом возвращают издателю со словами, извините, на вашу книгу нет спроса. Но это неправда. Спрос – есть. Просто он – не массовый.
С авторами новых книг беседует Владимир Ведрашко.
Владимир Ведрашко: Филипп Спаньоли поступил так, как не поступает ни один из известных мне российских авторов. Разослав свое предложение в несколько издательств, он приложил к подробному описанию книги свое – как нынче говорят -- резюме, или си-ви, или, как раньше говорили, деловую автобиографию, свое фотоизображение, а также –файлы своей книги, причем, прошедшие редактирование, и даже в удобном для чтения сверстанном виде. То есть, практически автор прислал готовую книгу. Позднее, разговаривая с Филиппом, я поблагодарил его за возможность познакомиться не только с описанием, но и с полным текстом, заметив, что в России авторы очень боятся, что нечистый на руку издатель присвоит полученные файлы, напечатает книгу и заработает несметные богатства, оставив создателя текста с носом.
Филипп исходит из того, что люди – вокруг – честные. Он даже не стал развивать эту тему и объяснять мне, что в случае незаконного издания книги, издателю грозит суровое наказание по закону – публичное судебное разбирательство, огромный штраф за присвоение чужих авторских прав и, конечно, прежде всего, подрыв издательской деловой репутации.
Филиппу Спаньоли 41 год. Он работает в бельгийском национальном банке, занимается там статистическими исследованиями процессов глобализации.
Автор десятков статей и нескольких книг по правам человека.
В частности, в 2003 году в Лондоне вышла его книга «Хомо Демократикус» с подзаголовком: «Универсальная устремленность и не столь универсальная достижимость демократии и прав человека».
А в 2004 году, тоже в Лондоне, вышла книга «Демократический империализм. Практическое пособие».
Итак, еще одна книга о правах человека – «Реальные права человека». Чем она отличается от других? Почему автор так уверен, что его труд найдет своего читателя?
Говорит Филипп Спаньоли:
Филипп Спаньоли: Как Вы вероятно знаете, авторами большинства книг по правам человека являются университетскими специалисты. И книги зачастую написаны так, что их читают, в основном, ученые, юристы, то есть те самые специалисты, которые понимают друг друга благодаря особому языку, на которых они общаются, языку научных терминов, профессионального жаргона. Эту публику трудно отнести к "нормальной читательской аудитории". Но ведь именно среди обыкновенных людей и находятся те, кому знания о правах человека более всего необходимы. Ну, посудите сами, если человек является университетским профессором, да еще и юристом, какова вероятность того, что его права окажутся нарушенными?.. Вот почему необходимы книги, которые стали бы практически полезными для тех, кто борется против нарушений прав человека. Именно такую книгу я и постарался написать – обращенную к правозащитникам, работникам неправительственных организаций, активистам гражданского общества.
Владимир Ведрашко: Господин Спаньоли, но ведь людям зачастую и невдомек, что их права нарушаются. Они живут и работают по привычно заведенному порядку вещей… Наверное, им было бы полезным узнать о том, какие вообще бывают нарушения прав человека.
Филипп Спаньоли: Думаю, надо различать две разновидности нарушителей прав человека. Есть такие нарушители – их лучше назвать дикарями, -- как Хуссейн, Заркауи и им подобные, которые самым грубым образом попирают, презирают права человека и при этом их вообще не волнует содеянное. Но, я думаю, что основную массу нарушителей прав человека составляют те люди, которые понимают, что совершают нечто противоправное и потому стараются найти всяческие обоснования своим действиям. Возьмем, к примеру, правительство Китая – это один из самых крупных нарушителей прав человека в мире. Китайские правители, стараюсь оправдать то, что они творят, разработали свою собственную теорию прав человека. Так, они утверждают, что экономические права имеют верховенство над гражданскими правами, и поэтому ради осуществления экономических прав человека допустимо нарушение его гражданских прав.
Владимир Ведрашко: Выходит, что для сопротивления такой позиции сами борцы за права человека должны обладать определенными теоретическими знаниями. Содержит ли Ваша книга такие полезные сведения, которые помогут, ну, например, китайским правозащитникам оппонировать своему правительству?
Филипп Спаньоли: Да, люди, которые подвергаются «теоретически обоснованному» нарушению своих прав, должны иметь в своем распоряжении то, что я называют, более точной, более совершенной теорией прав человека. Только так они смогут противостоять репрессиям и нарушениям их гражданских прав. Важно, чтобы правозащитники не только имели представление о стратегии и тактике сопротивления, не только обладали хорошей организационной структурой, но и владели прочными теоретическими знаниями. Вот это и является моей задачей -- при всем понимании, разумеется, моих скромных познаний, -- дать людям теоретический инструмент для борьбы против тех, кто применяет на практике свою теорию подавления.
Владимир Ведрашко: Вы, как автор книги, наверняка, задаетесь вопросом: сколь многочисленной могла бы стать Ваша читательская аудитория?
Филипп Спаньоли: Думаю, что эта книга должна, прежде всего, дойти до неправительственных организаций, до самых нижних уровней гражданского общества. Видите ли, в понимании прав человека существует немало путаницы, неясностей, разночтений. Являются ли одни права более важными, чем другие? Являются ли права человека универсальными? Или нынешнее распространенное восприятие прав человека -- это в основном западное понимание?
Владимир Ведрашко: И как же вы отвечаете на эти вопросы?
Филипп Спаньоли: Я пытаюсь дать ответы на эти теоретические вопросы и думаю, что людям необходимо какое-то определенное единое понимание прав человека, чтобы бороться с их нарушениями. Ведь большинство людей не думает о каком-то одном праве. Люди ведь, говоря о правах человека, подразумевают целый перечень этих прав, можно сказать – свод прав. А за сводом прав -- стоят история, теория, иногда идеология… логика, наконец!... И я думаю, что разобраться во всем этом было бы интересно для каждого человека. Если бы я сейчас попытался дать ответ на все эти вопросы, тогда зачем было писать 200-страничную книгу? Я знаю по собственному опыту, что сама тема прав человека -- это не самое привлекательное чтение, мне приходилось читать книги о правах человека, в которых больше страниц, чем у этих книг -- читателей. Я знаю о чем я говорю!
Владимир Ведрашко: Существуют ли национальные, этнические, религиозные препятствия для понимания содержания Вашей книги «Реальные права человека»?
Филипп Спаньоли: Я не пишу о своей стране, как не пишу о нарушениях прав человека в определенных странах. Это сделало бы книгу неинтересной для читателей в других странах. Моя книжка, в общем-то, довольно теоретическая, но она вполне доступна. И одна из идей, которые я излагаю, это именно идея универсальности прав человека. Я не анализирую права англичанина, русского, права граждан западных стран и стран Востока. Я пишу о правах человека вообще. Да, я знаю, что людям часто мешает эта универсальность. Особенно тем, кто стремится нарушить права других людей. Это особенно заметно, когда мы говорим о конфликтах, которые называют этническими или религиозными. Но я как раз и пытаюсь представить те аргументы, которые показывают: права человека -- универсальны. Я утверждаю, и делаю это не только в настоящей книге, но и в других своих работах, что права человека это не цель, а средство для достижения других, важных жизненных целей. А именно -- для достижения мира, процветания, безопасности... И вы не можете не согласиться с тем, что названные ценности -- универсальны. И тогда на этом фоне, права человека -- как средство утверждения названных ценностей, тоже становятся вполне универсальными понятиями. Однако в данной книге я не слишком много вдаюсь в анализ универсальности. Я пишу о реальных правах человека. Целью этой книги является поиск ответа на вопрос: если вы признаете, что мир, процветание и безопасность – это универсальные ценности, то что же надо сделать, чтобы права человека стали эффективным средством утверждения этих ценностей? Я буду рад, если моя книга поможет читателям в разных странах достичь этой цели.
Владимир Ведрашко: Говорил Филипп Спаньоли, автор книги «Реальные права человека» – REAL HUMAN RIGHTS, которая готовится к выходу в свет на английском языке в американском издательстве Алгора (Нью-Йорк).
По мнению автора, книга может применяться в качестве пособия при изучении философии, политических наук, гендерных проблем, права.
На днях на интернет-портале «Права человека в России» размещена информация о книгах «Сутяжника» по проблемам прав человека. Цитирую: «Прошло 10 лет со времени вступления России в Совет Европы. Уральский центр конституционной и международной защиты прав человека Екатеринбургского общественного объединения "Сутяжник" выпустил шестую книгу из серии "Международная защита прав человека". Она называется "Применение Европейской конвенции по правам человека в российских судах". Давайте взглянем на те книги, которые уже выпущены в Екатеринбурге за несколько последних лет в серии «Международная защита прав человека».
Первая из них – «Европейский суд по правам человека: правила обращения и судопроизводства».
В книге рассмотрены процессуальные вопросы обращения в Европейский суд, критерии приемлемости жалобы, порядок рассмотрения дела в Европейском суде, вопросы дружественного урегулирования, справедливой компенсации и контроля за исполнением решений Суда.
Второе издание этой серии называется: «Европейские стандарты права на справедливое судебное разбирательство и российская практика».
И наконец, новинка серии, только что увидевшая свет:
«Применение Европейской конвенции о защите прав человека в судах России».
Практикующие юристы делятся опытом и дают рекомендации по использованию Конвенции в гражданском, уголовном и административно и судебном процессе. В книгу включены необходимые для успешного применения Конвенции российские и международные правовые документы, в том числе ранее не переведенные на русский язык и не опубликованные в российских источниках рекомендации Комитета министров Совета Европы.
На сайте общественного объединения «Сутяжник» вы можете ознакомиться с содержанием книги, ее предисловием, введением, и с полным ее текстом (в формате PDF).
Пользуясь материала портала Права человека в России – а это один из самых авторитетных и оперативных информационных ресурсов в России по широкому спектру проблем гражданского общества – я представил Вам несколько выпусков из серии Международная защита прав человека.
Редактор всей серии Сергей Беляев, президент общественного объединения «Сутяжник».
Областной центр реабилитации инвалидов (г. Пермь) и Научно-внедренческий центр «Аркус» (г. Пермь) подготовили к печати Словарь-справочник для специалистов по реабилитации и ищут партнеров для его издания.
Эта книга объемом 400-420 страниц, она содержит более 1000 терминов и понятий, используемых в комплексной реабилитации длительно дезадаптированных групп населения.
Книга является первым изданием, включающим в себя практические рекомендации по всему комплексу реабилитационных мероприятий. Авторы выражают уверенность в том, что данное издание будет широко востребовано, так как о необходимости такого издания в России не раз говорилось на научно-практических конференциях общероссийского уровня.
Издание предназначено для руководителей учреждений здравоохранения, образования и социальной защиты населения.
Я связался по телефону с редактором книги Владимиром Бронниковым, директором Областного государственного учреждения Центр комплексной реабилитации инвалидов Пермской области, а теперь уже Пермского края, доктором медицинских наук, доцентом кафедры социальной работы Пермского государственного университета.
Владимир Бронников: Я по специальности врач-невролог высшей категории. Образование я имею педиатрическое - врач-педиатр. Стал заниматься проблемой церебрального паралича. В настоящее время, конечно, спектр интересов достаточно широкий - это не только церебральный паралич, это и больные с черепно-мозговой травмой, с последствиями инсульта, со спинальной травмой. Понятие реабилитации значительно расширилось, и наконец-то только в настоящее время мы стали уходить от того понимания реабилитации не как восстановительного лечения именно в медицинском аспекте, а именно как в социальном аспекте, как непосредственно подготовка к социальной интеграции людей с ограниченными возможностями.
Исходя из этого, можно сказать, что эта идея, именно методологическое понимание реабилитации как не лечения, а как именно вовлечения человека с ограниченными возможностями в различные виды социальных отношений, об этом в России более открыто и более широко говорится в последние пять, максимум десять лет. До этого доминировала модель восстановительного лечения, исходя из которой человек, имеющий какие-то нарушения, оценивался как человек, не способный к каким-то видам социальным активности. Исходя из этого, доминировала модель социального обслуживания, которая основывается на патернализме, то есть именно на обслуживании как человека, имеющего дефект, человека бесполезного. Исходя из этого, были сформированы различные модели сегрегации данных категорий населения. Мы хорошо знаем с вами интернатные учреждения - это тоже одно из проявлений патерналистической модели обслуживания лиц с ограниченными возможностями.
Владимир Ведрашко: Владимир Анатольевич, слово «сегрегация» мне известно с детства, со школьных лет. Тогда мне казалось, что это почти синоним апартеида, и слышал я это слово применительно к расистскому режиму в тогдашней Южной Африке. В чем выражалась сегрегация людей в СССР – применительно к инвалидам?
Владимир Бронников: Действительно, эти люди были исключены из социальных отношений, они не являлись никак производителями какого-то продукта, условно говоря, только являлись потребителями. В связи с этим, конечно, государство обеспечило различные формы социальной защиты, но которая прежде всего основывалась не на создании условий для того, чтобы данные люди были интегрированы, не создать условия для человека, который мог сам реализовываться, а дать человеку кем-то определенный источник для финансового существования. Дело еще в том, что самым важнейшим критерием был критерий трудоустройства. И раньше вся медикосоциальная экспертиза, когда было определение инвалидности - это человек способный к труду или неспособный к труду. Это принципиально важный момент.
Потому что, естественно, люди, которые имеют какие-то нарушения, не все способны к труду, но это не означает, что они не могут быть социализированы на другом уровне, социально-бытовом, на общественном уровне, не могли заниматься спортом, физкультурой. Эти технологии сейчас широко стали применяться в Российской Федерации. Раньше этого, естественно, не было. Раз ты не способен к труду – значит ты бесполезный человек.
Владимир Ведрашко: Что стало толчком к изменению государственного и общественного отношения к инвалидам в России?
Владимир Бронников: Я думаю, что этот процесс, он не единомоментный. Прежде всего это общественное движение, общественные организации инвалидов, которые впервые более 10-15 и даже 20 лет стали говорить о том, что есть такая идеология независимой жизни, есть идеология равных прав, есть идеология на сегодняшний момент или политика по отношению к человеку, как человеку независимому, имеющему какие-то нарушения физические, умственные, как к гражданину, который имеет равные права.
Владимир Ведрашко: Значит, можно говорить о том, что на изменение ситуации повлияли общественные организации, иными словами активность самих граждан, которые были заинтересованы в изменении положения?
Владимир Бронников: Безусловно, я думаю, что оттуда был толчок. Но с другой стороны, на сегодняшний момент Россия не может развиваться изолированно от мирового сообщества, тем более от Евросоюза, где приняты все основные документы, касающиеся прав человека и также прав лиц с ограниченными возможностями. Это декларация ООН прежде всего о лицах с ограниченными возможностями, где достаточно четко описаны все основные обязанности государства. И в связи с этим, я думаю, учитывая, что такие изменения социально-экономические формации нашего государства и специалисты, которые занимались и занимаются инвалидами, они тоже стали понимать, что на сегодняшний момент нужно учитывать мировой передовой опыт. И действительно, предположим, не стараться всегда переделывать человека под среду, а попытаться в какой-то мере среду переделать под человека, так называемый социальный подход, когда общество создает условия и приспосабливается человек с ограниченными возможностями.
Владимир Ведрашко: А сколько в России инвалидов?
Владимир Бронников: По мнению экспертов, на сегодняшний момент инвалиды составляют 10% населения. Это общемировая статистика. На сегодняшний момент есть независимые издания, и количество инвалидов в Российской Федерации насчитывается официально восемь с половиной миллионов. Неофициальные подсчеты говорят, что от 10 до 14 миллионов человек. Дело в том, что официальная статистика идет по количеству получателей пенсии. То есть человек получает пенсию по инвалидности – он инвалид. Если мы знаем, что во всем мире 10%, популяция так устроена, то это уже неофициальная статистика. Если у нас, условно говоря, более 140 миллионов человек населения в Российской Федерации, 10% - это 14 миллионов неофициально, потому что эта дельта образуется. Есть Всероссийский центр уровня жизни и качества жизни людей, по данным Всероссийского центра численность инвалидов составляет до 14 миллионов человек.
Владимир Ведрашко: Ну, теперь виден общий фон, на котором становится понятной актуальность книги, которую вы готовите? Расскажите, пожалуйста, подробнее, как рождается книга – это тем интереснее, что какой бы важной ни была Ваша инициатива, она не может равняться на крупные успешные коммерческие проекты, вызывающие массовый интерес. О рождении и жизни подобных книг известно гораздо меньше, чем, скажем, о судьбе успешных приключенческих романов.
Владимир Бронников: Идея данного издания логично должна когда-то была появиться. Дело в том, учитывая наш коллектив, то эта идея появилась три года назад. Дело в том, что с инвалидами могут работать не только специалисты по социальной работе, а специфика заключается в том, что привлекаются специалисты абсолютно разных специальностей. Традиционно это врачи, далее - это специалисты по социальной работе, психологи, социальные работники и так далее. Очень большой спектр специалистов.
Естественно, когда мы стали проводить семинары, мы увидели, что когда мы начинаем вкладывать в терминологию один смысл, естественно, люди это неоднозначно воспринимают, каждый воспринимает данную информацию в сфере той подготовки и того понимания, то есть того базового образования, которое он имеет. Естественно, учитывая, что мы является областным учреждением и заинтересованы в формировании службы реабилитации Пермского края, вот эта идея родилась на сегодняшний момент.
Можно ли собрать всю терминологию и каким-то образом эту терминологию выпустить в виде справочного пособия? Мы исходим из биопсихосоциальной модели понимания инвалидности. И на сегодняшний момент также есть новый инструмент, который показывает, это непосредственно международная классификация нарушений функционирования, 2001 года пересмотра, это международный документ, который показывает, что человека нельзя рассматривать отдельно как биологический объект, человек может рассматриваться любой, в том числе и инвалид, только в контексте с окружающей средой и в контексте со своими личностными характеристиками. То личность я, как биологический объект, но я человек, потому что я личность и я могу только существовать в среде.
Мы действительно решили все-таки попытаться собрать все термины, которые используются в медицине, в социальной работе, и в психологии, и в педагогике и каким-то образом внести несколько свою редакцию в понимание незначительную. Два года работы всем коллективом. Естественно, есть на сегодняшний момент ведущие специалисты, которые проделали очень большую работу. Марина Сергеевна Надымова, которая является директором непосредственно научно-исследовательской фирмы «Аркус» в настоящее время. Эта работа проводится совместно.
И конечно, на сегодняшний момент данное издание насчитывает более полутора тысяч терминов, мы дополняем. Потому что мы получаем новую информацию о непосредственно новых инновационных технологиях, реабилитации, например, за рубежом. Есть новые направления для России как эрготерапия, за рубежом это используется давно. Поэтому мы считаем своим долгом дополнить это издание вновь поступающей информации, которую я получаю в рамках совместного проекта социальной интеграции инвалидов в Приволжском федеральном округе. И мы готовим это издание непосредственно не для врачей, не для специалистов по социальной работе, не для педагогов и психологов, а вообще для специалистов, кто работает сегодня с инвалидами, и принципиально, чтобы терминология была междисциплинарна. Потому что, действительно, мы показываем, что реабилитация – это очень сложная наука, это очень сложный вид деятельности, но это вид деятельности междисциплинарный. И если мы с вами не определимся терминологически, если мы не сформулируем правильно, если мы не найдем общего языка в данной ситуации, то выстраивать данную технологию, комплексную технологию без междисциплинарного взаимодействия невозможно.
Владимир Ведрашко: Владимир Анатольевич, известны ли Вам заграничные аналоги Вашего издания? Существуют ли в других странах издания, которыми Вы пользовались при создании вашего справочника?
Владимир Бронников: Безусловно, уверен, что такие словари существуют. Но мы использовали только отечественные источники, то есть это как бы у нас получается может несколько закрытый вариант информации. Но это преимущественно термины и понимание проблем прежде всего российскими учеными. А что касается зарубежных партнеров на перспективу, то я думаю, что это издание может явиться отправной точкой для того, чтобы перспективно формировать взаимоотношения и, наверное, каким-то образом дополнять это издание и развивать его именно в рамках может быть международного понимания.
Владимир Ведрашко: Каким должен быть тираж вашей книги? Сколько специалистов в Пермском крае или в России, по Вашим оценкам, нуждаются в таком издании?
Владимир Бронников: Очень сложный вопрос. По Пермскому краю можно сказать более определенно. Допустим, у нас более трехсот специалистов работает, кто конкретно оказывает услуги данным категориям, может быть их несколько больше. Дело в том, что еще медико-социальная экспертиза, допустим, тысяча человек максимально. Что касается Российской Федерации, мы проводим анализ, мы видим, каким тиражом выпускается справочная и специальная литература и в какое-то время она становится фактически раритетом, то, естественно, такие тиражи до трех тысяч экземпляров, если мы видим, что эта литература расходится, то я думаю, что речь может идти о трех тысячах экземпляров. Может быть до пяти, но мне кажется, это сложно. Дело в том, что мы пытаемся данный справочник сориентировать на всех специалистов, кто косвенно или прямо работает с инвалидами.
Владимир Ведрашко: Говорил Владимир Бронников, директор Областного государственного учреждения Центр комплексной реабилитации инвалидов Пермской области, а теперь уже Пермского края, доктор медицинских наук, доцент кафедры социальной работы Пермского государственного университета.
