Иван Толстой: В честь 400-летия Рембрандта в амстердамском королевском Рейксмузеуме открылась видео-свето-инсталляция Питера Гринуэя. Со знаменитым британским режиссером, который больше 20 лет живет в Голландии, беседовала наш корреспондент в Амстердаме Софья Корниенко.
Софья Корниенко: Я не планировала спрашивать Питера Гринуэя о Московском Кинофестивале, возглавить который его спешно позвали после отказа Михаэля Ханеке, однако ему захотелось начать наш разговор именно с этой темы.
Питер Гринуэй : Если бы они меня заранее пригласили, я бы приехал. Но не стоит все же забывать, что фестивали теперь вообще не уместны, ведь кино давно умерло. Так что не понятно, зачем мы вообще переживаем по поводу этого ископаемого средства передачи информации. Я даже могу назвать точный день смерти кино – 31 сентября 1983 года, когда на свет появился пульт дистанционного управления. Разумнее сегодня делать акцент на интерактивной и мультимедийной аудио-визуальной продукции.
Софья Корниенко : Упомянутое Гринуэем 31 сентября навело меня на мысль, что весь наш разговор будет одной большой провокацией, но ведь тем он и интересен, этот режиссер-авангардист, которому скучно стало на киноэкране запекать любовников в печи фирменного ресторана и подавать на обед остальным киногероям, как это произошло в его самой знаменитой картине 1989 года «Повар, Вор, Его Жена и Ее Любовник». Как справедливо замечает Гринуэй, постмодернистскому зрителю хочется жить среди созданных новыми художниками образов, осязать их и разговаривать с ними.
Питер Гринуэй : Я вообще никогда не мог понять, как нам пришло в голову изобрести кинотеатр, в котором нужно сидеть в темноте и пялиться в одну сторону. И не дай бог это полнометражный фильм – неподвижно сидеть два часа! Да мы даже во сне больше двигаемся! Но раз мы создали эту странную привычку, в наших руках ее и разрушить. К тому же и кино-то настоящего вы никогда не видели. Все, что вы видели – 111 лет иллюстрированного текста. Кино никогда и не было. Это гибрид, расплодившийся из книжного магазина.
Софья Корниенко: А как же экспериментальное кино?
Питер Гринуэй: Из экспериментальных фильмов на поверхность не выплывает почти ни одного – в отличие от изобразительного искусства. Пикассо был подпольным эксперименталистом, а теперь он в массовом почете.
Софья Корниенко : Мультимедийный художник, как предпочитает именоваться Гринуэй, теперь проводит свой эксперимент в главном музее голландской столицы. Инсталляция Гринуэя Nightwatching , названная так в честь самой знаменитой картины Рембрандта «Ночной дозор», представляет собой ювелирной работы световую проекцию прямо на оригинальное полотно великого юбиляра. Зал, в котором всегда висит «Ночной дозор», превращен-таки в подобие ненавистного Гринуэю кинотеатра, а картина играет роль экрана. В соседнем зале на стенах развешены видео-полотна, на которых актеры очень правдоподобно изображают всех 34-х героев картины Рембрандта, а Гринуэй рассказывает о страшной тайне, зашифрованной художником в «Ночном дозоре»:
Отрывок из звукового сопровождения к инсталляции « Nightwatching »: На своей картине художник собрал всех участников заговора против бывшего руководителя стрелковой компании, капитана Хасселбергера. Мотивами его убийства стали деньги и власть. Совершив преступление, новый капитан, Франс Баннинг Кок и его соратники смогут выгодно распорядиться приездом дочери английского короля Марии Стюарт, которая пожалует в Амстердам, чтобы заложить коронные драгоценности в поисках дополнительных средств, с помощью которых она надеется победить отца и его парламент в ходе грядущей гражданской войны в Англии. Главные заговорщики – Баннинг Кок, капитан, и Виллем ван Раутенберг, его лейтенант, однако в убийстве, которое принесет им денежный доход, заинтересованы все герои картины.
Софья Корниенко: После того, как Рембрандт выступил таким образом против амстердамской олигархии, у него демонстративно перестали покупать картины. Именно поэтому он и умер в нищете, говорит Гринуэй.
Питер Гринуэй : Не забывайте, что Рембрандт, когда он только начинал, тоже был своего рода представитель андеграунда. В то время было принято писать портреты военных лидеров в полной амуниции, очень статичные, на которых все богатство заказчика выставлено на показ. Рембрандт полностью разрушил эту традицию. Он поразил всех своей техникой, которую проще всего описать как застывший кадр кинопленки: все находятся в движении, при деле.
Рембрандт нарушал все коды поведения. Чего стоит один его Гименей. Кем бы Гименей? Это был мальчик на содержании у Юпитера, ребенок, которого Юпитер украл для услады собственных плотских утех. Взрывоопасная тема педерастии. Остальные художники осторожно подходили к этой теме. Что делает Рембрандт? Он пишет мальчика с обвисшими ягодицами и мочой, сочащейся из полового члена. Так Рембрандт атаковал табуированные темы.
Софья Корниенко: Гринуэй сам по образованию – живописец. Он признается, что Голландия с юных лет произвела на него неизгладимое впечатление и повлияла на выбор профессии.
Питер Гринуэй : Англичанам вообще ничего не стоит доехать до ближайшей заграничной столицы – ведь Амстердам даже ближе Парижа. Так что Амстердам – это был первый заграничный город, который я увидел ребенком. А художником я решил стать под влиянием пейзажей, которые англичане копировали с голландских полотен. К 17-18 годам я уже сам сюда приезжал на стипендию, и существовал здесь на морковке и жареной картошке. Переехал я в Амстердам из-за знаменитого Роттердамского Кинофестиваля, который раньше был значительно больше по калибру, потому что им руководил сам Хьюберт Болс. Чтобы представить себе, насколько велик был этот человек, достаточно упомянуть, что когда он умер – при весьма таинственных обстоятельствах – то на его похороны приехала вся кинематографическая элита – от Годара до Скорсезе. До сих пор работает Фонд Хьюберта Болса. Можно сказать, что он и меня – тогда маленького андеграундного режиссера – открыл, и представил меня Европе. Его помощник, Кейс Кассандер, вот уже 25 лет – мой бессменный продюсер.
Софья Корниенко : Для своей пятилетней дочери Гринуэй на будущее хочет подыскать иную страну проживания, так как, по его словам, ему известно из секретного отчета Эф-Би-Ай, что морская волна поглотит Нидерланды в ближайшие 35 лет в виду необратимых климатических изменений. Однако сам 64-летний режиссер остается предан своей второй родине.
Питер Гринуэй : Я с уважением и восхищением отношусь к голландской цивилизации. Я бы сказал, голландцы всегда «жили опасно». Они всегда были учителями мира в вопросах этики. Только подумайте: за время после Второй Мировой Войны им удалось разобраться со всеми противоречивыми вопросами, такими как аборты, гомосексуализм, эвтаназия. Новый вопрос – педерастия, очень затруднительный, на мой взгляд. В каком-то смысле на голландские взгляды в плане этики всегда ориентировался мир, потому что голландцы осуществляют за нас всех умственную работу, думают за нас. Более цивилизованную страну трудно найти, во всяком случае, так мне всегда казалось. Но они очень прагматичны, во главе угла – удобство.
Софья Корниенко : Остается только надеяться, что и Италия возьмет в расчет опыт амстердамского Рейксмузеума и разрешит Гринуэю осуществить свой следующий проект, а точнее – проекцию – на картину «Тайная Вечеря» Да Винчи. Она нынче в моде.
Иван Толстой: Французское фестивальное лето. Что, где, когда. И как. Наш гид – парижанин Дмитрий Савицкий.
Дмитрий Савицкий: Вы просыпаетесь однажды утром, включаете радио и слышите что-то ужасно знакомое… Пока булькает кофеварка вы пробуете 13й, 22ой, 37й каналы ТВ и констатируете, что и там в цвете ли, в черно-белом – идет уже виденное. Вам остается вздохнуть и объявить самому себе: настало время отпусков, редакции и студии пусты, всем все до фонаря и страна перешла на повтор передач, на Ретрансляции… Подобные открытия происходят почти без исключения на фоне непривычной тишины: город перестал пульсировать, рычать, греметь, скрипеть и взвизгивать, он тих, как деревенская окраина, что подтверждает и дрозд с заоконной катальпы…
Отпуска – законное и оплаченное впадение в детство или, по крайней мере, перемещение в юность, это эпоха ретро и дорожные ФМ крутят Нугаро и Сарду, Вартан и ее бывшего мужа – Холидея…
В 80 случаях из ста – впереди море, оно же – океан, пляжи Сан-Мало, Ля Боля, Киброна, Ланглет или Лаванду, Сан-Рафаэля… На раскаленных дорогах, разматывающихся на юг, из окон Пежо и Ситроенов хлещет соленая радио-водица, мутная от прибрежного песка; и запах подорожавшего бензина смешивается с запахом масла для загара…
Летняя Франция – страна фестивалей, выставок, спектаклей под открытым небом, концертов в садах и на пляжах. А так как население страны в этот период практически удваивается, то вполне можно понять министра экономики, для которого период фестивалей – важнейшая статья бюджета! Туристы и отдыхающие не только покупают билеты в театры Экс-ан-Прованса или Биарицца, но и платят за места в гостиницах, оставляют чеки и чаевые в ресторанах, кафе и лавках сувениров. Лето – это серьезный, но капризный бизнес. Ни чистое небо, ни умеренную температуру министерство культуры и министерство финансов заказать не могут… Экономический аналитик Франс-Инфо, Франсуаза Бенаму.
Франсуаза Бенаму: Фестивали существуют на все вкусы: «Музыкальные Прогулки» Реймса, «Хорегия» в Оранже, Международный фестиваль церковной музыки в Вероне, фестиваль фортепьянной музыки в Ла Рок д’Антерон, «ФранкоФоли» в Ла Рошеле, джазовые фестивали в Виллет, в Жуан-лё-Пан, в Сете, в Вьенне, в Мелузе, театральные фестивали в Раматуэле, на Корсике, само собой в Авиньоне, фестиваль «Уличных представлений» в Орияке..
И это , конечно, не все. Фестивальное безумие захлестывает не только нашу страну, но в такой туристической стране, как Франция, оно особенно весомо. Экономические аспекты фестивалей многообразны. Прибыль от них известна. К примеру бюджет авиньононского « IN »- фестиваля «весит» 9, 9 миллионов евро. 60% бюджета – это государственные и местные субсидии. Доход же от фестиваля – 22 миллиона евро. Причем неизвестно что именно составляет эту сумму: прибыль от продажи билетов? прибыль ресторанов, отелей и кафе?.. Но неизвестно так же во что обходится фестиваль самому городу. Однако главная прибыль фестивалей – это рабочие места…»
Дмитрий Савицкий: Летние фестивали с июня по сентябрь плодятся по всей стране. Вот, к примеру, танцевальный фестиваль в Вэзон-ла-Ромаэн, древнем городке в Воклюзе. Рассказывает устроитель фестиваля – Филипп Ноэль:
Филипп Ноэль: Это Фестиваль Танца, вернее ТАНЦЕВ, потому что он посвящен не только современному танцу, но и танцам всего мира. По мере сил мы искали повсюду, где могли, танцевальные постановки иных цивилизаций, других культур, но включая и нашу, конечно.
Наш поиск нас привел в этом году в Бразилию и Японию… Иногда мы находили нечто общее, общие корни, как, скажем в Южной Америке: у нас в Европе все же общее латинское культурное прошлое… Но когда мы были в Японии, это был шок, это был совсем иной мир.
В этом году мы принимаем группу «Санкай-Джуку» со спектаклем, который должен стать гвоздем сезона «Унетсу»… Это спектакль особенный, с «бютто» - традиционным японским танцем, столкнувшимся с западной культурой... Столкновение, как-никак, было драматичным. В этой танцевальной традиции мы наблюдаем одновременно и хорошо знакомую нам по поэзии и живописи японскую ясность, трезвость и – жестокость современного мира, с которой традиция столкнулась. Столкновение это дает более, чем любопытную картину. Это, одновременно, и танец боли и танец примирения».
Дмитрий Савицкий: Девиз фестиваля в Вэзон-ла-Ромаэн – «Выразить телом то, что нельзя выразить словами»
Кроме японской труппы на сцене античного театра города выступит Национальный балет Испании, танцевальная группа чечеточников из Гвианы - «Таманго Юрбан» и американские танцоры «Эрни Зейн Данс Компани» со спектаклем «В следующий раз вечером - я поклонюсь». Занавес закроется в этом году в Вэзон-ла-Ромаэн в конце этого месяца.
Одним из лучших джазовых фестивалей лета стал фестиваль в провансальском городке Вьенн. В этом году на фестиваль приехал секстет контрабасиста, певца и кларнетиста Маркуса Миллера, который во времена иные играл с Майлзом Девисом… Легендарный бразильский гитарист и певец Жильберто Жиль так же выступает на фестивале на этой неделе, как и пианист и певец Эдди Бо, трио гитариста Уилли Де Вилля и септет кубинских джазменов: Игнасио Пиньеро..
На Лазурном берегу одновременно проходит несколько джазовых фестивалей. На одном из старейших, в Жуан-лё-Пэн, играет последний из могикан джазового фортепьяно - Ахмад Джамаль..
Фестиваль в Жуан-лё-Пэн – июльский. Фанатики джаза в конце месяца переместятся в Марсьяк, местный фестиваль закончится лишь в середине августа, а кольмарский – будет самым поздним: первые две недели сентября. Многие джазмены начинают в конце июня в Париже и до конца сентября гастролируют по всей Франции…
Ветеран французской фотографии Раймон Депардон стал в этом году, сменив англичанина Мартина Парра, комиссаром престижной международной фотовыставки «Встречи в Арле». Мэтр фотографии, который начал печататься в 16 лет (1958 год, фотоагентство «Далмас») не выставил в Арле не одной собственной фотографии, целиком себя посвятив организации встреч фотографов и отбору фотографий для экспозиции. «Встречи в Арле» - это прежде всего выступления гостей в Античном Театре и вручения призов, симпозиум и мастерские классы. Этой, активной части «Встреч» посвящены первые две недели. Сама же экспозиция и мастерские классы растягиваются на все лето. Выставка закроется 17 сентября.
19 выпуск «Эстиваля» - то есть летнего фестиваля в Перпиньоне посвящен теме, близкой Джеку Керуаку и Бобу Диану – «Дороге». Он так и называется «В дороге». Это фестиваль многих жанров, от театрального, эстрадного до музыкального (не забыто 250летие со дня рождения Моцарта, его реквием и увертюры к операм будут исполнены в городском соборе).
Руан отмечает летний праздник искусств выставкой в музее Изящных Искусств - «Шедевры Флоренции из галереи Уффици». На выставке представлены картины от Средневековья до Возрождения. По решению устроителей выставка эта посетит лишь два города – Руан и Пекин. В Руане она продлится до 3 сентября.
Кинорежиссер Анес Варда подготовила довольно странную экспозицию, которая открылась в Париже в Фонде Картье на бульваре Распай. Это выставка воспоминаний, гигантских цветных пляжных открыток, фотографий ее любимого острова Нуармутьер и его жителей и сотен метров кинопленки, украшающих стены выставочного зала. Некий хэппенинг автора «Клер с пяти до семи» и «Жако из Нанта». Кстати, фильмы Анес Варда так же показываются на выставке, которая продлится все лето.
Главный же летний фестиваль Франции находится на полпути к пляжам Ривьеры – в Авиньоне. Это международный театральный фестиваль, который в этом году отмечает свое 60-летие…
В 1947 году актер и режиссер Жан Вилар, чей спектакль «Убийство в соборе» по пьесе Томаса Стернза Элиота успешно шел в Париже, был приглашен поэтом-сюрреалистом Ренэ Шаром выступить со своей труппой в Папском Дворце, где в то время была устроена гигантская выставка современной живописи. И какая выставка! Вот несколько имен из каталога 47 года: Брак, Джакоммети, Хуан Гриз, Миро, Кальвер, Шагал, Вильфи, Кандинский, Матисс, Пикассо… Жан Вилар предложение сначала отклонил, потому что Почетный Двор дворца, который должен был стать сценой, был слишком громадным для его спектакля, но позже решил, что он сможет поставить во дворце «Ричарда Второго» Шекспира… На помощь Вилару, которому нужно было переустроить Почетный Двор, пришли солдаты местного гарнизона. Так Папский Дворец впервые стал театральной сценой. Ни о каком фестивале в те времена Жан Виляр и не помышлял. В те послевоенные годы он думал о том, как завлечь в театр прежде всего молодежь, как вернуть именно молодежи театр. И это ему удалось.
Однако как превратить в сцену Почетный Двор? Эти древние камни, по которым стучали алебарды охраны и красные каблуки послов?
Бернар Фэвр д’Арсье, историк Авиньонского фестиваля и один из его директоров:
Бернар Фэвр д’Арсье: Виляру нужно было играть в папском дворце на открытом воздухе, в пространстве, которое ничем и не напоминало театр… Виляр прямо говорил, что «этот исторический монумент, просто напросто не подходит для этой цели». Игровая площадка Почетного Двора зимой вне сезона фестивалей - неузнаваема. Во-первых она неровная, на ней находится колодец, а в камнях выбито углубление, которое и поныне называется «бассейном пап». Здесь же пробита брешь в стене и вырос сад. Видны камни, служащие подпорками для досок сцены, но не только камни, но и папский нужник… Археолог без труда обнаружил бы на сцене древнюю потайную лестницу. Добавим еще заросли дикого кустарника и плющ, покрывающий одну из стен дворца. Честно говоря, история папского дворца еще не достаточно изучена, не оценена по достоинству. Но архитектурно дворец присутствует повсюду и представляет собой естественную декорацию, от которой зрительно невозможно избавиться. Для целого поколения режиссеров и декораторов папский дворец стал настоящим кошмаром. Они не знали, что лучше сделать: задрапировать его стены или наоборот использовать их, или даже – заставить и их играть».
Дмитрий Савицкий: Бернар Фэвр д’Арсье, историк Авиньонского фестиваля, бывший в период 1980-1984 и позже 1993-2003 директором фестиваля.
Жан Виляр сумел превратить Почетный двор в сцену и отныне в Авиньоне играют на десятках подмостков. Фестиваль делится на официальный и неофициальный. На IN и OFF. Комнаты в гостиницах заказывают за год вперед. Многие зрители летом начинают селиться в соседних городках.
В этом году отбирал спектакли для фестиваля французский хореограф венгерских кровей Жозеф Надж. Его считают новой звездой сегодняшнего европейского театра. Два спектакля Наджа идут в Авиньоне. Это французско-японский "Asobu" ("игра" по-японски), спектакль, посвященный памяти Анри Мишо; и второй спектакль "Пасодобль", сделанный в сотрудничестве с известным испанским художником Микелем Барсело. Питер Брук привез в Авиньон еще один спектакль из своего африканского цикла – «Сизве Банзи мертв». Хозяин конного театра "Зингаро" Бартабас, подготовил спектакль с цыганскими мотивами «Батутта»; и еще один – «Восход солнца», увидеть которой можно лишь действительно на рассвете – в 5.30 утра.
Ну, а из российских режиссеров в Авиньон приглашен на этот раз Александр Васильев он покажет возобновленный специально для Авиньона спектакль "Моцарт и Сальери. Реквием" и Гомерову "Илиаду. Песнь двадцать третью"…
Иван Толстой: В Англии недавно вышла книга Ричарда Дэвенпорта-Хайнса «Вечер в Мажестик». В парижском отеле «Мажестик» в 20-е годы английский меценат устроил вечер, куда пригласил самых знаменитых модернистов той эпохи - Пабло Пикассо, Джеймса Джойса, Марсель Пруст. О книге рассказывает наш лондонский корреспондент Елена Воронцова.
Елена Воронцова: 18 мая 1922го года британский писатель и меценат Сидней Шифф решил устроить большой прием в парижском отеле «Мажестик» на авеню Клебер. Поводом была мировая премьера «Байки про лису» Игоря Стравинского. Меценат пожелал собрать цвет европейской культуры того времени, всех тех, кого потом стали называть «модернистами». На вечер пришли знаменитые европейские хореографы, композиторы, художники и писатели, двое из последних – Джеймс Джойс и Марсель Пруст, явились с опозданием. Это был единственный раз в истории, когда Пикассо, Дягилев, Джойс и Пруст оказались вместе за один столом. Все они были тогда в расцвете творческих сил, и Пруст на тот момент пользовался наибольшим успехом и признанием. Он умер через 6 месяцев после приема в отеле «Мажестик».
С описания этого вечера британский писатель Ричард Дэвенпорт-Хайнс начинает повествование о Прусте. До сих пор этот автор был известен в первую очередь благодаря ряду книг по экономике и истории. Его перу принадлежит также биография английского поэта Уистена Хью Одена, и особняком стоит массивная работа, посвященная готической культуре. Автор подробно описывает слухи и интриги, волновавшие тогда парижский бомонд, но, по наблюдениям многих критиков, не всегда справляется с «музыкальными» темами.
Книга встретила неоднозначную реакцию критики. В первую очередь, многих сбивает с толку неопределенность жанра – это не совсем биография, это и не литературоведческое исследования «В поисках утраченного времени». Эйби Смит – директор центра женского образования, исследований и ресурсов при Дублинском университете
Диктор: На мой взгляд - книга весьма странная. Название сбивает с толку. Только в первой главе рассказывается об этом замечательном приеме в мае 22го года. Все же о вечере нельзя рассказывать на протяжении целой книги, и автор после первой главы забывает об этом событии и не возвращается к нему на протяжении всей книги. В современном мире книжного бизнеса в Европе выбор названия - редко привилегия автора, где-то Дэвенпорт-Хайнс говорит, что издателю пришла в голову идея книги о "модернистах" на званом приеме, таким образом книга бы рекламировалась - может быть, в этом причина такого названия. Но на самом деле эта книга - о Прусте, но, на мой взгляд, её очень сложно отнести к какому-либо жанру. Я не могу сказать, что для меня всякую книгу необходимо четко определить - роман ли это, биография, мемуары или что-то еще. Но эта книга зависает между семью разными категориями. С одной стороны - книга полна фактов разной степени значительности, на мой взгляд их даже слишком много. Настолько ли мне хочется знать подробности интерьера спальни Пруста? С другой стороны, весьма интересны пассажи, где автор рассуждает, что гомосексуальность могла значить для Пруста и какое влияние этот аспект имел на его жизнь - которую автор, кстати, безусловно приравнивает к творчеству Пруста, и я не могу сказать, что это корректно.
Елена Воронцова: Дэвенпорт-Хайнс с большим уважением относится ко всему, что связано с Прустом. В книге его рассказ о жизни Пруста переплетается с рассуждениями о его творчестве и перетекает опять в рефлексии по поводу прустовской неврастении, чтобы вернуться к деталям периода пруста-дуэлянта. Вот какое впечатление получил от книги писатель, джойсевед и общественный деятель Дэвид Норрис:
Дэвид Норрис: Я получил удовольствие от чтения. Мне как раз понравилось это детальные описания спальни - в этом было что-то зачаровывающее. Автор по-видимому пытался с первых страниц создать определенную атмосферу, и ему это частично удается - это ожидание, или предвкушение, ранний вечер перед приемом, действующие лица принимают ванны, готовятся к вечеру. Это рисует нам своего рода исторический набросок, мы видим некоторые подробности политических настроений в обществе, в прошедшем времени описываются недавние светские скандалы. Потом речь идет об организаторе вечера и о гостях - и этот перенос в настоящее время дает ощущения приближения события, вовлекает вас в действие. Меня при этом слегка разочаровало то, что повествование оказалось настолько сосредоточено на Марселе Прусте, я ожидал узнать больше и о других европейских модернистах. Кроме того, меня очень интригует фигура Дягилева. Занимательный момент в книге, где король Альфонсо спрашивает его, поддразнивая: "Чем же вы в конце концов занимаетесь в труппе? Вы не поете, не танцуете, не играете на пианино...", а Дягилев ему отвечает: "Ваше величество, я - как вы. Я не работаю, но я незаменим"
Разумеется, бесконечно глупо было изобразить Джойса как потрепанного пьяницу... В книге упоминается момент на том вечере, где европейский архитектор Ле Корбюзье был представлен Джойсу, и в беседе показано, как тот был неспособен поддерживать беседу. По стечению обстоятельств, я знаком с женщиной, которая познакомила их, и она рассказывала о той же сцене в совершенно другом свете. Она действительно была растерянна и поражена странной темой разговора "двух великих творцов", но сказала, что потом Корбюзье отзывался о Джойсе, как о потрясающе интересном человеке.
Елена Воронцова: Очень удачный термин употребил обозреватель британской «Гардиан» Саймон Каллоу. Он сравнил книгу Дэвенпорта-Хайнса с путеводителем. Будучи одним из тех шести седьмых читателей Пруста, которые не дочитали новелл до конца, действительно чувствуешь себя странно в городе чужих рассуждений о том или ином куске прустовского текста, сплетенными с подробностями его жизни. Как теряешься, читая путеводитель по незнакомому месту. Но путеводители читают ПЕРЕД тем, как отправиться в путь, и в этом, возможно, ключ к пониманию книги «Вечер в Мажестик». Автор, срезая углы и фокусируясь вдруг на деталях, проводит нас через историю писателя Марселя Пруста. «В поисках утраченного времени» становится более реальным, чем собственно жизнь. Книга Дэвенпорта-Хайнса безусловно увлекательна и оставляет читателя с мыслью найти томик Пруста и дочитать с того места, на котором остановился несколько лет назад.
Иван Толстой: Депутаты европейского парламента подписали декларацию о необходимости усиления защиты и сохранения религиозного наследия Северного Кипра. В декларации, в частности, осуждаются случаи мародерства в греческих православных храмах и монастырях, расположенных на территории Северного Кипра, оккупированной турецкими войсками. В документе также содержится призыв к Еврокомиссии предпринять необходимые меры по обеспечению защиты и восстановлению поруганных святынь. Рассказывает только что посетившая оккупированную территорию Юлия Кантор.
Юлия Кантор: Кипр получил независимость лишь в 1960 году, до того, находясь под протекторатом Великобритании. Гарантами его независимости выступили Греция, Турция и сама Великобритания, сохранившая на территории острова три мощные военные базы. Однако уже в 1974 году на Кипре произошла попытка вооруженного переворота, осуществленная так называемыми «черными полковниками», стремившимися сместить законного президента страны. Путч не удался и был благополучно подавлен внутренними войсками, но войска Турции – одного из гарантов независимости Кипра, под предлогом обеспечения правопорядка и защиты турецкого кипрского меньшинства высадились на севере Кипра. Заняв после сухопутных боев и бомбежек 37 процентов всей территории острова, турецкие войска остаются там и доныне.
О событиях тех дней вспоминает Элли, администратор одного из отелей города Протарас, находящегося на свободной кипрской территории – близ демаркационной линии:
«Никто не знал, что покидает свои дома навсегда. Когда начались бомбежки, мы уехали к родственникам, захватив только документы. И домой уже не вернулись. Теперь в домах греков живут либо турки-киприоты, либо переселенцы из Турции. Мои родители больше никогда не были в родных местах. Я поехала, чтобы посмотреть на дом, где родилась, посмотреть кто теперь живет в моей комнате, кто пользуется моим имуществом. Мне повезло. Меня встретили приветливо и даже пустили в дом, предложили чай. А многих моих знакомых новые хозяева даже не пустили на порог. Кстати, почти никто из греков-киприотов не ездит на оккупированные территории и вот по какой причине: почему, мы, граждане страны, должны получать визу на пребывание в одной из ее частей, незаконно оккупированных иностранной армией. Все мы очень ждем решения проблемы Северного Кипра, но вот уже три с лишним десятилетия решения нет».
На границе оккупированной территории сейчас стоят миротворческие войска ООН. В 2003 году турецкими властями были открыты контрольно-пропускные пограничные пункты, где выдается виза в Северный Кипр – на территорию самопровозглашенной и закономерно не признанной Кипрской турецкой республики. Совсем недавно туда разрешены экскурсии.
Наш микроавтобус стоит перед КПП, и после нескольких минут ожидания, гид приносит наши паспорта, куда вложены листочки с однодневной визой. Северный Кипр – самая, пожалуй, красивая и наиболее насыщенная археологическими памятниками часть острова. Но в путеводителях по Кипру сегодня вы даже не найдете упоминания о ней. Как не возможно нигде купить и открытки с достопримечательностями этой территории. А на оккупированной территории нигде не увидишь путеводителей по острову в целом – только по северной, нынче турецкой его зоне.
А достопримечательности здесь фантастические. Например, античный город Саламина, где сохранились руины Гимназиума с великолепными колоннами, мозаиками и даже остатками водопровода и канализации – свидетельствами уникального развития древнего города. Неподалеку – шикарные термы, сохранившиеся настолько, что можно даже мысленно реконструировать саму банную церемонию древних греков – залы, двойные каменные полы, в проем между которым подавался пар, остатки труб, бассейны для горячей и холодной воды… все это здесь.
Рядом с Гимназиумом – древний амфитеатр. На месте античной сцены, камни которой отлично сохранились, возведен грубый помост из железных прутьев и деревянных пластин. Под этим кощунственно неприглядным помостом, оказывается, скрыт сохранившийся мраморный столик для подношений Дионису – богу покровителю виноделия и театрального искусства. Но об этом сегодня знают лишь опытные экскурсоводы. Нынешние хозяева северной части острова, так сказать, осовременивают территорию. А европейские археологи, работавшие здесь с сороковых годов, ушли после начала турецкой оккупации. И уникальные археологические работы заморожены… А древняя вечная красота, уже порастает быльем и каким-то колючим чертополохом.
Несколько километров от античных руин, и вы попадаете в бывший монастырь святого Варнаввы, одного из первых христианских миссионеров, проповедовавших на Кипре. Теперь в покинутом монастыре, где находится гробница святого, расположился музей, куда собраны иконы из самого монастыря и близлежащих храмов. Это лишь малая толика редкостной коллекции культовых предметов – значительная часть исчезла без следа, уничтожена или вывезена с территории Северного Кипра оккупационными властями. Монастырю святого Варнаввы, находящемуся теперь в ведении турок-киприотов, то есть тех, кто жил на острове еще до оккупации 1974 года, - относительно повезло. Он не разрушен. А всего со времени ввода в 1974 году турецких войск на Северный Кипр более 130 местных церквей, часовен и монастырей было осквернено, 78 православных храмов превращены в мечети, 28 – в военные склады и госпитали, в еще 13-и расположились скотные дворы.
Но дальше, вдоль великолепного побережья. Когда-то четырех-пятизвездочные отели стали руинами после бомбежек турецкой авиации. Огромная территория города Фамагусты - 21 квадратный километр – обнесена сетчатой высокой оградой. Вид на современные руины – только через ее железные прутья. Стоит достать фотоаппарат, чтобы сфотографировать этот город-призрак, как буквально из-под земли вырастает человек в турецкой военной форме, и вежливо, но безапелляционно просит убрать аппарат.
На центральной площади города, известного всему христианскому миру благодаря тому, что на его территории когда-то было 365 храмов, фантастической красоты готический собор Святого Николая, возведенный в 14 веке. С этой средневековой готикой странно диссонирует вполне современный минарет на краю крыши храма. Теперь собор – мечеть Мустафы, а для того, чтобы попасть внутрь, необходимо не только снять обувь, как того требует мусульманский обычай, но и заплатить входную плату. Платят ли за вход в мечеть исповедующие ислам, или эта мзда распространяется только на иноверцев, мне служители мечети пояснить отказались.
На берегу моря – замок Кастелло времен венецианского владычества. Над входами в его форты – мраморные барельефы с изображениями крылатого венецианского льва. Самая знаменитая башня – башня Отелло. Помните Шекспира? Действие его знаменитой трагедии происходит в «одном из приморских городов Кипра» - в Фамагусте. Отелло, задушивший свою жену, — отнюдь не плод фантазии Вильяма Шекспира. Прототипом ревнивого мавра был Кристофер Мауро — венецианский правитель Кипра, живший в XVI веке. О жизни Мауро практически ничего не известно, кроме того, что он был успешным жестоким полководцем и несчастным мужем: убил свою жену, Дездемону, после того, как застал ее в спальне со своим оруженосцем. В трагедии Шекспира Мауро стал мавром, так как по-итальянски «маурос» – означает «черный». История и литература прошлых столетий в двадцать первом веке сомкнулись с реальностью. Цитирую Шекспира:
Для турок Кипр важнее, чем Родос,
И Кипром овладеть гораздо легче.
Родос твердыня, Кипр не укреплен.
Не так наивны турки, чтоб не видеть,
Где вред, где польза.
Вернусь к декларации Европарламента по защите христианских святынь и ситуации вокруг оккупированной Северной части острова. Правительство Турции официально заявило, что не намерено жертвовать Северным Кипром, то есть, выводить оттуда оккупационные войска, даже если это станет препятствием для вступления Турции в Евросоюз.
