Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие кинокритик Андрей Плахов.
Андрей Шарый: 20 картин включены в конкурсную программу 62-го Международного кинофестиваля, который открылся сегодня во французском городе Канны. Обращает на себя внимание изобилие громких имен в конкурсной программе киносмотра этого года. Мой собеседник в Каннах – известный московский кинокритик, президент Международной федерации кинопрессы ФИПРЕССИ Андрей Плахов.
Многие фестивали критикуют за то, что не удается в конкурсную программу привлечь большое количество звучных имен, для многих фестивалей это проблема, скажем, для московского. С Каннским фестивалем, похоже, происходит обратное, потому что, что ни имя, то чуть ли не великий современный режиссер. И Каннский фестиваль критикуют за то, что нет возможности для молодых, новых каких-то режиссеров, новых школ пробиться.
Андрей Плахов: Каннский фестиваль обладает самым высокий рейтингом в мире, и это означает, что у него самые большие возможности привлекать крупнейших режиссеров. В этом году возник такой конкурс на участие в конкурсе именно в Каннского фестиваля, что получили отказ такие выдающиеся, можно сказать, великие режиссеры американские, как Френсис Коппола и Джим Джармуш. Уже это говорит само за себя. Правда, Коппола в итоге оказался в Канне, он будет открывать своим новым фильмом "двухнедельник режиссеров", но это неофициальная программа. И вся эта ситуация спровоцировала конфликт.
И в то же время в Канне есть дебютанты, или молодые режиссеры. Например, картина английского режиссера Андреа Арнольд, которая будет показана завтра, это, в общем, одна из ее первых работ, вторая, по-моему, картина, а первая уже была показана в Канне. Или испанка Изабель Койшет, фильм называется "Карта звуков Токио" – тоже фильм, участвующий в конкурсе, тоже поставленный молодым режиссером. То есть Канн все равно, при всей этой невероятной конкуренции, оставляет какое-то пространство, какую-то нишу для молодых дарований, которые впоследствии начинают входить уже в эту каннскую номенклатуру.
Андрей Шарый: Ну, вот большая тройка нынешнего Каннского фестиваля, по крайней мере, для такой очень широкой кинематографической публики, - это Квентин Тарантино, Ларс фон Триер и Педро Альмадовар, все они участвуют в конкурсной программе со своими новыми фильмами. Каждый из этих фильмов может быть открытием, а может быть и не открытием. Такие звезды легко критиковать?
Андрей Плахов: Все режиссеры, которых вы упоминаете, включая Ларса фон Триера, - это кумиры 90-х годов, а следовательно, прошлого века. С моей точки зрения, все они уже прошли самый творческий этап своей биографии. Они, конечно, прекрасные режиссеры, продолжают делать великолепные фильмы, возможно, все это будут шедевры, но, тем не менее, все равно они останутся в истории, на мой взгляд, режиссерами ХХ, а не XXI века. Критиковать их можно, но, конечно, понимая их значение в истории кинематографа и в современной культуре.
Андрей Шарый: Тогда кто же из тех людей, которые представлены в конкурсной программе, режиссеры XXI века, на ваш взгляд?
Андрей Плахов: Очень сложный вопрос. Предположим, здесь есть режиссер Бриллианте Мендоза, режиссер, который обратил на себя внимание довольно скандальным, провокационным фильмом своим, предыдущим. Его новая картина называется "Кинатай". Что это будет – сказать трудно. Есть режиссер Джонни То. В общем, все они представляют экзотические, в основном азиатские культуры. Будет показана картина "Весенняя лихорадка" – это фильм китайского режиссера Лу Е, это гомосексуальная драма – вот все, что о ней известно. Есть палестинский режиссер Элия Сулейман, чрезвычайно интересный, который несколько лет назад прогремел фильмом "Божественное вмешательство". Возможно, что центр внимания переместится именно на эти территории, на территории экзотических так называемых стран, восточных стран, азиатских стран, которые, в общем-то, уже давно находятся тоже далеко не на периферии внимания, но, тем не менее, вопрос в том, что перевести именно на этом фестивале.
То, что было показано сегодня на открытии, это, конечно, не конкурсный фильм. Это картина "Вверх" режиссера Пита Доктера, которая представляет собой абсолютно новое явление в кино, ну, относительно тоже, конечно, новое, но, тем не менее, новый прорыв анимационной техники, которая позволяет вершить поистине чудеса.
Андрей Шарый: Я ошибусь, если скажу, что Каннский кинофестиваль – это такой тяжелый глянец мирового кино? И вот мультиком большим открывается программа. И там все пишут сейчас не только и не столько, может быть, о достоинствах фильма, сколько о нарядах звезд, о форме, в которой приехали кинозвезды, красной дорожке и так далее, и тому подобное. Нет ничего подобного в мире кино, только в Каннах это все можно увидеть. Можно ли сказать, что гламурный мейнстрим мирового фестивального кино задает именно Каннский фестиваль?
Андрей Плахов: С одной стороны, да. Но я всегда вспоминаю слова Жиля Жакоба, фактически руководящего Каннским фестивалем на протяжении уже трех десятилетий. И хотя сейчас он отдал как бы творческую часть программы Тьерри Фремо, но все равно он продолжает оставаться президентом, и не просто почетным, а во многом и идеологом Каннского фестиваля. Он всегда говорит о том, что "мы приглашает Шерон Стоун, Катрин Денев для того, чтобы публика пришла на них, но полюбила, на самом деле, вовсе не их, а фильмы Мануэля де Оливейра и Александра Сокурова". То есть, условно говоря, режиссеров абсолютно некоммерческих, не мейнстримовских.
И в этом смысле Каннский фестиваль устроен очень хитро. Действительно, давая ход этому гламуру, звездным дорожкам и прочим атрибутам светскости, на самом деле он поддерживает кино артхаусное, а иногда даже очень радикальное и экстремальное, в том смысле, что он дает ему промоушен. Фактически не было бы таких режиссеров, как тот же Оливейра, если бы не Каннский фестиваль, потому что он показывает практически каждый его новый фильм, представляет, создает ему платформу. Не было бы Карлоса Ригадеса и множества других режиссеров. Я бы даже сказал, что не было бы Ларса фон Триера.
Андрей Шарый: В этом году в программе "Особый взгляд" два фильма российских кинематографистов – это картина "Царь" Павла Лунгина и "Сказка про темноту" Николая Хомерики. Но, Андрей, я хочу спросить не о них, я просто их привел как пример того, что русское присутствие существует. Я вернусь сейчас к Каннскому фестивалю прошлого года и картине Сергея Дворцевого "Тюльпан", которая после успеха на Каннском фестивале пошла в европейском прокате. Я читал о том, что именно Каннский фестиваль обеспечил поддержку в европейском прокате. Что это означает?
Андрей Плахов: Каннский фестиваль обеспечивает внимание к фильму, а это означает прежде всего поддержку прессы. В Канне присутствует огромное количество журналистов, их несколько тысяч. За прессой идут дистрибьюторские компании, покупатели, которые покупают фильмы и пытаются прокатывать, даже если эти фильмы достаточно сложно показывать широкой аудитории. Все равно как бы это клеймо, этот лейбл Каннского фестиваля значит очень много в будущей судьбе любой картины. Но, конечно, все равно это не автоматический процесс. В европейском прокате существуют очень мощные структуры, специальные фонды, которые поддерживают прокатные позиции именно в отношении такого рода фильмов и создают те возможности, которых, к сожалению, эти фильмы лишены в российском прокате.
Андрей Шарый: Значит, для любого молодого, начинающего режиссера зацепиться хоть за какую-то программу Каннского фестиваля – это уже огромный успех.
Андрей Плахов: Безусловно, это так. И, скажем, Хомерики, которому это удалось – попасть вот в ту каннскую номенклатуру, еще будучи очень молодым режиссером, это для него очень большой кредит доверия. Лунгин, который уже давно в этой номенклатуре находится, все равно для него это большой успех – попасть даже в программу "Особый взгляд", а не в конкурс. Потому что я уже говорил о том, насколько велика была в этом году конкуренция.
