Программу ведет Евгения Назарец. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Татьяна Вольтская.
Евгения Назарец: В Петербурге, в редакции журнала "Звезда" прошла ретроспективная выставка ранних работ Михаила Шемякина. На выставке побывала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Редакция "Звезды" - одно из самых теплых и живых мест Петербурга. Странные, немного вычурные, полные изящества и соблазна ранние графические работы Михаила Шемякина выглядят на этих стенах очень органично - и это не случайно. Не случайно и он сам с такой грустью и нежностью смотрел на открытии выставки на эти работы и на эти стены. 47 лет назад, в 1962 году, здесь прошла первая персональная выставка юного Шемякина. Многие из тех работ попали и на эту выставку. Глядя на них, остается только удивляться, что, оказывается, в начинающем художнике, как в зерне, уже были почти все его главные темы, что уже тогда он находился под обаянием Гофмана, Достоевского, Гоголя, уже тогда был очарован магией Петербурга.
Михаил Шемякин: История моей выставки начиналась довольно странно. В коммунальной квартире, в которой я жил, где, как у Высоцкого пелось, "на 38 комнат всего одна уборная", раздался звонок и какой-то мужской голос попросил пропустить их вместе с приятелем посмотреть мои работы, что они очень интересуются моим творчеством. Ну, в то время мало кто интересовался моим творчеством. Пришли два человека, один симпатичный - такой семитского вида господин, с очень живыми глазами, это был Миша Хейфиц, а второй - такой русак, раздобревший немножко, опухший от пьянства, с такими водянистыми глазами, выжженными алкоголем, это был бывший милиционер и в то время уже довольно известный журналист и писатель Володя Травинский (?). Они прошли ко мне, представились, что они работают в журнале "Звезда", и у них возникла идея - делать выставки молодых художников в их клубе. Я был, конечно, польщен, это первый раз мне предложили выставить мои работы. И когда они увидели развешанные у меня натюрморты, мою графику к Достоевскому, Гофману, мне предложили приехать, посмотреть помещение. Я был счастлив, согласился, и через некоторое время здесь произошло первая в моей жизни экспозиция работ. Выставка прошла довольно успешно, выступал на ее закрытии Николай Павлович Акимов. Это было событие. Почему я запомнил, что обои были розовые? Ну, во-первых, они здорово мешали. А во-вторых, в то время самой большой звездой в Петербурге был Михнов-Войтенко, замечательный художник-абстракционист. Его пригласили посмотреть мои работы в тот момент, когда меня не было. Мне позвонил Володя Травинский и сказал, что Войтенко просмотрел все работы, и, когда его спросили "ну как мнение ваше об этом молодом художнике?", Михнов-Войтенко сказал "обои очень красивые" и ушел. Поэтому обои мне врезались в память. Было мне в то время 18 лет. Пришлось соврать, что мне 24 года, потому что в 18 лет никого не выставляли в то время, ну, никак нельзя было такому молодому художнику попасть на выставку.
Татьяна Вольтская: Михаил Шемякин, при всей подкупающей простоте обращения, был и остается художником загадочным: ни одна работа его, по-моему, не может быть объяснена до конца. Это видно и в ранних офортах, и в иллюстрациях к Гоголю и Достоевскому. Вот этот сон Раскольникова, где он все бьет старуху-процентщицу топором по голове, а она все заливается "тихим, неслышным смехом". Голая комната, окно без штор, как глаз без века, на стуле маленькая старушонка, игрушечная, как чайная баба, на стене - подозрительно живое платье отдельно от плечиков, на полу, в беспощадном луче, бьющем из окна, ползает на коленях Раскольников с топором, в страхе оглядываясь на бесконечную анфиладу таких же комнат - повторений сна. Опять же невозможно не удивиться, насколько открылась молодому художнику природа кошмара. А чего стоит крохотный, жалкий майор Ковалев, пресмыкающийся на коленях перед огромным, важным Носом в треуголке и пенсне, носом, который уже несколько напоминает поздних героев Шемякина - крыс, разбежавшихся дьявольскими тенями по его блистательной гофманиане. Шемякин и сегодня занимается книжной графикой, не так давно он проиллюстрировал для книги Владимира Рецептера пушкинскую "Русалку, а в издательстве "Вита Нова", правда, уже очень давно, готовится книга "Владимир Высоцкий. Две судьбы".
Евгения Назарец: В Петербурге, в редакции журнала "Звезда" прошла ретроспективная выставка ранних работ Михаила Шемякина. На выставке побывала Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Редакция "Звезды" - одно из самых теплых и живых мест Петербурга. Странные, немного вычурные, полные изящества и соблазна ранние графические работы Михаила Шемякина выглядят на этих стенах очень органично - и это не случайно. Не случайно и он сам с такой грустью и нежностью смотрел на открытии выставки на эти работы и на эти стены. 47 лет назад, в 1962 году, здесь прошла первая персональная выставка юного Шемякина. Многие из тех работ попали и на эту выставку. Глядя на них, остается только удивляться, что, оказывается, в начинающем художнике, как в зерне, уже были почти все его главные темы, что уже тогда он находился под обаянием Гофмана, Достоевского, Гоголя, уже тогда был очарован магией Петербурга.
Михаил Шемякин: История моей выставки начиналась довольно странно. В коммунальной квартире, в которой я жил, где, как у Высоцкого пелось, "на 38 комнат всего одна уборная", раздался звонок и какой-то мужской голос попросил пропустить их вместе с приятелем посмотреть мои работы, что они очень интересуются моим творчеством. Ну, в то время мало кто интересовался моим творчеством. Пришли два человека, один симпатичный - такой семитского вида господин, с очень живыми глазами, это был Миша Хейфиц, а второй - такой русак, раздобревший немножко, опухший от пьянства, с такими водянистыми глазами, выжженными алкоголем, это был бывший милиционер и в то время уже довольно известный журналист и писатель Володя Травинский (?). Они прошли ко мне, представились, что они работают в журнале "Звезда", и у них возникла идея - делать выставки молодых художников в их клубе. Я был, конечно, польщен, это первый раз мне предложили выставить мои работы. И когда они увидели развешанные у меня натюрморты, мою графику к Достоевскому, Гофману, мне предложили приехать, посмотреть помещение. Я был счастлив, согласился, и через некоторое время здесь произошло первая в моей жизни экспозиция работ. Выставка прошла довольно успешно, выступал на ее закрытии Николай Павлович Акимов. Это было событие. Почему я запомнил, что обои были розовые? Ну, во-первых, они здорово мешали. А во-вторых, в то время самой большой звездой в Петербурге был Михнов-Войтенко, замечательный художник-абстракционист. Его пригласили посмотреть мои работы в тот момент, когда меня не было. Мне позвонил Володя Травинский и сказал, что Войтенко просмотрел все работы, и, когда его спросили "ну как мнение ваше об этом молодом художнике?", Михнов-Войтенко сказал "обои очень красивые" и ушел. Поэтому обои мне врезались в память. Было мне в то время 18 лет. Пришлось соврать, что мне 24 года, потому что в 18 лет никого не выставляли в то время, ну, никак нельзя было такому молодому художнику попасть на выставку.
Татьяна Вольтская: Михаил Шемякин, при всей подкупающей простоте обращения, был и остается художником загадочным: ни одна работа его, по-моему, не может быть объяснена до конца. Это видно и в ранних офортах, и в иллюстрациях к Гоголю и Достоевскому. Вот этот сон Раскольникова, где он все бьет старуху-процентщицу топором по голове, а она все заливается "тихим, неслышным смехом". Голая комната, окно без штор, как глаз без века, на стуле маленькая старушонка, игрушечная, как чайная баба, на стене - подозрительно живое платье отдельно от плечиков, на полу, в беспощадном луче, бьющем из окна, ползает на коленях Раскольников с топором, в страхе оглядываясь на бесконечную анфиладу таких же комнат - повторений сна. Опять же невозможно не удивиться, насколько открылась молодому художнику природа кошмара. А чего стоит крохотный, жалкий майор Ковалев, пресмыкающийся на коленях перед огромным, важным Носом в треуголке и пенсне, носом, который уже несколько напоминает поздних героев Шемякина - крыс, разбежавшихся дьявольскими тенями по его блистательной гофманиане. Шемякин и сегодня занимается книжной графикой, не так давно он проиллюстрировал для книги Владимира Рецептера пушкинскую "Русалку, а в издательстве "Вита Нова", правда, уже очень давно, готовится книга "Владимир Высоцкий. Две судьбы".
