6 мая в Мюнхене умер писатель Михаил Кононов, автор “Голой пионерки”, - книги, написанной в 1980-м году, двадцать лет ждавшей публикации и ставшей одним из самых знаменитых русских романов начала 21-го века. О Кононове в эфире Радио Свобода вспоминали петербургские литераторы.

Михаил Кононов родился в Ленинграде в 1948 году, окончил Педагогический институт имени Герцена, работал электромонтером, инженером, школьным учителем, институтским преподавателем. Писал стихи, рассказы, очерки. Помню, и я когда-то встречала его в коридорах Дома писателей - улыбка, “привет!”, “привет!”. Ничто не предвещало, что когда-нибудь я буквально не смогу оторваться от его романа “Голая пионерка - одной из самых пронзительных и высоких книг о войне.

- Сама ситуация с Михаилом Борисовичем Кононовым, умершим накануне Дня Победы, 6 мая, совершенно парадоксальная и удивительная, - уверен петербургский критик Никита Елисеев. - Много ли есть писателей, которые остались авторами одной книги? Я могу вспомнить только Шолохова, “Тихий Дон”. Как-то так получилось, что у Кононова осталась одна книжка. Зато какая!

“Голая пионерка” - его первая книжка. Он написал ее в 1980 году, после того, как познакомился с Валентиной Владимировной Чудаковой - замечательной писательницей, автором книжки “Чижик с характером”, фронтовичкой-пулеметчицей, ушедшей на фронт очень рано. После войны она была народным судьей. Чудакова рассказала Кононову историю, из которой и выросла “Голая пионерка”. История эта была очень простая: как она попала в окружение, выходила вместе с людьми из окружения и напоролась на Жукова, главнокомандующего. Жуков расстреливал каждого третьего отступившего. И, покуда он стрелял из браунинга, он дошел до будущей народной судьи. Она упала в обморок. Увидев эту картину, Жуков спрятал браунинг в карман и уехал. Собственно, этот эпизод и стал тем, из чего выросла “Голая пионерка”.

- То есть это реальный эпизод?

- Абсолютно реальный. Валентина Чудакова хотела написать книгу сама - как раз когда умер Георгий Константинович Жуков. Но не написала: поскользнулась, упала, сломала правую руку, вскоре после этого умерла от инсульта. А эту историю изложил Михаил Борисович Кононов в эпилоге к своей книге.

Так вот, он написал ее в 1980 году. Между 1980 и 2001 он издал всего, по-моему, две книжки для детей. Все. Лишь через 21 год он опубликовал эту повесть в издательстве “Лимбус Пресс”, благодаря Виктору Топорову. Топоров поставил на эту повесть: он только пришел в “Лимбус” редактором. Собственно говоря, это была его первая заявка, и заявка мощная.

Один из удивительных парадоксов этой повести: когда она вышла, не было ни одной отрицательной рецензии. Про Георгия Владимова, “Генерала и его армию”, было написано немерено ругани: вот он, такой-сякой, оболгал армию. А про эту повесть – нет. Хотя повесть - про полковую проститутку, которая, по совместительству, является пулеметчицей.

- Причем проститутку несовершеннолетнюю - которая, по своей пионерской сути, даже не понимает, что с ней происходит.

- Плюс к этому там еще изображен совершенно жуткий Жуков, который назван Зуковым. Полное чудовище, полный монстр, страшный кровопийца. И вот про "Голую пионерку" сразу после ее опубликования не было никакой ругани. Более того: шли исключительно восторженные описания. Я подумал, потом уже, что на самом-то деле эта повесть глубоко славянофильская и русофильская. Раз проститутка, то святая, раз насильники (а кто они еще?), так страстотерпцы, раз снег, так горячий, раз вода, то сухая... На самом деле "Голая пионерка" - славянофильский рассказ. О том, почему нищая, плохо вооруженная, странная страна победила огромную военную машину: потому что у нее была душа.

И финал этой повести какой? Идут в атаку пехотинцы, а над ними летит душа этой самой Маши Мухиной, Мухи. На ноге у нее болтаются белые трусики, и вроде она, как душа, охраняет всех этих героических пехотинцев.

Литература занимается человеком в экстремальных условиях. И главное, что сделал Кононов, за что ему воздастся - это то, что он назвал экстремальные условия действительно экстремальными и страшными. То, что он не стал их эстетизировать. Действие этой повести происходит во время блокады Ленинграда - и Кононов дает свое мистическое, нерациональное объяснение тому, почему приходит победа. Потому что основа этой победы - это такая душа, которая из жалости, из любви дает всем подряд. Это Маша Мухина, Муха.

- Но она имеет еще вторую жизнь, скрытую.

- Она летает. А форма страшная, которая надета на эту душу - это жуткий генерал Зуков. Ночью из Мухи вылетает душа и летит над городом. Она называется Чайка. И вот в тот момент, когда Чайка летит над окопами, над Ленинградом, она непосредственно общается с генералом Зуковым. Кононов дает мистическое, странное, жуткое объяснение тому, почему, собственно говоря, произошла победа. Потому что с одной стороны существовал страшный военачальник, власть. А с другой стороны - вот эта покорная, все отдающая, жалеющая всех душа.

- Какое место, по-вашему, занимает “Голая пионерка” в литературе о войне?

- С одной стороны, она - в ряду многочисленных пацифистских произведений о войне. Хеллер вспоминается, “Уловка 22” - изображение войны не как чего-то прекрасного, напряженного, как у Эрнста Юнгера, а как чего-то страшного, античеловечного. Не так, как, скажем, у Ремарка и Хемингуэя - с какими-то там мужественными вещами, - а с известной насмешкой. Но, опять-таки, от Хеллера, от откровенно издевающихся над войной книг, эта книжка отличается огромной любовью к тем, кто в эту самую войну вовлечен.

Был такой Леон Тоом - погибший советский поэт. Он нигде не печатался, и у него было одно стихотворение, которое кончалось словами: “Нет ничего ужаснее войны, нет ничего прекраснее солдата”. И вот в “Голой пионерке”, конечно, такое есть: нет ничего ужаснее войны, и нет ничего прекраснее этой Мухи и тех хороших солдат.

Чем еще она отличается от Хеллера и от "Чонкина" – конечно, трагизмом. Можно сказать, что это в чем-то уникальная книга: с одной стороны - издевательская и смешная, с другой стороны - очень трагичная и сентиментальная. Собственно говоря, это любимый вариант русской культурной традиции.

Если говорить, в какой традиции сделана эта книга, то, как это ни странно, вспоминается “Андрей Рублев” Тарковского. Те же самые грязь, безобразие. И вдруг, среди грязи и безобразия возникает нечто совершенно прекрасное, нежное. Сентиментальное, опять же. Ну, она проститутка. Но какая же она проститутка? Она - святая.

Писатель и журналист Владимир Соболь вспоминает о Михаиле Кононове - человеке.

- Познакомился я с Мишей Кононовым достаточно забавным образом. Тогда я был раза в два моложе, порывался войти в Союз советских писателей. Пришел в Дом писателя - тогда еще живой, целый и невредимый, - и спросил, куда здесь можно податься. Мне сказали, что есть Клуб молодых литераторов; "пожалуйста, идите". Я и пришел с улицы. Отрываю дверь, сидит толпа народа, человек тридцать. Говорю: “Здравствуйте, ребята! Я к вам. Возьмите меня в компанию”. “А кто ты такой?” - говорят. Я называюсь. “А что ты умеешь?” И вдруг вскакивает человек, совершенно незнакомый, и начинает кричать: “Да я знаю его, да он только что напечатал замечательную повесть в “Молодом Ленинграде”, да это наш человек, ребята, надо его взять обязательно!”. Это и был Миша Кононов. Так я оказался в этом Клубе молодых литераторов, за что я ему вечно благодарен.

Потом мы несколько раз пересекались в литературной жизни, - но, в общем, жили немножечко в разных мирах. А потом, в последний раз, он мне вдруг неожиданно позвонил: сказал, что он в Германии на ПМЖ, что он болен, что ему сделали операцию на мозге. И, как писал Александр Моисеевич Городницкий, “разъединяют нас пути, объединяет нас лихая непогода”. Вот когда непогода была в те годы, то как-то мы все были вместе, жались друг к другу. А потом вдруг оказалось, что есть много путей. И каждый побежал по своей дорожке.

- Я не могу сказать, что мы с Мишей Кононовым дружили или хотя бы приятельствовали, - говорит критик и писатель Виктор Топоров, опубликовавший роман "Голая пионерка" в бытность главным редактором издательства “Лимбус Пресс”. - Мы сталкивались в Союзе писателей, сталкивались в Комарово; я всегда к нему относился снисходительно. Потом в Комарово он дал мне прочитать рукопись "Голой пионерки", и я с удивлением понял, что это блестящий роман. Я ему тогда сказал, что, будь я издателем, я бы его издал. Потом, когда я стал издателем, я это сделал сразу же. Кононов, безусловно, был автором одной вещи; более того, эту вещь он написал, по большому счету, случайно. Не то, что случайно: он, подобно известному мореплавателю, искал Индию, а нашел Америку.

Название “Голая пионерка” придумал я, извлек его из текста. Из-за чего, в частности, так складывалась судьба этого романа? Он у него назвался “Эх, бляха-муха!” И вот как-то никто не хотел эту “бляху-муху” даже раскрывать, роман очень долго не мог найти издателя. Или ему предлагали какие-то чудовищные сокращения, перестройки, - что не пошло бы ему на пользу. Когда этот роман был написан, Миша замыслил его как некую запоздалую антисоветскую сатиру, такое новое издание "Чонкина". А я его прочел и понял, что уже и время для этого созрело – для первого символического романа о войне, на которую сейчас большая мода. По сути дела, единственная категорическая правка, которую я у него сделал, помимо названия, - у него как-то очень нехорошо назывался маршал Жуков, и мы его сделали нейтрально: маршалом Зуковым.

После того, как я напечатал Мишу, его начали широко переводить на иностранные языки. Кирилл Серебренников поставил прекрасный спектакль с Чулпан Хаматовой в роли Мухи. Но тут какими-то житейскими поворотами, в самом начале его славы, Кононова занесло в Германию - где он и жил, где он и умер. И, приезжая сюда, он попадал не в свою тарелку, явно не в свою компанию. Он выпадал. Он не понимал того, что даже если ты написал бестселлер, - но если ты человек не гламурный, то тебя как бы игнорируют. В начале 2000-х годов это уже намечалось. Он был труден в поведении, он срывал или осложнял зарубежные гастроли, которые устраивали его литагенты. В общем, он делал все, чтобы не дать своей славе разрастись до тех масштабов, до которых она, безусловно, должна была дойти.

И с другой стороны - об этом тоже нельзя забывать. - весь этот период, 2000-е годы, он прошел через все операции на мозге: у него мозг просто отрезали по частям. Это, конечно, трагическая жизнь. Он все годы говорил, что он пишет что-то новое - роман, философские размышления; но было понятно, что ничего он уже не напишет. Да и ранние его рассказы - неплохие, но не более того. Вот у него был взлет – “Голая пионерка”; с ней он в литературе и останется.

- Я тоже очень высоко ценю этот роман. Но мне показался каким-то чужеродным этот эпилог - как будто Кононов сам испугался своего взлета. Как будто он извиняется за всю эту метафизику, - и дает в эпилоге встречу с реальной фронтовичкой, в качестве прозаического объяснения.

- Вам правильно показалось. Более того, я велел этот эпилог выкинуть, и велел редактору Коровину за этим проследить. Но поскольку их работа над романом проходила, в основном, в бане за бутылкой водки, то в какой-то момент Кононов уговорил Коровина это оставить. И я увидел это только в книге - и сильно огорчился.

- Он сам не поверил тому, что он написал?

- Да. Он думал, что его притянут за распространение антисоветских слухов, как в старые времена. Он бы сказал: “Как антисоветских? Вот у меня был живой прототип, который мне все это рассказывал”, и тут его бы уже никто не притянул. Это как рассказать первоисточник мифа о Прометее. А мы не нуждались в первоисточнике.

- То есть это было его алиби, его оправдание для советских времен?

- Для советских и для постсоветских. Этот роман лежал долгие годы в журнале “Дружба народов”. Они требовали цензурных сокращений, эротику убирать. Был случай, когда этот роман уже начали печать, но возмутились наборщики и набор рассыпали - издательство “Советский писатель”, ленинградское отделение...

Не надо было на него давить. Человек один раз выступил таким божественным органом, слухом своим уловил что-то, - и написал.