Ссылки для упрощенного доступа

Русская муза на Первой мировой


Июнь 14-го. Русские солдаты на позициях
Июнь 14-го. Русские солдаты на позициях
От патриотических частушек и шапкозакидательских ямбов - до первых поэтических осмыслений трагедии России. Так встретили август 1914-го и последующие события российские поэты.

Летом 2009 года - сразу два юбилея страшной европейской войны прошлого века, Первой мировой. 90-летие Версальского мирного договора пришлось на 28 июня – и почти никто не вспомнил об этом событии, а ведь именно Версальский договор (и несколько последующих соглашений) во многом создал нынешнюю политическую карту континента. Вместо распавшихся Австро-Венгерской, Германской, Российской и Османской империй, появилось около десятка независимых государств, созданных уже по иному, так называемому "национальному" признаку. Думали ли об этом Николай II или Вильгельм II, начиная войну за пять лет до этого?

А началу Первой мировой этим летом исполняется 95 лет. Самое время вспомнить то жаркое, сухое лето 1914 года. Июль.
Русская Муза бренчит на лире военные марши
Австрийский ультиматум Сербии, русский ультиматум Австро-Венгрии, германский ультиматум России. На Дунае уже грохочут первые пушки. Выходит в свет сдвоенный, шестой с седьмым, номер петербургского литературно-художественного журнала "Аполлон". Самое эстетское издание того времени открывается не обычным рекламным листом, а "Обращением от Петроградского общественного управления": "Граждане! Великие, страдные дни переживает ныне Россия!" На обороте – "Объявление Скобелевского комитета по открытию госпиталя-санатория для лечения воинов". Но это все проза. А что же поэзия, что же Русская Муза в эти жаркие дни начала европейской войны?

Русская Муза бренчит на лире военные марши. Поэтический раздел, открывающий летний выпуск "Аполлона", прямо-таки звенит литаврами, ухает медью, стрекочет барабанами. Больше всего, естественно, достается врагам – немцам и венграм, а также собственным несостоявшимся союзникам – болгарам. Сергей Маковский грозит:

Да будет! Венгра и тевтона,
Сметут крылатые знамена
Ивановских богатырей!

В другом стихотворении он грозно предупреждает:

Болгары! Кровь зовет к ответу…
Предательства не утаить.
Славяно-русскому завету
Ужель не быть?

Достается немцам и от Георгия Иванова:

Насильники в культурном гриме,
Забывшие и страх, и честь,
Гордитесь зверствами своими,
Но помните, что правда есть.

"Культурный грим" насильников, надо сказать, довольно аляповат - особенно у одного из лучших русских поэтов XX века. Впрочем, для Иванова еще все впереди: война, революция, гражданская война, эмиграция, смерть в доме для престарелых в "богомерзком Йере", гениальность - купленная злобой и отчаянием изгнания.

Но вернемся в лето 1914-го, к сдвоенному "военному" номеру журнала "Аполлон". Совсем уже странным выглядит всплеск национальной ненависти у тихого поэта Бориса Садовского. Садовской, лирический стихотворец, стилизатор, наследник фетовской линии, вдруг воспевает - нет, даже не геройства русской армии в боях с супостатами, а банальный погром германского посольства, устроенный питерской толпой. Погром, завершившийся низвержением с крыши здания скульптурных всадников, ведущих под узцы своих скульптурных коней:

…И лица дерзкие нахмуря,
Коней держали два врага…
…Когда же вспыхнул пыл военный
В сердцах, как миллион огней,
Они низринулись мгновенно
С надменной высоты своей…
…Пади, германский гладиатор!
Останови коней, Тевтон!

Процитированное творение своим идиотическим шапкозакидательством вызывает в памяти официозные патриотические частушки, появившиеся в то же время:

У союзников французов
Битых немцев целый кузов.
А у братьев англичан
Драных немцев целый чан.

Или несколько более жеманные:

Отвалилось у Вильгельма
Штыковое рыжеусие,
Как узнал лукавый шельма
О боях в Восточной Пруссии.

Вообще же, сочиняя стихи "на военный заказ", почти все русские поэты решительно дурнели, теряли мастерство и элементарный здравый смысл. Михаил Кузмин сочинил нечто вроде "садистских куплетов":

Мой знакомый – веселый малый,
Он славно играет в винт,
А теперь струею алой
Сочится кровь через бинт.

А Сергей Городецкий предвосхитил знаменитое через поколение "на поле танки грохотали" таким опусом:

Пролив белел в ночном тумане,
И чайки подымали крик,
Когда взлетели англичане
И взяли курс на материк.

Хотя, конечно, не все поэты оказались глухи к, перефразируя Блока, "музыке истории". Анна Ахматова одной из первых расслышала в грохоте победной меди настоящий голос войны – плач и рыдание:

Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятками стонут солдатки
Вдовий плач по деревне летит.

Может быть, потому, что тогда она сама стала "солдаткой"? Поверх барьеров литературных течений и группировок, солдатке Ахматовой подает руку пацифист Хлебников:

Русское мясо! Русское мясо!
………………………………
Сыны!
Где вы удобрили
Пажитей прах?
Ноги это, ребра ли висят на кустах?

Таких стихов в "европейском" "Аполлоне" не печатали. Впрочем, напечатали другие. Вот как заканчивается стихотворение Мандельштама "Европа" из того же выпуска журнала:

Европа цезарей! С тех пор как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерених –
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта!

Напророчил европейскую судьбу русский поэт: спустя четыре года из пяти империй, начавших войну, выжила лишь одна. Таинственная карта Европы стала совсем другой.
XS
SM
MD
LG