Евросоюз и Турция возобновили переговоры о путях турецкой интеграции в ЕС. Речь идет уже не о времени вступления в Евросоюз, а именно о возможном участии страны в его структурах. При этом отношения Анкары и Брюсселя нельзя рассматривать вне исторического контекста.
Обоюдного энтузиазма, который был характерен для начала двухтысячных, уже нет – по разным причинам, главная из которых заключается в скептической позиции многих стран-членов ЕС, прежде всего, Франции. В свою очередь, турки обвиняют руководство ЕС в исламофобии, колониальных замашках и высокомерии христианской культуры в отношении всех иных. Так случилось, что отношения Анкары и Брюсселя неотделимы от цивилизационных дискуссий и исторического контекста.
Несколько лет назад бывший президент Франции (и глава комиссии, разработавшей проект конституции Евросоюза, впрочем, провалившийся) Валери Жискар Д’Эстен предупредил: "Принятие Турции в ЕС будет означать конец Объединенной Европы". Голос бывшего французского президента – голос исторический, в нем отражен страх европейца поза-позапрошлого века; для него турок – непременный янычар (которые, кстати говоря, редко были этническими турками) с кривой саблей в одной руке и зеленым знаменем пророка в другой. И, конечно, в окружении горы трупов.
Глаза этого европейца видят: дымится кровь на улочках христианских деревень в Болгарии, Сербии, Греции… Конечно, было и такое. Первый турок вступил на землю Европы как воин-завоеватель. Это произошло, по всей видимости, в 1354 году, когда войска предводителя турок Урхана, завоевав все малоазийские владения дряхлой Византийской империи, взяли Галлиполи на европейском берегу Дарданелл. После этого турки вторглись во Фракию и в 1361 году преемник Урхана – султан Мурад Первый – сделал столицей государства Адрианополь. В последующие сто лет почти все Балканы оказались под османским владычеством – несмотря на то, что в самом начале XV века турки были разгромлены легендарным Тамерланом, а их султан Баязид после поражения при Ангоре был взят в плен. Тамерлан уморил Баязида, посадив его в железную клетку.
Европа, конечно, пыталась сопротивляться. Но ситуация осложнялась тем, что ее юго-восточная часть, включая, естественно, остатки Византии, была православной. Христианнейшие монархи Франции, Англии, император Священной римской империи германской нации, не говоря уже о папе римском, не очень сочувствовали болгарам, грекам и сербам. Более того, папство решило воспользоваться страшной опасностью и навязала восточных христианам в 1439 году унию, которую, впрочем, не приняло большинство православных. На самом деле, католический Запад, занятый собственными распрями – от "авиньонского пленения пап" до Столетней войны – не был в состоянии помочь; дважды – в 1396 году под Никополем и в 1444 году под Варной – цвет европейского рыцарства оказался бессилен перед лицом превосходной турецкой армии, состоявшей из янычар, сипахов и вспомогательных отрядов союзников.
Обреченный Константинополь пал в 1453 году. Султан Мехмед Второй сделал его столицей новой империи; главная православная святыня – собор Святой Софии была превращена в главную столичную мечеть. И это действительно была империя: до конца 17 века энергичные султаны смогли раздвинуть пределы своих владений до Северной Африки, Судана, Дуная. Финальная точка была поставлена в 1688 году: лишь польский король Ян Собесский смог спасти Вену от несметной османской армии. Венцы смогли спокойно допивать свой турецкий кофе.
После этого движение приняло обратное направление. Два с лишним века европейцы отгрызали и отрывали от покрывала Османской империи маленькие и большие куски. Наконец, в 1920 году многонациональная империя растворилась, на ее месте образовалась национальная Турецкая республика, основатель которой Кемаль Ататюрк перенес столицу вглубь Малой Азии, в Анкару. Но это вовсе не означало "ориентализации" новой Турции; наоборот, Ататюрк положил начало светскому государству, ориентированному на европейские ценности, пусть и не на все.
Такой страна продолжает пребывать до сих пор; причудливый симбиоз Востока и Запада, имеющий все же, больше общего с Европой, нежели с соседними Ираном или Сирией. Если считать Евросоюз не случайным объединением по географическому признаку, то противники вступления Турции в ЕС глубоко не правы.
Не правы они и еще в одном, не менее важном. Надо уметь быть благодарным – за турецкий кофе и пахлаву, за всю балканскую и греческую кухню (которая все равно бледнее источника – турецкой), за тюльпаны и диваны, за турецкие бани в конце концов! Ну и, конечно, за то, что именно здесь, в Османской империи, в загадочной жизни турок и их соседей нашли объект поэтического и художественного вдохновения Кристофор Марло и Вольфганг Амадей Моцарт, Джордж Байрон и Константин Леонтьев, Делакруа и Вольтер, Жерар де Нерваль и Александр Пушкин. Мы должны быть благодарны хотя бы за Пушкинское:
Стамбул отрекся от пророка;
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил –
Стамбул для радостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.
Обоюдного энтузиазма, который был характерен для начала двухтысячных, уже нет – по разным причинам, главная из которых заключается в скептической позиции многих стран-членов ЕС, прежде всего, Франции. В свою очередь, турки обвиняют руководство ЕС в исламофобии, колониальных замашках и высокомерии христианской культуры в отношении всех иных. Так случилось, что отношения Анкары и Брюсселя неотделимы от цивилизационных дискуссий и исторического контекста.
Голос бывшего французского президента – голос исторический, в нем отражен страх европейца поза-позапрошлого века
Несколько лет назад бывший президент Франции (и глава комиссии, разработавшей проект конституции Евросоюза, впрочем, провалившийся) Валери Жискар Д’Эстен предупредил: "Принятие Турции в ЕС будет означать конец Объединенной Европы". Голос бывшего французского президента – голос исторический, в нем отражен страх европейца поза-позапрошлого века; для него турок – непременный янычар (которые, кстати говоря, редко были этническими турками) с кривой саблей в одной руке и зеленым знаменем пророка в другой. И, конечно, в окружении горы трупов.
Глаза этого европейца видят: дымится кровь на улочках христианских деревень в Болгарии, Сербии, Греции… Конечно, было и такое. Первый турок вступил на землю Европы как воин-завоеватель. Это произошло, по всей видимости, в 1354 году, когда войска предводителя турок Урхана, завоевав все малоазийские владения дряхлой Византийской империи, взяли Галлиполи на европейском берегу Дарданелл. После этого турки вторглись во Фракию и в 1361 году преемник Урхана – султан Мурад Первый – сделал столицей государства Адрианополь. В последующие сто лет почти все Балканы оказались под османским владычеством – несмотря на то, что в самом начале XV века турки были разгромлены легендарным Тамерланом, а их султан Баязид после поражения при Ангоре был взят в плен. Тамерлан уморил Баязида, посадив его в железную клетку.
Европа, конечно, пыталась сопротивляться. Но ситуация осложнялась тем, что ее юго-восточная часть, включая, естественно, остатки Византии, была православной. Христианнейшие монархи Франции, Англии, император Священной римской империи германской нации, не говоря уже о папе римском, не очень сочувствовали болгарам, грекам и сербам. Более того, папство решило воспользоваться страшной опасностью и навязала восточных христианам в 1439 году унию, которую, впрочем, не приняло большинство православных. На самом деле, католический Запад, занятый собственными распрями – от "авиньонского пленения пап" до Столетней войны – не был в состоянии помочь; дважды – в 1396 году под Никополем и в 1444 году под Варной – цвет европейского рыцарства оказался бессилен перед лицом превосходной турецкой армии, состоявшей из янычар, сипахов и вспомогательных отрядов союзников.
Обреченный Константинополь пал в 1453 году. Султан Мехмед Второй сделал его столицей новой империи; главная православная святыня – собор Святой Софии была превращена в главную столичную мечеть. И это действительно была империя: до конца 17 века энергичные султаны смогли раздвинуть пределы своих владений до Северной Африки, Судана, Дуная. Финальная точка была поставлена в 1688 году: лишь польский король Ян Собесский смог спасти Вену от несметной османской армии. Венцы смогли спокойно допивать свой турецкий кофе.
После этого движение приняло обратное направление. Два с лишним века европейцы отгрызали и отрывали от покрывала Османской империи маленькие и большие куски. Наконец, в 1920 году многонациональная империя растворилась, на ее месте образовалась национальная Турецкая республика, основатель которой Кемаль Ататюрк перенес столицу вглубь Малой Азии, в Анкару. Но это вовсе не означало "ориентализации" новой Турции; наоборот, Ататюрк положил начало светскому государству, ориентированному на европейские ценности, пусть и не на все.
Такой страна продолжает пребывать до сих пор; причудливый симбиоз Востока и Запада, имеющий все же, больше общего с Европой, нежели с соседними Ираном или Сирией. Если считать Евросоюз не случайным объединением по географическому признаку, то противники вступления Турции в ЕС глубоко не правы.
Не правы они и еще в одном, не менее важном. Надо уметь быть благодарным – за турецкий кофе и пахлаву, за всю балканскую и греческую кухню (которая все равно бледнее источника – турецкой), за тюльпаны и диваны, за турецкие бани в конце концов! Ну и, конечно, за то, что именно здесь, в Османской империи, в загадочной жизни турок и их соседей нашли объект поэтического и художественного вдохновения Кристофор Марло и Вольфганг Амадей Моцарт, Джордж Байрон и Константин Леонтьев, Делакруа и Вольтер, Жерар де Нерваль и Александр Пушкин. Мы должны быть благодарны хотя бы за Пушкинское:
Стамбул отрекся от пророка;
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил –
Стамбул для радостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.
