К визиту президента Обамы в Москву "Нью-Йорк таймс" опубликовала обескураживающую статитистику. В России 1991-го лишь 6 %относились к Америке негативно. Сегодня таких ровно полстраны: 50 %.

Перемену я чувствую на себе каждый раз, когда бываю в России. Соотечественники считают меня достаточно своим, чтобы нелицеприятно выразить претензии к Америке, и достаточно чужим, чтобы за нее отвечать. Меня такая позиция ставит в неуклюжее положение. Вступится за Америку - все равно, что защищать мироздание. Если ты относишься к нему сносно в целом, то тебе приходится оправдывать все без исключения частности – ураган, геноцид, соседей.

Раньше было иначе. Больше всего американцев любили там, где их совсем не знали. Когда-то такой была Россия, потом Китай, последней, кажется, Албания. Сегодня уже все открыли Америку, но каждый ее не любит по-своему. В Латинской Америке считают, что янки - гринго, в Азии – соперники, арабы видят в них евреев, иранцы – дьяволов. Но с Россией все иначе. Тут Америка – несбывшаяся мечта, изменившая невеста.

Я и сам такой, ибо вырос в Америке задолго до того, как в ней поселился. Если это - парадокс, то мы его делим с целым поколением. В этом можно убедиться, изучив историю вопроса. Вопроса не было. Был ответ, которым и являлась Америка. Для Бродского она начиналась с Тарзана, для Довлатова – с Паркера, и для всех – с книг.

Американская литература брала не содержанием, а формой. Мы плохо понимали, о чем рассказывал автор. Нас волновала его интонация: хемингуэевская "ирония и жалость" в той виртуозной пропорции, что стала нам школой чувств и – заодно - прививкой свободы. Защищавшая от вмешательства, да и присутствия власти, Америка оказалась нашим частным пространством. Седьмым континентом тогда был не супермаркет, а душа, которую открыли все разом - от Бродского до Солженицына. "Коммунизм, - говорил последний на арго того времени, - надо строить не в камнях, а в людях".

Не дай Бог, сказали бы мы с ним сейчас.

В том-то и дело, чтобы камни - отдельно, а люди - отдельно. Разделению сфер нас научила Америка. И для того, чтобы полюбить ее, мы не нуждались в американцах.

Сегодня Америка заменила сионских мудрецов - или оказалась ими.

- Америка, - объяснил мне один писатель, - не виновата, она, как микроб, заполняют собой ту зону, которую мы ей уступили.

Я точно знаю, что это неправда, потому что американцы не любят жить в зоне – даже курортной. Миф, однако, нельзя опровергнуть, его можно либо заменить, либо стереть из памяти. Это значит, что ненависть к Америке невозможно излечить, о ней можно только забыть, и сделать это тем проще, что, сами того не замечая, две страны становятся похожими. Исчезли коммуналки, появились безработные. Половине плевать на выборы. Многие обзавелись своим домом, своим садом, своим врачом, бухгалтером, счетом, банком, а значит и адвокатом. Кино теперь на всех одно, кумиры – тем более. "Жители поселка Октябрьское, - пишут газеты, - хотят переименовать их малую родину в село Майкла Джексона".

В процессе неизбежного сближения одна держава заражается от другой тем глубоким, искренним, не высокомерным, а наивным безразличием к остальному миру, до которого, в сущности, ни нам, ни им нет никакого дела. Но прежде чем простить Америку, надо похоронить свою мечту о ней - как первую любовь и пропавшую молодость.