Марина Тимашева: Трудно было найти в Москве более подходящее, чем Музей имени Андрея Сахарова, место для выставки “Самиздат. Сделано в СССР”. Для подготовки этой экспозиции музей использовал и собственные богатые фонды, и собрания дружественных ему структур.
Лиля Пальвелева: Удивительно, но в России это первая выставка, целиком посвященная советскому самиздату. Разумеется, такая литература отдельными экземплярами не раз входила в состав многих выставок, однако никогда раньше самиздат не рассматривался как явление.
Сотрудница Музея имени Сахарова, куратор выставки Людмила Василовская рассказывает, как рождался ее замысел.
Людмила Василовская: Идея этой выставки возникла давно. Когда я узнала, что в Германии прошла выставка самиздата, я увидела по телевизору экспозицию, и после этого засела такая заноза. И два года назад я решила, что надо все-таки делать самиздат. У нас коллекция есть, в “Мемориале” есть коллекция, надо это показывать. Для меня это как айсберг такой.
Лиля Пальвелева: Когда говорят о самиздате, то обычно в первую очередь вспоминают об инакомыслии. Недаром у слова “самиздат” был синоним “диссидень”, то есть диссидентская литература. Однако экспонаты выставки (к примеру, стихи Хармса в машинописи) напоминают еще об одной линии. Не беда, что копии, как правило, были слепыми, с опечатками и перепутанными страницами. Главное, это была единственная возможность знакомства с целым пластом качественной художественной литературы. Поначалу именно этому собиралась посвятить выставку Людмила Василовская.
Людмила Василовская: Мне казалось, что это такой наш ответ гламуру будет. Все говорили: да ладно, гламур сам отомрет. Нам бы хотелось, чтобы ценность книги пришла к людям, которые придут на выставку, в первую очередь, молодым людям, через самиздат. Почему это книжки были запретные? Запретность, действительно, всегда манила. И почему круг чтения тогда отличался от круга чтения сегодня? То есть, не столько про историю самиздата хотелось рассказать, сколько про ценность чтения. Историческая библиотека дала собрание запрещенных книг, это книги, которые конфисковывались, прямо так и написано, и изымались из библиотек и из магазинов. Какие там авторы. То есть, абсолютно непонятно, в чем запретность. Меня и сейчас, и тогда удивляло, когда я в 80-х годах читала Ахматову, почему это должно быть запретным. И то, что у нас там представлены и Пастернак, и Ахматова, и Булгаков, и Гумилев. Почему это в таком виде - в машинописном, в переплетенном, в самодельном? На самом деле, Ахматову почему изымали? Потому что у нее был расстрелян муж, и в лагере находился, и неоднократно, ее сын. Этого достаточно для включения в эти списки. Литература из списков, так скажем.
Лиля Пальвелева: Перечень запрещенного продолжает заведующая архивом общества “Мемориал” Татьяна Бахмина.
Татьяна Бахмина: В “Мемориале”, я считаю, самая большая в России коллекция неформальной прессы, и самиздата, и личные коллекции у нас. Причем спектр самый разнообразный. Кого-то интересовала йога. Это невозможно было. Кого-то интересовала русская философия – Бердяев, Ильин, кого-то интересовала “Хроника текущих событий”. Весь спектр представлен. Сейчас это трудно молодым представить, что книгу, которую ты хочешь прочесть, невозможно прочесть. Только самиздат.
Лиля Пальвелева: На выставке почетное место занимают внушительных размеров катушечный магнитофон (такие были в ходу лет 25 назад), пишущая машинка и фотопринадлежности. Какой допотопной кажется сейчас эта техника, однако она сыграла неоценимую роль. Татьяна Бахмина напоминает.
Татьяна Бахмина: Всем сразу приходит пишущая машинка на ум, правда? А существовал еще фотоспособ, который был невероятно распространен, потому что это очень быстро можно было сделать. Тебе дали на ночь книжку, ты не успеешь ее перепечатать. Можно было наговорить на кассеты, но потом слушать это занудно, потому что это задыхающийся будет голос - скорее прочесть. А это отфотографировать, потом отпечатать и сделать книжечку. Но часто жесткие вот эти листы загибались, плохо было шить книгу и умельцы некоторые, вот у меня есть, это редчайшая вещь, из Института физики Земли, они это делали на такой бумаге, которая как фотобумага работала, но была более мягкой. Это для карт геомагнитного поля возмущения Земли, чтобы я не соврала, потому что я гуманитарий. Представляете, они на этом научились это делать, и просто дивные книги получались. Можно было сделать переплет к этой книге.
Лиля Пальвелева: То есть, они использовали служебное положение в личных целях?
Татьяна Бахмина: Ну, все же это делали. Такое использование служебного положения, это просто замечательно. Один из этой группы, которая там работала, который дал мне ее, это Юрий Овруцкий, очень хороший человек, его коллекция у меня хранится, он говорит: “Господи, наступила перестройка, я хоть отдохну, потому что все объеденные перерывы встречались в метро, предавали друг другу самиздат, чтобы перекопировать”. И надо было быстро, быстро сделать, это была постоянная гонка.
Лиля Пальвелева: Кинорежиссер Сергей Мирошниченко однажды рассказал похожую историю.
Сергей Мирошниченко: Мой замечательный педагог в ВГИКе дала мне на одну ночь “Архипелаг ГУЛАГ”. Это было такое андроповское время, достаточно сложное. И мы пришли с моим товарищем, с оператором, понимали, что за ночь это не прочитать, и мы ее всю пересняли на фото, постранично. У него в ванной мы переснимали и все боялись, чтобы никто не зашел. И потом отпечатали. И у нас появилась такая книга “Архипелаг ГУЛАГ”. Она была больше метра высотой, две страницы были на одном листе фотобумаги. И у меня эта книга до сих пор сохранилась. И потом мы давали читать всем. Не всем подряд, конечно, друзьям своим.
Лиля Пальвелева: Устроители выставки решили сконцентрировать внимание на локальном историческом периоде – с 50-х по 80-е годы ХХ века. Но, вообще-то, говорит Людмила Василовская, феномен самиздатской литературы намного шире.
Людмила Василовская: Мы ограничили явление советской эпохой, то есть, когда это явление сформировалось вот таким мощным. А, скажем, самиздат ходил и до Революции. И сейчас есть, кстати, современный самиздат. Была у нас такая выставка. Но мне кажется, что самиздат в современном виде это интернет. Но, естественно, не та степень опасности, это просто личное дело каждого.
Лиля Пальвелева: Людмила Василовская не удержались, пожертвовала чистотой жанра и включила в экспозицию тамиздат – литературу, нелегально попадавшую в Советский Союз из-за рубежа. И в самом деле, разве была бы картина полной, скажем, без номера журнала “Посев”?
