Марина Тимашева: В Пермском театре оперы и балета его руководитель, лауреат “Золотой Маски” Георгий Исаакаян поставил “Один день Ивана Денисовича” - оперу по повести Александра Солженицына написал Александр Чайковский. С композитором беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Да, не часто увидишь такой буклет, выпущенный к спектаклю – вышки, колючая проволока, лицо Солженицына с лагерным номером на шапке. Декорации соответствующие - снега, слоистые, как нары, ледяные разломы, мрачные толпы картонных зэков. Александр Владимирович, как писалась эта опера?
Александр Чайковский: Писалась она очень быстро, почему-то. Я ее начал писать в прошлом июле. Это был такой заказ Пермского театра, а в мае уже сыграли премьеру. Так что за 10 месяцев ее сделали.
Татьяна Вольтская: Трудно себе представить оперу на такой сюжет мне, как человеку простому. То есть, что-то нужно было сделать с этим текстом, чтобы написать на него музыку?
Александр Чайковский: Вот знаете, мне тоже поначалу было трудно себе представить, как это может быть, но потом оказалось, что ничего с этим текстом делать не надо, и вот этот текст абсолютно идентично, ничего не переделывали. Естественно, мы его сократили, а так текст на 99,9 процентов совершенно не измененный. И оказалось, что в нем, если прислушаться к нему, в нем какой-то своеобразный музыкальный ритм существует.
Татьяна Вольтская: Ну, в каждом настоящем художественном тексте, я думаю, он идет от музыки.
Александр Чайковский: Совершенно верно. Это раскрылось здесь, и это для меня было лишний раз подтверждением, что это действительно великая литература. Так что мы только сделали план, типа сценария, что ли. Я, режиссер Георгий Исаакаян, постановщик и художественный руководитель Пермского театра, он как бы сделал эту конструкцию, а я делал монтаж текста. Конечно, на сцену невозможно все, там много и разговоров, и всего, но основное, то, что происходит - вот они встают, у них обыски, потом они идут на работу, работа, они с работы возвращаются, опять обыски…
Татьяна Вольтская: Выделены ли какие-то персонажи - те, которых выделяет Солженицын, например, капитан-герой, который был счастлив, что ему досталась лишняя тарелка супа?
Александр Чайковский: Конечно. Они все действуют там. Все эти люди, практически все, выделенные Солженицыным, там есть. И капитан, которого потом в карцер запирают, вся эта история с капитаном происходит.
Татьяна Вольтская: А вот - утро Ивана Денисовича.
(Звучит фрагмент оперы)
Татьяна Вольтская: Это был фрагмент оперы Александра Чайковского “Один день Ивана Денисовича”.
Александр Чайковский: Мы взяли два таких вставных номера из той жизни, которая там происходит. Этот эпизод - как бы дуэт самого Ивана Денисовича с женой, где она рассказывает о жизни, то, что в деревне происходит, о жизни в колхозе, о том, как ковры там стали красить, бизнес, какой начался. И второй эпизод это рассказ бригадира, он рассказывает о себе, как он попал в лагерь и эпизод с девушками в поезде, когда его скрывали девушки ленинградские в купе. Это два таких вставных эпизода. И еще у нас придумали, так же, как у Солженицына - в конце книги словарь зеков. Для зрителей, чтобы они знали, что это такое и, может быть, кому-нибудь в будущем пригодится.
Татьяна Вольтская: Грустное замечание, конечно. А вообще, каково было обращаться к этому материалу? Тяжело ведь, наверное, с такой глубиной, как вам пришлось.
Александр Чайковский: Вы знаете, с одной стороны, тяжело, конечно, потому что тема такая, в общем, как бы малоприятная. Но, с другой стороны, тут два момента есть. Первое, что когда в это вгрызлись, то я обнаружил, что, во-первых, отношение сейчас у меня было к этой теме менее социальное, более как к сильному очень произведению именно искусства. То, что вот этот аспект сдвинулся в понимании того, что это уже не просто рассказали то, о чем скрывали, но теперь с гораздо большей силой воспринимаешь, насколько здорово это написано. А второй аспект, я уж не знаю, как его назвать, это то, что мне кажется, что в сегодняшних лагерях пострашнее будет. Я имею в виду, где сидят уголовники - их мир, то, что там происходит между собой. Потому что здесь очень важно, что честные люди же сидели, и отношения у них были построены между собой на порядочности.
Татьяна Вольтская: За исключением тех, кого с особой отметкой специально сажали к уголовникам.
Александр Чайковский: Да, но я говорю об основной массе. Это же были, в общем, лучшие люди страны и образованнейшие люди, которые сидели. А сейчас те, которые сейчас сидят - все бандиты. И вот если сравнить эту массу, сидящую сейчас, то вряд ли такую повесть кто-нибудь сможет написать, где величие порядочности встает практически на первое место.
Татьяна Вольтская: А как приняли оперу в Перми?
Александр Чайковский: Там же ведь кругом были лагеря. Даже играли у них такой фестиваль - Пермь и номер лагеря - и они делают прямо внутри этого лагеря в бараке, но он как музей. И вот там даже показывали отрывки из этой оперы. Приезжали люди, те, которые сидели, и у нас даже на премьере были люди, которые были одними из последних политических заключенных. Естественно, наверное, все как-то не хотят об этом вспоминать, но, тем не менее, говорили, что всколыхнуло их все это дело. Хотя в Перми разделилось общество, потому что многие были против того, чтобы вообще это было, не надо это вспоминать, потому что это неприятно, не нужно портить настроение себе и еще раз вспоминать о том, что с нами произошло. А другая часть - что это надо, чтобы узнали. Так что там очень были большие, и идут большие дискуссии по этому поводу. Я думаю, что это крайне важно. Мало того, что надо знать, как это все было в действительности, но это уже факт истории этого государства, и замалчивать это - просто катастрофическая будет ошибка.
Марина Тимашева: Татьяна Вольтская разговаривала с композитором Александром Чайковским, автором оперы “Один день Ивана Денисовича”, представленной на сцене Пермского театра оперы и балета. Дирижер – Валерий Платонов. Художник Эрнст Гейдельбрехт (лауреат “Золотой Маски” этого года). В роли Ивана Денисовича – Павел Брагин, в роли его жены – Татьяна Полуэктова. Впервые спектакль показали на традиционном, прошедшем здесь в четвертый раз, фестивале “Дягилевские сезоны: Пермь-Петербург-Париж”. А я процитирую рецензию “Новой газеты”: “Гипсовые, крашенные бронзянкой могучие люди в телогрейках стоят на сцене: идеальные граждане державы, способные снести ее тяготы на плечах. Кругом — мгла и снег. Стальная колючка. Пласты толя, снега и бревен. Они похожи на ярусы стеллажей морга (кто видел, как из черных вод формалина подымают тела неопознанных, безымянных, — не забудет).
…Встает страна огромная. Неопознанная. Зарытая в мерзлоту с лагерной биркой.
…русская опера эпична. А ее ключевая тема все та же: жизнь за царя.
Зэк Щ-854 и все, кто с ним, строят Державу. Мы и ныне стоим на построенном. Но какой ценой? Чего стоит в этой цивилизации человек?
Лагерь здесь фокусирует на себе жизнь страны. Он — линза, где сходятся в единый пучок война, Москва, Ялтинская конференция, голодная деревня, непрочная идиллия “передовой советской молодежи”. Лагерь — обушок, на котором черт молотит колосья судеб, а Бог испытывает каждую душу”…
