Ирина Лагунина: Сегодня в научной рубрике мы продолжим рассказа об археологических раскопках в Соловецком монастыре. Изучая культурные слои с 16 по 20-й века, ученым удалось понять, как заключенные ГУЛАГа осваивали наследие старорусских монахов. Об этом рассказывает участник экспедиций на Соловках, старший научный сотрудник института археологии РАН Владимир Буров. С ним беседуют Ольга Орлова и Александр Марков.
Ольга Орлова: Владимир, вы рассказывали, что во время раскопок нашли в Соловецком монастыре около полусотни топоров. А зачем же монахам было столько топоров?
Владимир Буров: Топоров было много в монастыре, потому что они топили печи дровами, еще по описи 1553 года в каждой келье было по два топора монастырского производства.
Александр Марков: И в кузницу сломанные топоры на перековку носили?
Владимир Буров: Нет, там, похоже, было складское помещение, и потом все это бросили. Там же мы нашли большое количество подков, около сотни подков, гужевой транспорт обслуживал, строительство узкоколейки. Несколько костылей. Более того, туда стаскивали все железные предметы на перековку. Потому что железно нужно было, и они перековывали все, что можно. Там же нашли колесо тачки, кирка, кайло, наковаленка. Все это конец 19 – начало 20 века, дореволюционное. ГУЛАГ осваивал то, что им досталось после того, как многие ценности были изъяты в 1922 году. Они осваивали хозяйство, делили между собой рукомойники, шла свара между архангельскими представителями и представителями концлагеря. Официальное название было именно "концлагерь". Они делили все бытовые предметы между собой. Это осваивали то, что осталось от монастыря. Что-то попало в землю частично. То, что это кузница ГУЛАГа, не вызывает сомнения и по находке роликового белого фаянсового электроизолятора, то есть поздний период, монеты 1920 годов и плюс ко всему брикеты торфа. А брикеты торфа заготавливали женщины- заключенные на торфяниках, кормя комаров.
В этом году должен открыться музей, экспозиция, посвященная ГУЛАГу на Соловках, музей-заповедник. Его организуют в одном из бараков на территории поселка. Я надеюсь, что некоторые экспонаты из наших раскопок туда поступят, в том числе и брикеты, которые мы взяли. Из других, если говорить о ГУЛАГе, археология ГУЛАГа - это отдельное направление, которые в нашей археологии намечается. Там были такие любопытные находки, как пломбы. Пломбы, которыми опечатывали помещения, двери, складские помещения. Там же все учитывалось, охранялось, запечатывались, свинцовыми пломбами. А эти пломбы имели надписи УСЛОН, например, УСЛОН ОГПУ - Управление северными лагерями особого назначения. Эти находки для меня, я думаю, что и для науки представляют интерес, потому что по сути это первые находки сфрагистики советского периода. Мы знаем, сфрагистика – наука, которая изучает печати и пломбы, в основном поздней эпохи, средневековья, нового времени. Мы располагаем сфрагистической коллекцией советского времени уникальной ГУЛАГа. Коллекция находится в Соловецком музее-заповеднике.
Ольга Орлова: Что сейчас представляет собой Соловецкий монастырь, основные точки, которые вас как ученого интересуют, что хотелось бы раскопать, узнать, что теперь вы ждете от Соловков?
Владимир Буров: Прежде всего хотелось бы докопать кельи, которые мы начали копать, но так и не закончили. Это печальная история. В 1923 году был мощный пожар на Соловках и часть келий около Успенской башни была разрушена, снивелирована с землей и сделан плацдарм, площадка, впоследствии там располагался дровяник. В 2001 году мы приступили к раскопкам, музей Соловецкий заповедник приступил к раскопкам с целью музефикации данного объекта. Дело в том, что планировка древних келий неясна, ведь все перестроено, застроено в 18-19 веках, какая планировка в начале 17 века была, неизвестно. Мы впервые вскрыли эту планировку, и стало ясно, где находились передние сени, где задние сени, где передняя келья, здесь задняя келья. И выяснилось, что келья – это, говоря, современным языком четырехкомнатная квартира, около 90-100 квадрантных метра.
Ольга Орлова: Одна келья?
Владимир Буров: Это целый комплекс, но она числилась как одна келья.
Ольга Орлова: Это келья, где жил один монах или жили несколько братьев?
Владимир Буров: Там жило четыре человека и каждая часть каждая секция делалась на места. Каждый монах из четырех монахов имел четвертую часть в каждой части. Кельи продавались, вносилась сумма в казну. Стоило это от 2 до 5 рублей. Кто не мог заплатить, тот мог пожертвовать книгу, сумма книги учитывалась, кто-то заплатил лошадью, сумма лошади учитывалась.
Александр Марков: Это монах, принимаемый в монастырь, должен был заплатить?
Владимир Буров: Кто-то захотел жить один, он выкупал за 30 рублей всю келью, жил один. И моя мечта довести дело до конца. Потому что сейчас работы приостановлены. Дело в том, что создан проект модификации данного объекта, но он застрял в Росохранкультуре. Без всяких объяснений. Просто не утверждается. А без этого мы не можем продолжить работы, потому что ставить навес и проводить работы внутри объекта, чтобы ничего не разрушалось дальше. Хотелось бы верить, что это будет интереснейший музей, когда будет представлена наглядно вся планировка, представлены изразцы печные, найденные там, остатки печей. Среди изразцов встречаются изображения двуглавых орлов, растительные орнаменты целые наборы, представлены вещи, связанные монахами.
Александр Марков: Я много времени провожу на Белом море и его окрестностях, и там ходит информация, что существует некий конфликт между археологами и церковью на Соловках, что церковь препятствует работе археологов. Это правда?
Владимир Буров: Правда и неправда. Конфликты постоянно были до определенного времени, как-то удалось в последний год это сгладить. Мы нашли взаимопонимание. Со сменой одного келаря произошло изменение и отношение к археологии. Потому что здесь роль личности тоже сказывается.
Александр Марков: Тем не менее, вы говорите, что этом году раскопок больше не будет.
Владимир Буров: В прошлом году я по заказу монастыря копал основание церкви Онуфрия Великого на кладбище. Монастырь решил его воссоздать, и поэтому мы проводили полноценные исследования в церкви 19 века.
Ольга Орлова: То есть монастырь выступал в роли заказчика?
Владимир Буров: И сейчас монастырь стал выступать в роли заказчика. Раньше не было понимания, к сожалению.
Ольга Орлова: Какие были основные аргументы в противодействие?
Владимир Буров: Аргументы были примитивные – эта "позднятина" и помойка никому не нужна. Пришлось очень серьезно вмешиваться в это. Но потом после беседы духовника монастыря с этим товарищем, после моих разъяснений, после статей..
Ольга Орлова: А кто этот товарищ?
Владимир Буров: ...Не буду я называть, неважно, представитель монастыря, который занимался хозяйством. Конфликт был разрешен в конце концов, стало ясно, что нужна археология. И сейчас у нас полное взаимопонимание, но на это ушло время, силы и нервы.
Ольга Орлова: А теперь пока вы установили взаимопонимание с монастырем и руководством монастыря, в результате проект завис в Росохранкультуре. То есть сейчас вам нужна поддержка со стороны государственных структур.
Владимир Буров: Поддержка нужна со стороны государственных структур, потому что сейчас монастырь передается церкви. Непонятно еще, что будет передано, что останется за монастырем и останется ли музей на территории монастыря – это проблема. Потом, насколько я знаю по письму, присланному в Институт археологии, на который нам пришлось отвечать, монастырь желает построить на месте нашего раскопа, восстановить эти здания. Музефикация, к сожалению, им не нужна. Хотя паломники, приходившие на раскопки, они с интересом смотрели на раскопки, считяя, что нужно все сохранить. Я считаю, что это нужно, интереснейший объект.
Ольга Орлова: То есть сейчас вопрос в том, если будет музей на Соловках, будет ли он в ведомстве церкви или он будет в ведомстве государства и будет ли он?
Владимир Буров: Я не знаю, в каком состоянии находится решение этого вопроса.
Ольга Орлова: Но ваше мнение, что музей там необходим?
Владимир Буров: Музей нужен, только в каком виде, с каким директором – это тоже очень интересный вопрос. Потому что та коллекция находок, нами собранная, она исключительно разнообразная. Я же не сказал до конца, что там мы копали. Мы копали и котельную мастерскую, кстати, она музефицирована и там находится маленький музей, это мастерская, где ремонтировались котлы, где осуществлялось литье. Дело в том, что в 2000 году, когда был поставлен на капитальный ремонт Новбратский корпус, дирекция музея-заповедника решила провести раскопки. Было известно, что там на этом месте находится котельная мастерская, но что это такое, было непонятно абсолютно. Мы ее нашли в конечном итоге в южной части корпуса, случайно нашли. Потому что архитекторы-реставраторы сказали: это безумие копать все одновременно и реставрировать. Они были правы. Сказали: мы отдаем вам южную часть, а на северной части вы не работаете. Все это останется будущим археологам. Мы согласились, и мы вышли как раз на котельную мастерскую.
Котельная мастерская, что она из себя представляла? Это типичная планировка, как выясняется, комплекса келий – сени, передняя келья, задняя келья, задние сени. Но в задних сенях, собственно между передней кельей и задней кельей находилась вот эта мастерская, там стояли горны. От горнов остались красные глиняные пятна прокаленные, там были две печи. Мы собрали коллекцию тиглей, где переливали мелкие обрезки металла. Собрали обрезки металла, пуговицы нашли, их отливали в мастерской, какие-то заклепочки, гвоздики, шпицы для сбора мелкого сырья. Самое интересное то, что в этой же мастерской, в этих же помещениях осуществлялся ремонт, изготовление слюдяных оконниц. Окна были заполнены слюдяными оконницами. Мы собрали огромную коллекцию, примерно 500 штук фигурных вставок самых разнообразных форм.
Александр Марков: Из слюды?
Владимир Буров: Из слюды.
Ольга Орлова: А возраста это какого?
Владимир Буров: Кельи 17 века, середина - вторая половина 17 века и 18 век.
Ольга Орлова: Владимир, вы рассказывали, что во время раскопок нашли в Соловецком монастыре около полусотни топоров. А зачем же монахам было столько топоров?
Владимир Буров: Топоров было много в монастыре, потому что они топили печи дровами, еще по описи 1553 года в каждой келье было по два топора монастырского производства.
Александр Марков: И в кузницу сломанные топоры на перековку носили?
Владимир Буров: Нет, там, похоже, было складское помещение, и потом все это бросили. Там же мы нашли большое количество подков, около сотни подков, гужевой транспорт обслуживал, строительство узкоколейки. Несколько костылей. Более того, туда стаскивали все железные предметы на перековку. Потому что железно нужно было, и они перековывали все, что можно. Там же нашли колесо тачки, кирка, кайло, наковаленка. Все это конец 19 – начало 20 века, дореволюционное. ГУЛАГ осваивал то, что им досталось после того, как многие ценности были изъяты в 1922 году. Они осваивали хозяйство, делили между собой рукомойники, шла свара между архангельскими представителями и представителями концлагеря. Официальное название было именно "концлагерь". Они делили все бытовые предметы между собой. Это осваивали то, что осталось от монастыря. Что-то попало в землю частично. То, что это кузница ГУЛАГа, не вызывает сомнения и по находке роликового белого фаянсового электроизолятора, то есть поздний период, монеты 1920 годов и плюс ко всему брикеты торфа. А брикеты торфа заготавливали женщины- заключенные на торфяниках, кормя комаров.
В этом году должен открыться музей, экспозиция, посвященная ГУЛАГу на Соловках, музей-заповедник. Его организуют в одном из бараков на территории поселка. Я надеюсь, что некоторые экспонаты из наших раскопок туда поступят, в том числе и брикеты, которые мы взяли. Из других, если говорить о ГУЛАГе, археология ГУЛАГа - это отдельное направление, которые в нашей археологии намечается. Там были такие любопытные находки, как пломбы. Пломбы, которыми опечатывали помещения, двери, складские помещения. Там же все учитывалось, охранялось, запечатывались, свинцовыми пломбами. А эти пломбы имели надписи УСЛОН, например, УСЛОН ОГПУ - Управление северными лагерями особого назначения. Эти находки для меня, я думаю, что и для науки представляют интерес, потому что по сути это первые находки сфрагистики советского периода. Мы знаем, сфрагистика – наука, которая изучает печати и пломбы, в основном поздней эпохи, средневековья, нового времени. Мы располагаем сфрагистической коллекцией советского времени уникальной ГУЛАГа. Коллекция находится в Соловецком музее-заповеднике.
Ольга Орлова: Что сейчас представляет собой Соловецкий монастырь, основные точки, которые вас как ученого интересуют, что хотелось бы раскопать, узнать, что теперь вы ждете от Соловков?
Владимир Буров: Прежде всего хотелось бы докопать кельи, которые мы начали копать, но так и не закончили. Это печальная история. В 1923 году был мощный пожар на Соловках и часть келий около Успенской башни была разрушена, снивелирована с землей и сделан плацдарм, площадка, впоследствии там располагался дровяник. В 2001 году мы приступили к раскопкам, музей Соловецкий заповедник приступил к раскопкам с целью музефикации данного объекта. Дело в том, что планировка древних келий неясна, ведь все перестроено, застроено в 18-19 веках, какая планировка в начале 17 века была, неизвестно. Мы впервые вскрыли эту планировку, и стало ясно, где находились передние сени, где задние сени, где передняя келья, здесь задняя келья. И выяснилось, что келья – это, говоря, современным языком четырехкомнатная квартира, около 90-100 квадрантных метра.
Ольга Орлова: Одна келья?
Владимир Буров: Это целый комплекс, но она числилась как одна келья.
Ольга Орлова: Это келья, где жил один монах или жили несколько братьев?
Владимир Буров: Там жило четыре человека и каждая часть каждая секция делалась на места. Каждый монах из четырех монахов имел четвертую часть в каждой части. Кельи продавались, вносилась сумма в казну. Стоило это от 2 до 5 рублей. Кто не мог заплатить, тот мог пожертвовать книгу, сумма книги учитывалась, кто-то заплатил лошадью, сумма лошади учитывалась.
Александр Марков: Это монах, принимаемый в монастырь, должен был заплатить?
Владимир Буров: Кто-то захотел жить один, он выкупал за 30 рублей всю келью, жил один. И моя мечта довести дело до конца. Потому что сейчас работы приостановлены. Дело в том, что создан проект модификации данного объекта, но он застрял в Росохранкультуре. Без всяких объяснений. Просто не утверждается. А без этого мы не можем продолжить работы, потому что ставить навес и проводить работы внутри объекта, чтобы ничего не разрушалось дальше. Хотелось бы верить, что это будет интереснейший музей, когда будет представлена наглядно вся планировка, представлены изразцы печные, найденные там, остатки печей. Среди изразцов встречаются изображения двуглавых орлов, растительные орнаменты целые наборы, представлены вещи, связанные монахами.
Александр Марков: Я много времени провожу на Белом море и его окрестностях, и там ходит информация, что существует некий конфликт между археологами и церковью на Соловках, что церковь препятствует работе археологов. Это правда?
Владимир Буров: Правда и неправда. Конфликты постоянно были до определенного времени, как-то удалось в последний год это сгладить. Мы нашли взаимопонимание. Со сменой одного келаря произошло изменение и отношение к археологии. Потому что здесь роль личности тоже сказывается.
Александр Марков: Тем не менее, вы говорите, что этом году раскопок больше не будет.
Владимир Буров: В прошлом году я по заказу монастыря копал основание церкви Онуфрия Великого на кладбище. Монастырь решил его воссоздать, и поэтому мы проводили полноценные исследования в церкви 19 века.
Ольга Орлова: То есть монастырь выступал в роли заказчика?
Владимир Буров: И сейчас монастырь стал выступать в роли заказчика. Раньше не было понимания, к сожалению.
Ольга Орлова: Какие были основные аргументы в противодействие?
Владимир Буров: Аргументы были примитивные – эта "позднятина" и помойка никому не нужна. Пришлось очень серьезно вмешиваться в это. Но потом после беседы духовника монастыря с этим товарищем, после моих разъяснений, после статей..
Ольга Орлова: А кто этот товарищ?
Владимир Буров: ...Не буду я называть, неважно, представитель монастыря, который занимался хозяйством. Конфликт был разрешен в конце концов, стало ясно, что нужна археология. И сейчас у нас полное взаимопонимание, но на это ушло время, силы и нервы.
Ольга Орлова: А теперь пока вы установили взаимопонимание с монастырем и руководством монастыря, в результате проект завис в Росохранкультуре. То есть сейчас вам нужна поддержка со стороны государственных структур.
Владимир Буров: Поддержка нужна со стороны государственных структур, потому что сейчас монастырь передается церкви. Непонятно еще, что будет передано, что останется за монастырем и останется ли музей на территории монастыря – это проблема. Потом, насколько я знаю по письму, присланному в Институт археологии, на который нам пришлось отвечать, монастырь желает построить на месте нашего раскопа, восстановить эти здания. Музефикация, к сожалению, им не нужна. Хотя паломники, приходившие на раскопки, они с интересом смотрели на раскопки, считяя, что нужно все сохранить. Я считаю, что это нужно, интереснейший объект.
Ольга Орлова: То есть сейчас вопрос в том, если будет музей на Соловках, будет ли он в ведомстве церкви или он будет в ведомстве государства и будет ли он?
Владимир Буров: Я не знаю, в каком состоянии находится решение этого вопроса.
Ольга Орлова: Но ваше мнение, что музей там необходим?
Владимир Буров: Музей нужен, только в каком виде, с каким директором – это тоже очень интересный вопрос. Потому что та коллекция находок, нами собранная, она исключительно разнообразная. Я же не сказал до конца, что там мы копали. Мы копали и котельную мастерскую, кстати, она музефицирована и там находится маленький музей, это мастерская, где ремонтировались котлы, где осуществлялось литье. Дело в том, что в 2000 году, когда был поставлен на капитальный ремонт Новбратский корпус, дирекция музея-заповедника решила провести раскопки. Было известно, что там на этом месте находится котельная мастерская, но что это такое, было непонятно абсолютно. Мы ее нашли в конечном итоге в южной части корпуса, случайно нашли. Потому что архитекторы-реставраторы сказали: это безумие копать все одновременно и реставрировать. Они были правы. Сказали: мы отдаем вам южную часть, а на северной части вы не работаете. Все это останется будущим археологам. Мы согласились, и мы вышли как раз на котельную мастерскую.
Котельная мастерская, что она из себя представляла? Это типичная планировка, как выясняется, комплекса келий – сени, передняя келья, задняя келья, задние сени. Но в задних сенях, собственно между передней кельей и задней кельей находилась вот эта мастерская, там стояли горны. От горнов остались красные глиняные пятна прокаленные, там были две печи. Мы собрали коллекцию тиглей, где переливали мелкие обрезки металла. Собрали обрезки металла, пуговицы нашли, их отливали в мастерской, какие-то заклепочки, гвоздики, шпицы для сбора мелкого сырья. Самое интересное то, что в этой же мастерской, в этих же помещениях осуществлялся ремонт, изготовление слюдяных оконниц. Окна были заполнены слюдяными оконницами. Мы собрали огромную коллекцию, примерно 500 штук фигурных вставок самых разнообразных форм.
Александр Марков: Из слюды?
Владимир Буров: Из слюды.
Ольга Орлова: А возраста это какого?
Владимир Буров: Кельи 17 века, середина - вторая половина 17 века и 18 век.
