Ирина Лагунина: Президент Союза «За химическую безопасность», доктор химических наук Лев Федоров недавно обобщил годы расследовательской работы о своей новой книге – «Химическое вооружение – война с собственным народом. Трагический российский опыт». Это уникальное издание тиражом в 500 экземпляров. С автором исследования беседовала Любовь Чижова.
Любовь Чижова: История химического оружия в России началась в годы первой мировой войны и не закончилась до сих пор. В химическом производстве, на создание которого были затрачены огромные средства, на котором теряли здоровье тысячи людей, необходимости не было. Именно эту мысль пытается донести до читателей автор книги «Химическое вооружение – война с собственным народом» Лев Федоров…
Лев Федоров: Книга эта в магазинах отсутствует, мы ее распространяем по библиотекам и по общественным организациям. А написал я ее, строго говоря, случайно. Я заинтересовался, раз уж мы начали выходить из химической войны, а объявил об этом в 87 году Горбачев, а в 91 году летом мы уже парафировали конвенцию, которую в январе 93 года подписали. И тогда я просто начал в прессе задавать вопросы: а как то, а как это? Например, чего мы до сих пор молчим, что у нас на заводе химического оружия в Новочебоксарске, в Чувашии, был пожар в 74 году. Почему молчим, почему не рассказать нам, что сейчас после всего. И много очень вопросов задал. Ответ мне был очень интересный – ко мне пришли с обыском в конце 92 года. Я понял, что что-то тут не так с драгоценной бюрократией. Вот тогда я понял, что дело суровое. И после этого я сел в архивы и не вылезал из них очень долго. Архивы партии, ЦК КПСС, в 90 это еще было можно, в архиве советском, в архиве промышленном и очень много в архиве военном. Всю довоенную историю я поднял по военному архиву. И когда все это вместе собралось, оказалось, что ситуация суровая, что это надо все изложить и изложить не в виде одного тома «История», а в виде трех томов, потому что еще третий том «Экология» - забота о людях, как она реализовывалась и второй том о том архипелаге, о котором мы с вами не знали – архипелаге химической войны.
Любовь Чижова: В своей книге Лев Федоров рассказывает, что химическое оружие появилось в России в годы Первой мировой войны, ну а потом пришедшие к власти большевики начали активно развивать химическую отрасль. Этому посвящена глава «Химия как оружие революционной армии». Советский Союз всерьез готовился к химической войне, специалисты, создававшие отрасль, строили химическое производство на примере американского. Только Эджвудский военно-химический арсенал США находился в 20 км от Балтимора, а первые химические советские арсеналы появились в самом сердце страны – в Москве…
«В реальности нашим советским эджвудским арсеналом в период между мировыми войнами оказался не отдельный полигон в подмосковских Кузьминках, а стала вся столица Советского Союза – Москва с ближайшими окрестностями. Вряд ли в США такое могло привидеться даже во сне. Именно Москве досталась сомнительная честь быть носителем созданной инфрастуктуры химической войны, химического полигона, центрального склада химоружия, не менее четырех заводов по производству отравляющих веществ, двух головных институтов химической войны – военного и промышленного, военно-химического управления, медицинских служб и так далее. И понадобились десятилетия, чтобы наиболее опасные для большого города части этой инфрастуктуры стали постепенно перемещаться из столицы вглубь страны. Разумеется, осуществлялось это не по экологическим, а исключительно по стратегическим соображениям».
Любовь Чижова: В 20-30 годы в Советском Союзе создается мощная индустрия химического нападения. Красная Армия готовится вести наступательную химическую войну. В эти годы одним из главных союзников СССР в создании химического оружия является Германия….Из книги Льва Федорова..
«Все производственные химические установки в России, изготавливающие отравляющие вещества для обеих стран, созданы при участии немецких и русских экспертов. Эта деятельность началась, по крайней мере, пять лет назад и все время прогрессировала. Для того, чтобы совершить ту или иную сделку, офицеры все время путешествовали в Россию и обратно с фальшивыми документами».
Любовь Чижова: Лев Федоров отмечает, что несмотря на тесное сотрудничество советских и германских химиков и военных, в годы Великой отечественной войны воюющие стороны все же смогли удержаться от использования химического оружия…
Лев Федоров: Изгоев было две страны – Германия и Россия. Поэтому они нашли друг друга. У Германии по Версальскому договору она не имела права на своей территории ничего такого делать, не только химия, и с танками, и с авиацией у не было не все слава богу. Поэтому Германия нашла Россию, Советский Союз и они начали дружить. И завод химического оружия в Чапаевске они пытались нам построить. Без толку. А так они все свои разработки по химическому оружию, боеприпасам, отравляющим веществам они испытывали у нас с 26 года по 33. В 26 году они в Кузьминках провели авиационные, в 28 в Оренбурге, а с 29 по 32 на Волге, в районе Волжска. Но на Германию я бы клепать не стал, мы с ними раздружились. И в войну, спасибо, ни та, ни другая сторона не опустилась, чтобы применить химическое оружие. Химическое оружие, начиная с 1918 года, то есть с конца Первой мировой войны, больше официально не использовалось, кроме мелочей, Ирак недавно.
Любовь Чижова: Одно из главных отличий советского химического производства – то, что действия многих препаратов испытывались на людях. Самое горькое, что люди шли на это добровольно – есть было нечего, а подопытных кормили…
Чтобы понять умонастроения лидеров военно-технического дела тех лет, достаточно прочесть тезисы одного из сообщений последней конференции. В целях изучения чувствительности кожи кролика и человека к иприту, наносились растворы этого отравляющего вещества в ацетоне. Опыт производился на предплечье человека, спинке, брюшке и ухе кролика. Нанесение производилось на площади 1 квадратный сантиметр. Опыты показали, что кожа кролика является более чувствительной к иприту, чем кожа человека. На малых дозах кожа смуглых людей реагирует интенсивнее, чем светлая кожа. При крупных дозах кожа рыжих и блондинов в большинстве случаев дает более сильную реакцию. Женщины с любой окраской кожи дают реакцию более быструю и интенсивную, чем мужчины. Подростки обоих полов реагируют еще сильнее, чем женщины.
Любовь Чижова: Президент Союза «За химическую безопасность» Лев Федоров о людях, на которых испытывали химические препараты:
Лев Федоров: Это были добровольцы. Особенно много среди солдат было. Они просто соглашались, им за это давали молоко, хлеба кусок лишний. Специально отчет врача привел, когда врач серьезно, конечно, клятва Гиппократа не знал, что это такое, он разбирал. Попробовал на молодых и старых, черных и белых, на всяких разных. Почему? Потому что самые близкие к людям свиньи, но все равно опыты на свиньях не дают точного ответа. А так они испытывали на чем угодно, включая верблюдов. Это все было. И поэтому когда сейчас с пеной у рта наши драгоценные военные и не только военные химики, медики говорят, что наши гигиенические стандарты самые строгие на всем свете и какие-то американцы нам в подметки не годятся, я сразу отвечаю: потому что их испытывали сознательным образом на людях, в отличие от американцев.
Любовь Чижова: Ну, и еще одна крайне неприглядная страница советской химической истории – на вредных производствах, в силу разных обстоятельствах, работали женщины, молодые девочки. У всех были серьезные проблемы со здоровьем. В книге Льва Федорова есть воспоминания работницы Кончиковой:
С 1 апреля 1942 года послали в пятый цех, сначала на зачистку снарядов, а потом на наливку весовщиком-журналистом. Мне было 17 лет и меня не имели права ставить на эту операцию. А когда я сказала об этом мастеру, то он мне ответил, что если еще раз скажу, меня будет судить военный трибунал. Мне надо было взвешивать и записывать в журнал во всей резиновой спецодежде и в противогазе. Взвешивала я снаряды, залитые ипритом, от них шел как бы дым. Недовес я ставила влево, перевес вправо, а нормальный вес записывала в журнал и по конвейеру отправляла дальше. Приходилось работать и по две смены, если твоя смена вышла из строя, а это очень часто случалось. Падала молодежь от иприта как мухи. Лично меня дважды вывозили, а потом я потом становилась в строй. На третий раз в тяжелом состоянии по акту об отравлении меня вывели из пятого цеха. Я чудом осталась живая и всю жизнь хриплю и харкаю кровью. Проработала я в наливке всего четыре месяца.
Любовь Чижова: О работниках и работницах советских химических заводов – Лев Федоров
Лев Федоров: История там была такая. Когда началась война, все мальчики ушли на фронт, поэтому на заводах химоружия делали иприт девочки. Потом, это я уже читал в документах, велено было прокурору распорядиться, чтобы часть заключенных отпустить. Их в эти ипритные цеха взяли. В тот же Чапаевск однажды завезли эшелон узбеков. То есть они русского не понимали, они были пожилые, потому что молодые были на фронте. У них тоже были трудности, их потом вывезли через год оставшихся. Одна женщина дневник писала и у нее в дневнике было всего два захода в цех иприта, один раз ее запустили, она две недели работала после этого отравилась, после этого отправили на подсобное хозяйство. Там она сколько-то отлежалась, ее снова запустили в цех. Опять две недели и опять отравилась и все, на этом кончилась ее ипритная биография.
Любовь Чижова: Они сами шли туда работать?
Лев Федоров: Они не ели. С 41 по лето 42, то есть год даже те, кто был в ипритных цехах, не кормили, они получали просто гражданские карточки как все вокруг. Летом 42 наконец издали распоряжение – кормить тех, кто в цехах ипритных. Их начали кормить, но не тех, кто заболел. Кто заболел, его на улицу и уже не кормить. Это было специально оговорено. Кормить заболевших начали только с лета 43-го. Такая была власть у нас, что с этим сделать. Ипритная болезнь, это калечащее, отравляющее вещество, которое поражает, этих девочек она поражала внутри, органы дыхания. Некроз органов дыхания.
Я против безответственной власти. Вывод, который я сделал в книге, что мы взялись за химическое оружие, сейчас из химической войны выходим. Так вот получилось так, что химическое оружие нам не нужно было с самого начала вообще, как таковое. Стало быть, если власть им все же занималась, то неплохо бы отчитаться перед народом и даже повиниться, если они могут, если они умеют. У меня цель была только эта. Как вы понимаете, я лично и сознательно пошел в военно-химическое училище. Я попросил, чтобы меня туда послали из суворовского училища и там я занимался обороной, защитой родиной. Мне там не сказали, что есть химическое оружие. Мне сказали, что за океаном живут какие-то плохие люди, готовят против нас химическую войну и надо защищаться. Там же, кстати, в феврале, помните, был 20 съезд КПСС, а я в марте вступил в КПСС, я верил. Потом в 59 году я ушел из армии, был цивильным академическим ученым. И все. Особенно, когда ко мне с обыском пришли, я совсем изумился. Поэтому у меня книга такая, чтобы эта страница была закрыта в информационном смысле, чтобы она была закрыта в смысле закопанного химоружия и чтобы больше этими глупостями мы не занимались. Все-таки ракетно-ядерное оружие у нас было политическое в значительной степени, а химическое не было политическим, стало быть оно не работало.
Любовь Чижова: История химического оружия в России началась в годы первой мировой войны и не закончилась до сих пор. В химическом производстве, на создание которого были затрачены огромные средства, на котором теряли здоровье тысячи людей, необходимости не было. Именно эту мысль пытается донести до читателей автор книги «Химическое вооружение – война с собственным народом» Лев Федоров…
Лев Федоров: Книга эта в магазинах отсутствует, мы ее распространяем по библиотекам и по общественным организациям. А написал я ее, строго говоря, случайно. Я заинтересовался, раз уж мы начали выходить из химической войны, а объявил об этом в 87 году Горбачев, а в 91 году летом мы уже парафировали конвенцию, которую в январе 93 года подписали. И тогда я просто начал в прессе задавать вопросы: а как то, а как это? Например, чего мы до сих пор молчим, что у нас на заводе химического оружия в Новочебоксарске, в Чувашии, был пожар в 74 году. Почему молчим, почему не рассказать нам, что сейчас после всего. И много очень вопросов задал. Ответ мне был очень интересный – ко мне пришли с обыском в конце 92 года. Я понял, что что-то тут не так с драгоценной бюрократией. Вот тогда я понял, что дело суровое. И после этого я сел в архивы и не вылезал из них очень долго. Архивы партии, ЦК КПСС, в 90 это еще было можно, в архиве советском, в архиве промышленном и очень много в архиве военном. Всю довоенную историю я поднял по военному архиву. И когда все это вместе собралось, оказалось, что ситуация суровая, что это надо все изложить и изложить не в виде одного тома «История», а в виде трех томов, потому что еще третий том «Экология» - забота о людях, как она реализовывалась и второй том о том архипелаге, о котором мы с вами не знали – архипелаге химической войны.
Любовь Чижова: В своей книге Лев Федоров рассказывает, что химическое оружие появилось в России в годы Первой мировой войны, ну а потом пришедшие к власти большевики начали активно развивать химическую отрасль. Этому посвящена глава «Химия как оружие революционной армии». Советский Союз всерьез готовился к химической войне, специалисты, создававшие отрасль, строили химическое производство на примере американского. Только Эджвудский военно-химический арсенал США находился в 20 км от Балтимора, а первые химические советские арсеналы появились в самом сердце страны – в Москве…
«В реальности нашим советским эджвудским арсеналом в период между мировыми войнами оказался не отдельный полигон в подмосковских Кузьминках, а стала вся столица Советского Союза – Москва с ближайшими окрестностями. Вряд ли в США такое могло привидеться даже во сне. Именно Москве досталась сомнительная честь быть носителем созданной инфрастуктуры химической войны, химического полигона, центрального склада химоружия, не менее четырех заводов по производству отравляющих веществ, двух головных институтов химической войны – военного и промышленного, военно-химического управления, медицинских служб и так далее. И понадобились десятилетия, чтобы наиболее опасные для большого города части этой инфрастуктуры стали постепенно перемещаться из столицы вглубь страны. Разумеется, осуществлялось это не по экологическим, а исключительно по стратегическим соображениям».
Любовь Чижова: В 20-30 годы в Советском Союзе создается мощная индустрия химического нападения. Красная Армия готовится вести наступательную химическую войну. В эти годы одним из главных союзников СССР в создании химического оружия является Германия….Из книги Льва Федорова..
«Все производственные химические установки в России, изготавливающие отравляющие вещества для обеих стран, созданы при участии немецких и русских экспертов. Эта деятельность началась, по крайней мере, пять лет назад и все время прогрессировала. Для того, чтобы совершить ту или иную сделку, офицеры все время путешествовали в Россию и обратно с фальшивыми документами».
Любовь Чижова: Лев Федоров отмечает, что несмотря на тесное сотрудничество советских и германских химиков и военных, в годы Великой отечественной войны воюющие стороны все же смогли удержаться от использования химического оружия…
Лев Федоров: Изгоев было две страны – Германия и Россия. Поэтому они нашли друг друга. У Германии по Версальскому договору она не имела права на своей территории ничего такого делать, не только химия, и с танками, и с авиацией у не было не все слава богу. Поэтому Германия нашла Россию, Советский Союз и они начали дружить. И завод химического оружия в Чапаевске они пытались нам построить. Без толку. А так они все свои разработки по химическому оружию, боеприпасам, отравляющим веществам они испытывали у нас с 26 года по 33. В 26 году они в Кузьминках провели авиационные, в 28 в Оренбурге, а с 29 по 32 на Волге, в районе Волжска. Но на Германию я бы клепать не стал, мы с ними раздружились. И в войну, спасибо, ни та, ни другая сторона не опустилась, чтобы применить химическое оружие. Химическое оружие, начиная с 1918 года, то есть с конца Первой мировой войны, больше официально не использовалось, кроме мелочей, Ирак недавно.
Любовь Чижова: Одно из главных отличий советского химического производства – то, что действия многих препаратов испытывались на людях. Самое горькое, что люди шли на это добровольно – есть было нечего, а подопытных кормили…
Чтобы понять умонастроения лидеров военно-технического дела тех лет, достаточно прочесть тезисы одного из сообщений последней конференции. В целях изучения чувствительности кожи кролика и человека к иприту, наносились растворы этого отравляющего вещества в ацетоне. Опыт производился на предплечье человека, спинке, брюшке и ухе кролика. Нанесение производилось на площади 1 квадратный сантиметр. Опыты показали, что кожа кролика является более чувствительной к иприту, чем кожа человека. На малых дозах кожа смуглых людей реагирует интенсивнее, чем светлая кожа. При крупных дозах кожа рыжих и блондинов в большинстве случаев дает более сильную реакцию. Женщины с любой окраской кожи дают реакцию более быструю и интенсивную, чем мужчины. Подростки обоих полов реагируют еще сильнее, чем женщины.
Любовь Чижова: Президент Союза «За химическую безопасность» Лев Федоров о людях, на которых испытывали химические препараты:
Лев Федоров: Это были добровольцы. Особенно много среди солдат было. Они просто соглашались, им за это давали молоко, хлеба кусок лишний. Специально отчет врача привел, когда врач серьезно, конечно, клятва Гиппократа не знал, что это такое, он разбирал. Попробовал на молодых и старых, черных и белых, на всяких разных. Почему? Потому что самые близкие к людям свиньи, но все равно опыты на свиньях не дают точного ответа. А так они испытывали на чем угодно, включая верблюдов. Это все было. И поэтому когда сейчас с пеной у рта наши драгоценные военные и не только военные химики, медики говорят, что наши гигиенические стандарты самые строгие на всем свете и какие-то американцы нам в подметки не годятся, я сразу отвечаю: потому что их испытывали сознательным образом на людях, в отличие от американцев.
Любовь Чижова: Ну, и еще одна крайне неприглядная страница советской химической истории – на вредных производствах, в силу разных обстоятельствах, работали женщины, молодые девочки. У всех были серьезные проблемы со здоровьем. В книге Льва Федорова есть воспоминания работницы Кончиковой:
С 1 апреля 1942 года послали в пятый цех, сначала на зачистку снарядов, а потом на наливку весовщиком-журналистом. Мне было 17 лет и меня не имели права ставить на эту операцию. А когда я сказала об этом мастеру, то он мне ответил, что если еще раз скажу, меня будет судить военный трибунал. Мне надо было взвешивать и записывать в журнал во всей резиновой спецодежде и в противогазе. Взвешивала я снаряды, залитые ипритом, от них шел как бы дым. Недовес я ставила влево, перевес вправо, а нормальный вес записывала в журнал и по конвейеру отправляла дальше. Приходилось работать и по две смены, если твоя смена вышла из строя, а это очень часто случалось. Падала молодежь от иприта как мухи. Лично меня дважды вывозили, а потом я потом становилась в строй. На третий раз в тяжелом состоянии по акту об отравлении меня вывели из пятого цеха. Я чудом осталась живая и всю жизнь хриплю и харкаю кровью. Проработала я в наливке всего четыре месяца.
Любовь Чижова: О работниках и работницах советских химических заводов – Лев Федоров
Лев Федоров: История там была такая. Когда началась война, все мальчики ушли на фронт, поэтому на заводах химоружия делали иприт девочки. Потом, это я уже читал в документах, велено было прокурору распорядиться, чтобы часть заключенных отпустить. Их в эти ипритные цеха взяли. В тот же Чапаевск однажды завезли эшелон узбеков. То есть они русского не понимали, они были пожилые, потому что молодые были на фронте. У них тоже были трудности, их потом вывезли через год оставшихся. Одна женщина дневник писала и у нее в дневнике было всего два захода в цех иприта, один раз ее запустили, она две недели работала после этого отравилась, после этого отправили на подсобное хозяйство. Там она сколько-то отлежалась, ее снова запустили в цех. Опять две недели и опять отравилась и все, на этом кончилась ее ипритная биография.
Любовь Чижова: Они сами шли туда работать?
Лев Федоров: Они не ели. С 41 по лето 42, то есть год даже те, кто был в ипритных цехах, не кормили, они получали просто гражданские карточки как все вокруг. Летом 42 наконец издали распоряжение – кормить тех, кто в цехах ипритных. Их начали кормить, но не тех, кто заболел. Кто заболел, его на улицу и уже не кормить. Это было специально оговорено. Кормить заболевших начали только с лета 43-го. Такая была власть у нас, что с этим сделать. Ипритная болезнь, это калечащее, отравляющее вещество, которое поражает, этих девочек она поражала внутри, органы дыхания. Некроз органов дыхания.
Я против безответственной власти. Вывод, который я сделал в книге, что мы взялись за химическое оружие, сейчас из химической войны выходим. Так вот получилось так, что химическое оружие нам не нужно было с самого начала вообще, как таковое. Стало быть, если власть им все же занималась, то неплохо бы отчитаться перед народом и даже повиниться, если они могут, если они умеют. У меня цель была только эта. Как вы понимаете, я лично и сознательно пошел в военно-химическое училище. Я попросил, чтобы меня туда послали из суворовского училища и там я занимался обороной, защитой родиной. Мне там не сказали, что есть химическое оружие. Мне сказали, что за океаном живут какие-то плохие люди, готовят против нас химическую войну и надо защищаться. Там же, кстати, в феврале, помните, был 20 съезд КПСС, а я в марте вступил в КПСС, я верил. Потом в 59 году я ушел из армии, был цивильным академическим ученым. И все. Особенно, когда ко мне с обыском пришли, я совсем изумился. Поэтому у меня книга такая, чтобы эта страница была закрыта в информационном смысле, чтобы она была закрыта в смысле закопанного химоружия и чтобы больше этими глупостями мы не занимались. Все-таки ракетно-ядерное оружие у нас было политическое в значительной степени, а химическое не было политическим, стало быть оно не работало.
