Марина Тимашева: Летом я много рассказывала о фестивале имени Чехова, который привез из Франции и Канады в Москву невероятно эффектные постановки, которые принадлежат направлению “новый цирк”. На спектакли ходили актеры и режиссеры драматических театров, но из цирковых знаменитостей мною замечен был только режиссер, лауреат множества премий международных конкурсов, Александр Гримайло. Наверное, цирковые люди ревниво относятся к конкурентам в лице Чеховского фестиваля. А это неверно. Заинтересовавшись театром-цирком, люди более внимательно присматриваются к цирку как таковому. И, попрощавшись с чеховским марафоном, идут в Цирк Юрия Никулина, где осенью прошел международный конкурс, или на Поклонную гору, на Всемирный фестиваль циркового искусства. Надо полагать, что и затяжные гастроли канадского "Цирка Дю Солей", которые продлятся в Лужниках до декабря месяца, привлекут людей, уже прирученных программами Чеховского фестиваля. Поэтому разговор с Александром Гримайло мы начнем с них. Вспомним компанию “Семь пальцев на руке” и семью Чаплиных, и обратим внимание на то, что Александр Гримайло считает: “новый цирк” родился не в Канаде и не во Франции, а в Советском Союзе.
Вы – специалист в той области, в которой я - простой, обычный человек, зритель и любитель. Чеховский фестиваль привез огромную программу из десятка спектаклей, которые относятся к жанру “нового цирка”. Мы, театроведы, в них видим театральную историю, сюжет, отношения, если таковые имеются, а если таковых не имеется, то просто атмосферу, настроение. Вы, конечно же, видите что-то еще и по своей части. Во-первых, какой из показанных спектаклей, из тех, что вы видели, произвел на вас самое сильное впечатление?
Александр Гримайло: Я думаю, что “7 Fingers”. Я знаю их очень давно, еще когда они были студентами в канадской школе, со многими я работал из этой же школы, из их же выпуска. Я работаю с ними и в Америке, и в Европе. И я считаю, что это самая крепкая постановка – "Жизнь". Взята пограничная тема, жизнь и смерть. Конечно это не новое в искусстве, взять хоть "Весь этот джаз". Но, тем не менее, ребята очень профессионально работают. Они закончили цирковую школу. Говорят все очень хорошо по-английски, хотя они французские канадцы, и Себастьян научился говорить по-русски за год. Год назад на фестивале мы с ним виделись в Париже, и он почти не говорил, несколько слов. И он говорит осмысленно. Потом сам сюжет мне очень нравится, очень такой светлый. И семью Чаплина я знаю очень хорошо, я считаю, что они очень талантливые люди, я знаю, где они начинали в Швейцарии - в маленьких театрах, в городах провинциальных, чуть ли не на фермах, и я вижу, как на глазах они растут. И то, что они прибыли в Москву, это не столько для нас, сколько для них такой сумасшедший аванс! Они там собирают 10-15 человек в зале, и им этого достаточно, а тут они собрали сумасшедшую аудиторию. Если говорить о цирке как таковом, то это, по правильному, профессиональному определению, “цирк на сцене”. Был когда-то такой в Советском Союзе, сейчас почти умерший, хотя организация такая существует до сих пор - “Цирк на сцене”. Она существует в Москве, в некоторых городах, как бы филиалами, и много гастролей делают цирковые артисты по сценам. И делают спектакли и делали много лет назад, в советское время. Это не изобретение швейцарцев, немцев и канадцев. Родилось это в Советском Союзе. Зарождалось такое направление еще до войны, оно было политизированным, но было. После войны его практически не было, был чистый цирк. А начиная с конца 70-х, особенно в 80-е, это направление стало развиваться. Оно родилось у нас, оно развилось здесь, и оно здесь же было и затоптано. Потому что все работы, которые лично я делал со своими партнерами, друзьями, их никто здесь не принимал, абсолютно никто. То, что вы видите на чеховском фестивале, мы здесь делали в 70-х- 80-х, в Москве, в России, в Советском Союзе. Можно поднять прессу и можно найти, как топтали ногами подобные произведения. Я еще тогда говорил, что пройдет лет 20-25, и вы с распростертыми руками встретите из-за границы то же самое, может быть, даже в худшем качестве, и скажете: “Шедевр! Вот, как надо делать!”. Не было видеокамер, мы даже заснять это не могли, хотя есть эпизодики некоторые, которые мы все-таки снимали какими-то камерами. А те, кто еще жив, сегодня приходят и говорят: “О, так это то, что у нас было 30 лет назад!”
Марина Тимашева: А где вы играли, на каких сценах, и была ли у спектаклей литературная основа?
Александр Гримайло: Она есть, она существует в архивах, она существует в "Росгосцирке". Был такой огромный литературный отдел при "Росгосцирке" нынешнем (бывший "Союзгосцирк"), был огромнейший литературный отдел, в нем работали уникальные специалисты и писались, поверьте мне, уникальные сценарии. Но я рад, что увидел хотя бы, что наше дело все-таки не умерло, а развилось. Как обычно, пророков нет в отечестве своем.
Марина Тимашева: Все придет оттуда, как пришел в Москву этой осенью знаменитый канадский "Цирк дю Солей"?
Александр Гримайло: Как и "Цирк дю Солей", который родился тоже здесь, в конце 80-х. Его нынешние руководители проходили стажировку у нас в студии, в “ЦЦИ”, в Измайлово. Тот же Ги Лалиберте у нас репетировал, приходили они и снимали подряд все камерой, были на всех репетициях с 6 утра до 12 ночи, каждый день. Но это не умаляет их таланта. Я противник "Дю Солей", для меня это такие монстры, как динозавры, которые вытаптывают под собой все живое, всех нежных бабочек. Это мощная индустрия, это Голливуд, такой дикорастущий Голливуд, агрессивный, я бы сказал. Я хорошо знаю всю эту компанию. Опять-таки, не умаляя их достижений, профессионализма и так далее. Но, если вы не знаете, канадцев там нет практически, там русские, 60 процентов - русские. Тренеры, режиссеры, педагоги, артисты - все русские, все идеи - все русские. Там система армейская, настоящая армейская. Они взяли нашу систему, систему советского цирка. Нет непослушания, там есть наказания. Хотя у них есть все: страховки, лечение. Но это есть профессионализм, такой дикий, капиталистический профессионализм. Это вот мое мнение. А я - за “7 Fingers”, за маленькие компании. Поверьте, много очень маленьких трупп, которые вы даже не знаете, которых здесь никогда не видели. Я, кстати, “7 Fingers” привозил сюда лет семь назад, и все, кому я показывал, говорили: “Вот это дерьмо, простите, сюда везти? Кто на это пойдет?”. Но это же новое направление, это совершенно новое видение того или другого жанра, может быть музыкальное оформление, костюмы, трюковое комбинирование - это самое тяжелое. Сальто есть сальто, а куда ты это вплетешь - от этого рождается произведение. И, конечно – характер, образ. Если есть харизма, если она существует, то есть удача.
Марина Тимашева: Как всякий человек, я люблю цирк, между прочим, даже посмотрела китайский цирк, специально посмотрела, чтобы попробовать сопоставить именно цирковую составляющую -что делают китайцы и что - “новые цирки”. Я смотрю по телевизору “Лучшие цирки мира”, номера, которые удостоены всевозможных премий, но при этом все равно, не могу сама оценить уровень новизны и сложности именно цирковой составляющей.
Александр Гримайло: Если говорить о чистом цирке, чистого цирка практически нет. Цирковая подготовка, в основе она есть, она - среднего уровня. И когда я слышу возгласы зрителей на два сальто-мортале на сцене на батуте, я просто улыбаюсь. Это не высочайший класс, но опять, повторяю, он и не нужен. Потому что, если вы хотите посмотреть пять сальто-мортале, вы пойдете в цирк или на спортивную площадку, на соревнования, и посмотрите. Я тоже в своих работах, если делаю специальный номер для цирка, то я в нем развиваю трюки, но я не сторонник трюков. Для меня всю жизнь важна была именно драматургия. Не только в шоу, а в самом номере. Это еще сложнее. Потому что вы объедините в шоу на два часа несколько номеров, и свою линию драматургическую вы проследите. А в номере на 4-6 минут проследить ту же самую линию, поверьте мне, я занимаюсь этим около 40 лет, это очень тяжело. Но меня именно это всегда и прельщало. Почему я занимался этими работами? Они все замешаны были еще тогда, в 70-е-80-е годы, когда я начинал это делать, на драматургии. Я выпускаю номера, многие за границей просто живут, а здесь они никому не нужны.
Марина Тимашева: Александр Иванович, а как это выглядит, вы их выпускаете здесь, а потом…?
Александр Гримайло: У меня нет студии здесь, у меня нет собственного здания, потому что это дорого, в России это невозможно. Я арендую помещение, если мне нужно. Сейчас временная база - в Цирке Никулина. Я там репетирую. У нас есть договор с Максимом Никулиным, что я у него делаю работы для его цирка, и они мне ничего не платят за это, и я параллельно делаю еще свою работу. Нормальное соглашение, меня это устраивает. В Германии у меня две базы: одна - в Берлине, другая - во Франкфурте. Одна база это такой дансинг клаб большой. Вы будете смеяться, здесь за час аренды, допустим, с меня запрашивали от пятисот до тысячи рублей, а то и больше, а в Германии я плачу пять евро за день. Поэтому я здесь практически не репетирую, я репетирую или в Германии или в Швейцарии. В Швейцарии база на границе с Германией. Это школа, и я в любое время могу туда приехать, мне предоставляют жилье, я ничего не плачу, я пользуюсь всеми услугами и ставлю номера. А тот, кто хочет получить мой номер, он договаривается с хозяевами, он платит, меня это не волнует. Но я знаю цену, это вообще копейки.
Марина Тимашева: Эти номера входят в какие-то спектакли или разъезжаются?
Александр Гримайло: Разъезжаются. Что-то уходит в шоу. Конкретно я никогда ни для кого ничего не делаю. То есть бывают заказы, вот в прошлом году у меня был заказ, я делал для Вольфа из Швейцарии, это знаменитая фамилия, он сам художник. Он сказал: “Я бы хотел что-то особенное для моего шоу”. Он оплачивал все: репетиционную базу, костюмы, музыку. То есть, он продюссировал все полностью. Моя была задача сделать то, что я придумал и то, что ему хочется. Так мне нравится работать, но так практически никто не работает.
Марина Тимашева: А вы работаете с каким-то определенным типом цирковых артистов, или могут быть воздушные гимнасты, эквилибристы?
Александр Гримайло: Не могут быть, они и есть. Все жанры, которые существуют в цирке, все жанры я делал, и «животные» номера даже. Но "животные" мне не нравится делать, потому что мне жалко животных в цирке.
Марина Тимашева: А людей - не жалко?
Александр Гримайло: С людьми можно поговорить, их можно убедить. Люди знают, зачем идут, а бедные животные не могут вам сказать, что им это не нравится. Человек может сказать, что ему не нравится, я скажу: “Спасибо. Не нравится - не делай”. А животное… Я делал несколько "животных" номеров, и они известные, очень известные, и лауреаты фестивалей, и Монте-Карло. Но это очень редко.
Марина Тимашева: Вы сами ведь цирковой артист, да? А кто?
Александр Гримайло: Клоун.
Марина Тимашева: Правда? Такой серьезный…
Александр Гримайло: Я был серьезный клоун. В 70-е годы, после циркового училища, я начал создавать шоу, которое называлось “Геометрические фигуры. Пространство и тело”. Оно было все основано на геометрии. Написано об этом очень много, написано даже в энциклопедиях. Ну, цирковой народ вообще сумасшедший, он никогда не обращает внимания ни на что, он может бросаться с головой, «ломаться». Вы знаете, смертельных случаев огромное количество, у нас огромное количество травм, у нас огромное количество людей-инвалидов. Это мало кто знает, и мало об этом говорят. Если театральный актер делает кульбит или колесо, все говорят: “Вау!”. А у нас люди делают ежедневно сумасшедшие трюки и получают за это пять тысяч в месяц, десять. И эти люди преданы своему делу, или не могут просто выкарабкаться из этого дела, но все равно этот труд требует сумасшедших усилий.
Марина Тимашева: А вернется в Россию то, что вы придумывали тогда? Вернется, благодаря тому, что развивалось в Европе или Канаде?
Александр Гримайло: Вернется, но к сожалению в искаженном виде. Как у нас была тенденция ставить в манере "Дю Солей". У нас знаете, как его называли? “Дю Солей для бедных”. Одно из шоу "Дю Солей" в Лас-Вегасе обошлось им в 90 миллионов долларов. А мы не можем собрать даже ста тысяч долларов. Я в Англии делал шоу, у меня был бюджет огромный. А здесь просишь: “Ну дайте хоть 200-300 тысяч, кто-нибудь помогите, мы сделаем!”. Никто никогда не дал. Россия живет по принципу: зачем создавать? Заметьте, я говорю Россия, а не Советский Союз, когда государство давало деньги на эксперименты, и мы экспериментировали, оно било нас за это со страшной силой, но мы все равно обманывали и делали. Да поверните вы голову, здесь талантов немеряно, я готов здесь работать, но у меня лично нет денег, чтобы это делать. Паша Брюн приехал из Лас-Вегаса, он вернулся, из "Дю Солей" давно ушел, здесь Валя Гнеушев, я могу еще перечислять людей, которые способны работать. Это - принцип, закон России: все, что привезли оттуда - все хорошо, а все, что свое – никакое. Но, обратите внимание: 60 процентов русских артистов работают в "Дю Солей". Они покажут нам русских, а мы скажем: “Ах! Канадцы!” Вот это - парадокс России. Он был всегда.
