Налоговая служба России с 2010 года обещает усилить борьбу с так называемыми "серыми зарплатами", намереваясь оказывать давление уже не только на работодателей, но и на граждан. Однако эксперты сомневаются, что при сохранении нынешней структуры российской экономики государство сможет добиться в этом деле больших успехов.

Об этом обозреватель РС беседует с директором Центра трудовых исследований Высшей школы экономики Владимиром Гимпельсоном.

— Зарплаты "в конвертах" — это характерная российская проблема?

— В любой стране — независимо от того, насколько велика в ней доля теневых зарплат — если "серые" зарплаты вообще есть, то они сконцентрированы прежде всего в мелкой торговле, строительстве и сельском хозяйстве. Эти секторы в большей степени открыты для неформальной деятельности и, соответственно, неформальных заработков. Применительно к России я бы прежде всего говорил даже не о неформальных зарплатах, а о неформальной занятости. Зарплата — это плата за труд. И если это труд в неформальном секторе, то она никакой другой, кроме как неформальной, быть не может. В этом, на мой взгляд, и есть ключевая проблема.

— Вы полагаете, что в крупных компаниях сейчас все более-менее нормально, потому что такой работодатель платит "по-честному"?

— Естественно. Нет смысла рисковать — большая компания, нанимающая много людей, все равно не в состоянии скрыть большие деньги. Кто-то кому-то что-то может доплачивать в конверте, но это не проблема. Другое дело, что у нас значительная часть людей вообще не работает в компаниях.

— То есть они работают неофициально и, соответственно, получают неофициальную зарплату?

— Давайте обратимся к цифрам. У нас сегодня примерно 67-68 миллионов человек занятых. Из этих 68 миллионов в средних и крупных компаниях работают примерно 35 миллионов человек. Еще миллионов 10-11 — в малых предприятиях. Значит, всего в организациях, то есть в юридических лицах, у нас работают где-то 46-47 миллионов человек из 67-68 миллионов. То есть 20 с небольшим миллионов человек заняты не в юридических лицах. Это самозанятые, индивидуальные предприниматели без образования юридического лица, люди, работающие на других физических лиц, люди, работающие по найму на этих индивидуальных предпринимателей… Это, по большому счету, полу- и неформальная занятость, полу- и неформальные заработки.

— Какова была динамика доли "серых" зарплат в последние годы?

— Это как раз ключевой вопрос. Можно было бы предположить, что рост экономики, который мы наблюдали с 2000 по 2008 год (ВВП практически удвоился) и активная борьба с неформальными аспектами экономики (власть поставила задачу максимально вывести все "на свет") должны были бы привести к сокращению неформального сектора. Что мы видим? Все с точностью до наоборот. В секторе компаний — то есть всех юридических лиц, включая малые предприятия, — занятость за это время сократилась. В конце 1999 - начале 2000 года в нем работало примерно 52 миллиона человек. Накануне кризиса — 49 миллионов человек. А общая занятость выросла, и, соответственно, неформальный сектор тоже вырос. Это означает, что реагируя на рост экономики, формальный сектор, то есть компании, сокращал занятость, не создавая рабочих мест. А неформальный сектор, где практически нет никаких законов и регулирования, рабочие места создавал, оттягивая людей. Фактически он и стал механизмом, который обеспечил сокращение безработицы.

— Может быть, это нормальный для экономики процесс: крупные компании оптимизируют численность персонала, часть людей уходит в неформальный сектор. Вопрос только в том, что государство должно как-то установить над ним контроль...

— Конечно, то, что сверхкрупные компании сокращают численность персонала — это, наверное, хорошо. Они просто имели избытки рабочей силы. С другой стороны, нормальный процесс заключается в том, что параллельно идут два процесса. С одной стороны, старые, неэффективные компании умирают. Высвобождение людей происходит за счет вывода малопроизводительных и устаревших рабочих мест. В это время возникают новые компании, создающие новые рабочие места, которые и оттягивают на себя тех, кто высвободился в результате первого процесса.

— А у нас?

— У нас было не так: шло сокращение, но не создание. У людей, которые теряли работу на крупных предприятиях и в организациях, выходов было немного: либо идти в безработные, либо вообще не работать, либо заниматься чем-то в неформальном секторе. И они шли в неформальный сектор. Такое замещение формальных, более технологичных, более производительных, более защищенных рабочих мест в формальном секторе на незащищенные, малопроизводительные, технологически примитивные, официально незащищенные места в неформальном — это, конечно, упрощение экономики, это ее примитивизация. Она ничего общего не имеет ни с диверсификацией, ни с модернизацией.

— Что, собственно, должно сделать государство, чтобы нормализовать рынок труда? Чтобы людям платили нормальную зарплату за нормальную работу и не было всех этих разговоров о теневых зарплатах и конвертах?

— Ответ на этот вопрос очень прост и одновременно очень сложен. Государство должно делать много такого, чего оно не делает. И многое из того, что оно делает, оно делать не должно. Прежде всего, государство должно само для себя решить, чего оно хочет от рынка труда. Мое ощущение — оно хочет, чтобы рынок труда не мешал людям у власти эту власть сохранять. А на самом деле рынок труда, прежде всего, должен решать совсем другую задачу. Он должен создавать условия для того, чтобы количество рабочих мест росло, чтобы они становились все более производительными и доступными для большего числа людей. Это предполагает совершенно другой подход к регулированию, и не только рынка труда, а к регулированию экономики вообще. Ответ давно известен: нужна такая институциональная среда, такой институциональный инвестиционный климат, в котором бизнес чувствовал бы себя комфортно, видел бы перспективу, не боялся бы за завтрашний день и с удовольствием бы развивался, создавая новые рабочие места для всех наших сограждан.