Марк Крамер – профессор Гарвардского университета, возглавляющий программу изучения холодной войны. Двенадцать лет назад в его распоряжении оказался документ, из которого следовало, что коммунистический лидер Польши Войцех Ярузельский просил Советский Союз ввести в страну войска накануне объявления военного положения в 1981 году. Этот документ – записи адъютанта маршала Советского Союза Куликова Виктора Аношкина. Некоторые из них недавно были опубликованы польским Институтом народной памяти. В интервью Радио Свобода Войцех Ярузельский в очередной раз отверг обвинения. Он также сообщил, что Марк Крамер купил записи у Аношкина, и они не могут служить основанием для однозначных выводов о его договоренностях с советским руководством. Марк Крамер в беседе с корреспондентом Радио Свобода опроверг слова Ярузельского.
– Когда и на каких условиях вы получили записи Аношкина?
– Это произошло на конференции в польской Яхранке, маленьком городке вблизи Варшавы, в ноябре 1997 года. На ней, в частности, присутствовали бывший маршал Советского Союза Куликов и его адъютант Виктор Аношкин. Куликов в своем выступлении ссылался на некую тетрадь, так и не дав четкого объяснения, что же это за документ. С этим вопросом я подошел к нему в перерыве. Он ответил, что это тетрадь генерала Аношкина. Тогда я подошел к Аношкину, в тот момент он разговаривал с генералом армии Анатолием Грибковым, в 1976-1989 годах занимавшим пост начальника штаба Объединенных Вооруженных сил государств – участников Варшавского договора. Аношкин позволил мне просмотреть тетрадь, я спросил у него разрешения снять копию с тех страниц, которые описывали переговоры декабря 1981 года. Вначале он отказался, но я упорствовал. Наконец oн сказал, что даст разрешение лишь при согласии маршала Куликова. Я вернулся к маршалу, который сидел за столом в другой части большого конференц-зала. Я удивился, что он не возражал и, напротив, дал мне свое согласие. Тогда Аношкин все равно очень неохотно и очень ненадолго дал мне тетрадь. Мне, впрочем, не требовалось много времени: тетрадь была не очень большой.
Проблема была в фотокопировальной машине: это была очень старая модель, и работала она очень медленно. К тому же я делал по две копии с каждой страницы - на случай, если Аношкин передумает и копии у меня заберет. Так и вышло. Через 8-10 минут – к тому моменту я успел снять по две копии с двадцати страниц – ко мне подошел Аношкин и потребовал назад тетрадь и копии. Я отдал их ему, вторая серия копий осталась у меня, о чем я сказал Аношкину уже позже. После ужина в тот день я передал копии страниц из тетради двум-трем польским исследователям, которые принимали участие в организации конференции, и двум-трем моим американским коллегам, которые помогли мне справиться с фотокопировальной машиной. Затем я приступил к переводу, и его черновой вариант был готов уже к концу конференции. В последующие месяцы я отредактировал его, а осенью 1998 года переводы были опубликованы на английском и польском языках. В предисловии я подробно описал, как тетрадь оказалась в моем распоряжении. Прочитать его можно в номере 11 журнала "Бюллетень международной истории холодной войны" ("Cold War International History Bulletin").
Никаких долларов, как говорил Ярузельский, я Аношкину не платил. И Ярузельский очень хорошо знал об этом. Зная Аношкина и Куликова, он знал и то, что они никогда не продали бы тетрадь. Заявление Ярузельского о покупке тетради – абсурд, и оно мне очень неприятно.
– Почему, на ваш взгляд, Войцех Ярузельский утверждал, что эта тетрадь была куплена?
– Чтобы ее не воспринимали в качестве подлинного документа. Тем не менее, я очень тщательно проверял записи Аношкина в течение года до их публикации: с ноября 1997 года по осень 1998. Например, я работал с очень большим количеством польских и советских документов, которые Аношкин вряд ли мог видеть. В частности, со свидетельствами генерала Сивицкого (Флориан Сивицкий в 1981 году был начальником Генерального штаба польской армии; наряду с Ярузельским руководил режимом военного положения в Польше. - РС), стенограммами заседаний Политбюро ЦК КПСС и тысячами страниц других документов.
Кроме того, я разговаривал с полковником Куклинским (Рышард Куклинский являлся заместителем начальника оперативного отдела польского Генштаба и агентом ЦРУ; эмигрировал в США в ноябре 1981 года за пять недель до введения военного положения. - РС). Он присутствовал при нескольких разговорах Ярузельского и Куликова. В первой половине 1998 года, то есть, еще до публикации записей Аношкина, Куклинский подтвердил, что Аношкин во время этих разговоров делал записи. Сначала я спросил об этом Куклинского и лишь затем, получив от него подтверждение, сказал, что располагаю копиями некоторых записей Аношкина. После тщательной проверки я был абсолютно уверен, что в моем распоряжении находится неполный, но совершенно подлинный документ. Иначе я бы не стал его публиковать.
– В записях Виктора Аношкина есть прямая речь Ярузельского, который просит ввести на территорию Польши советские войска?
– Да. "Это для нас страшная новость!! Шло полуторагодовая болтовня о вводе войск – все отпало" (в записях Аношкина сказано именно "шло болтовня", а не "шла". – РС). Так Ярузельский отреагировал на отказ СССР вводить в Польшу войска. По записям Аношкина понятно, что это слова Ярузельского, но я специально спросил об этом Куликова и Аношкина. Они подтвердили без колебаний и были удивлены тем, что я спросил о такой очевидной, на их взгляд, вещи. Есть также фраза "Мы трезво оцениваем обстановку, и если не будет полит., экон., воен. поддержка от СССР, то наша страна может быть потеряна (для Варш. Дог.). Без поддержки СССР мы не можем идти вперед". (Аношкин записал "если не будет... поддержка" вместо "если не будет... поддержки". В документе содержится также вопрос Ярузельского: "Можем ли мы рассчитывать на помощь по военной линии от СССР?" – РС). Тетрадь Аношкина оказалась в ряду других документов, подтверждающих факт просьбы Ярузельского. Соответствующие подтверждения можно найти, например, в стенограммах заседаний Политбюро ЦК КПСС и других рассекреченных советских и польских документах.
– В интервью Радио Свобода Войцех Ярузельский отрицал просьбу ввести советские войска в Польшу.
– Он создал легенду о себе, как о спасителе Польши, который выбрал меньшее из зол. Тетрадь Аношкина и другие документы этому образу противоречат. Из них следует, что просьба о военной помощи со стороны СССР – свидетельство паники Ярузельского. Он один нес за все ответственность, являясь одновременно лидером партии, премьер-министром, министром народной обороны Польши и председателем польского Комитета по обороне Отечества. Вся тяжесть советского давления приходилась на него. Он осознавал, что совершает важнейший поступок в истории своей страны и всей Европы, пытаясь выполнить сложную, подчас невозможную задачу: успешно противостоять бунтующему обществу. До октября 1981-го и Станислав Каня (лидер Польской объединенной рабочей партии, которого Ярузельский сменил на этом посту в середине октября), и Ярузельский неоднократно убеждали Советский Союз, что они в состоянии ввести военное положение без внешней помощи и что было бы огромной ошибкой вводить в Польшу дополнительные советские войска.
Я не хочу демонизировать Ярузельского: он не антигерой и не герой. Он сложная фигура: абсолютно лояльный Советскому Союзу, не мыслящий Польшу вне советского влияния. Если бы режимом военного положения руководил не он, Советский Союз мог поручить эту задачу людям намного хуже Ярузельского, например, генералу Эугениушу Мольчику. А тогда количество погибших могло значительно превысить девяносто человек.
Ярузельский вполне мог объяснить свою просьбу опасением гражданской войны, которая повлекла бы за собой более масштабное советское вторжение. Такой аргумент мог бы заслужить чье-либо доверие и повлечь за собой конструктивный спор. Однако вместо этого Ярузельский полностью отрицает, что когда-либо просил СССР о военной помощи, а это прямо противоречит многим документам из самых различных независимых источников. Нелегко дискутировать о причинах, по которым Ярузельский просил СССР гарантировать военную помощь. Но то, что эта просьба имела место, неоспоримо.
– Документы, на которые вы ссылаетесь наряду с тетрадью Аношкина, свидетельствовали еще и о том, что Советский Союз вовсе не собирался вводить свои войска в Польшу в декабре 1981?
– Руководство СССР намеревалось ввести войска в Польшу в период с августа 1980 по сентябрь-октябрь 1981 года, сначала предлагая военную помощь, а потом направив к границам Польши свои дивизии. План введения военного положения в Польше разрабатывали в тесном сотрудничестве с советскими военными и офицерами КГБ. В сентябре-октябре 1981 года в СССР приняли решение, что военное положение может и должно быть осуществлено польскими силами, поскольку были уверены, что сил этих хватит. Одной из причин было то, что в октябре 1981 года Ярузельский сменил на посту первого секретаря Польской объединенной рабочей партии Станислава Каню, который не раз давал понять, что никогда не ввел бы военное положение, несмотря на свои многократные обещания его ввести.
Когда первым секретарем партии стал Ярузельский, советские лидеры были уверены: военное положение он, в отличие от Кани, введет. Но они были обеспокоены тем, что Ярузельский мог провести военное положение в полсилы. В успех же члены советского Политбюро верили лишь в том случае, если бы Ярузельский действовал в полную силу; тогда бы им в Москве не пришлось рассматривать вопрос о введении советских войск. Поэтому после октября 1981 года они осознанно лишили Ярузельского даже намека на советскую помощь, чтобы он не ослаблял хватку.
Это, конечно, не значит, что в СССР были готовы позволить событиям в Польше разворачиваться своим чередом: не за тем были наготове советские дивизии на польских границах. Если бы Ярузельский не подавил "Солидарность", в Польше разразилась бы гражданская война и советские силы на территории Польши были бы атакованы, то, судя по имеющимся свидетельствам, советское руководство направило бы в Польшу войска для подавления восстания – так же оно действовало в Венгрии в ноябре 1956 года.
– Есть версия, что Ярузельский просил Советский Союз ввести войска, но просьба эта не была искренней, а являлась частью дипломатической игры.
– Я со всей серьезностью рассматривал эту версию. Однако затем комментарии самого Ярузельского, приведенные в тетради Аношкина (особенно его удивление и негодование в ответ на отказ СССР оказывать военную помощь), и многие другие документы убедили меня в обратном. Так, Куклинский работал с Ярузельским на протяжении двенадцати лет, что отразилось в 63-страничном досье на Ярузельского, которое он подготовил для ЦРУ. Его описание поведения Ярузельского, находящегося под давлением, вполне сочетается с записями в тетради Аношкина. То же можно сказать и про другие документы. Есть все основания полагать, что к моменту введения военного положения Ярузельский потерял самообладание. Он всерьез сомневался в том, сможет ли подавить "Солидарность", и вряд ли его просьбы были лишь попыткой выявить истинные намерения Советского Союза. Именно потерю самообладания Ярузельский не хочет сегодня признавать, по-прежнему желая видеть в себе пусть не героя, но человека, который повел себя наилучшим образом в трудной ситуации. До октября 1981 года он именно так себя и вел, но не после.
– Почему, на ваш взгляд, Ярузельскому предъявили обвинения лишь в середине 2000-х с приходом Леха Качиньского?
– Процесс начался в начале 1990-х, но был прерван в 1996-м, когда во главе польского парламента стояли бывшие коммунисты – "Демократический левый альянс". Они проголосовали за предоставление Ярузельскому иммунитета от обвинений. С приходом правительства Качиньского Ярузельского лишили иммунитета, и дело возобновили.
– Как вы думаете, зачем понадобилось публиковать отрывки из тетради Аношкина снова?
– В этот раз были опубликованы несколько страниц, которые я видел и читал в тетради Аношкина в 1997 году, но не успел скопировать. Польский Институт народной памяти (ИНП) получил копию от одного режиссера (Дарюша Яблонского – РС). Очень хорошо иметь дополнительные страницы. Но они лишь добавили детали, не изменив картину, которая сложилась после моих публикаций. Ярузельский отметил, что свежая публикация ИНП не несет ничего нового. В этом он по большому счету прав. Остальные его тезисы, к сожалению, вовсе не вызывают доверия.
– Когда и на каких условиях вы получили записи Аношкина?
– Это произошло на конференции в польской Яхранке, маленьком городке вблизи Варшавы, в ноябре 1997 года. На ней, в частности, присутствовали бывший маршал Советского Союза Куликов и его адъютант Виктор Аношкин. Куликов в своем выступлении ссылался на некую тетрадь, так и не дав четкого объяснения, что же это за документ. С этим вопросом я подошел к нему в перерыве. Он ответил, что это тетрадь генерала Аношкина. Тогда я подошел к Аношкину, в тот момент он разговаривал с генералом армии Анатолием Грибковым, в 1976-1989 годах занимавшим пост начальника штаба Объединенных Вооруженных сил государств – участников Варшавского договора. Аношкин позволил мне просмотреть тетрадь, я спросил у него разрешения снять копию с тех страниц, которые описывали переговоры декабря 1981 года. Вначале он отказался, но я упорствовал. Наконец oн сказал, что даст разрешение лишь при согласии маршала Куликова. Я вернулся к маршалу, который сидел за столом в другой части большого конференц-зала. Я удивился, что он не возражал и, напротив, дал мне свое согласие. Тогда Аношкин все равно очень неохотно и очень ненадолго дал мне тетрадь. Мне, впрочем, не требовалось много времени: тетрадь была не очень большой.
Проблема была в фотокопировальной машине: это была очень старая модель, и работала она очень медленно. К тому же я делал по две копии с каждой страницы - на случай, если Аношкин передумает и копии у меня заберет. Так и вышло. Через 8-10 минут – к тому моменту я успел снять по две копии с двадцати страниц – ко мне подошел Аношкин и потребовал назад тетрадь и копии. Я отдал их ему, вторая серия копий осталась у меня, о чем я сказал Аношкину уже позже. После ужина в тот день я передал копии страниц из тетради двум-трем польским исследователям, которые принимали участие в организации конференции, и двум-трем моим американским коллегам, которые помогли мне справиться с фотокопировальной машиной. Затем я приступил к переводу, и его черновой вариант был готов уже к концу конференции. В последующие месяцы я отредактировал его, а осенью 1998 года переводы были опубликованы на английском и польском языках. В предисловии я подробно описал, как тетрадь оказалась в моем распоряжении. Прочитать его можно в номере 11 журнала "Бюллетень международной истории холодной войны" ("Cold War International History Bulletin").
Никаких долларов, как говорил Ярузельский, я Аношкину не платил. И Ярузельский очень хорошо знал об этом. Зная Аношкина и Куликова, он знал и то, что они никогда не продали бы тетрадь. Заявление Ярузельского о покупке тетради – абсурд, и оно мне очень неприятно.
– Почему, на ваш взгляд, Войцех Ярузельский утверждал, что эта тетрадь была куплена?
– Чтобы ее не воспринимали в качестве подлинного документа. Тем не менее, я очень тщательно проверял записи Аношкина в течение года до их публикации: с ноября 1997 года по осень 1998. Например, я работал с очень большим количеством польских и советских документов, которые Аношкин вряд ли мог видеть. В частности, со свидетельствами генерала Сивицкого (Флориан Сивицкий в 1981 году был начальником Генерального штаба польской армии; наряду с Ярузельским руководил режимом военного положения в Польше. - РС), стенограммами заседаний Политбюро ЦК КПСС и тысячами страниц других документов.
Кроме того, я разговаривал с полковником Куклинским (Рышард Куклинский являлся заместителем начальника оперативного отдела польского Генштаба и агентом ЦРУ; эмигрировал в США в ноябре 1981 года за пять недель до введения военного положения. - РС). Он присутствовал при нескольких разговорах Ярузельского и Куликова. В первой половине 1998 года, то есть, еще до публикации записей Аношкина, Куклинский подтвердил, что Аношкин во время этих разговоров делал записи. Сначала я спросил об этом Куклинского и лишь затем, получив от него подтверждение, сказал, что располагаю копиями некоторых записей Аношкина. После тщательной проверки я был абсолютно уверен, что в моем распоряжении находится неполный, но совершенно подлинный документ. Иначе я бы не стал его публиковать.
– В записях Виктора Аношкина есть прямая речь Ярузельского, который просит ввести на территорию Польши советские войска?
– Да. "Это для нас страшная новость!! Шло полуторагодовая болтовня о вводе войск – все отпало" (в записях Аношкина сказано именно "шло болтовня", а не "шла". – РС). Так Ярузельский отреагировал на отказ СССР вводить в Польшу войска. По записям Аношкина понятно, что это слова Ярузельского, но я специально спросил об этом Куликова и Аношкина. Они подтвердили без колебаний и были удивлены тем, что я спросил о такой очевидной, на их взгляд, вещи. Есть также фраза "Мы трезво оцениваем обстановку, и если не будет полит., экон., воен. поддержка от СССР, то наша страна может быть потеряна (для Варш. Дог.). Без поддержки СССР мы не можем идти вперед". (Аношкин записал "если не будет... поддержка" вместо "если не будет... поддержки". В документе содержится также вопрос Ярузельского: "Можем ли мы рассчитывать на помощь по военной линии от СССР?" – РС). Тетрадь Аношкина оказалась в ряду других документов, подтверждающих факт просьбы Ярузельского. Соответствующие подтверждения можно найти, например, в стенограммах заседаний Политбюро ЦК КПСС и других рассекреченных советских и польских документах.
– В интервью Радио Свобода Войцех Ярузельский отрицал просьбу ввести советские войска в Польшу.
– Он создал легенду о себе, как о спасителе Польши, который выбрал меньшее из зол. Тетрадь Аношкина и другие документы этому образу противоречат. Из них следует, что просьба о военной помощи со стороны СССР – свидетельство паники Ярузельского. Он один нес за все ответственность, являясь одновременно лидером партии, премьер-министром, министром народной обороны Польши и председателем польского Комитета по обороне Отечества. Вся тяжесть советского давления приходилась на него. Он осознавал, что совершает важнейший поступок в истории своей страны и всей Европы, пытаясь выполнить сложную, подчас невозможную задачу: успешно противостоять бунтующему обществу. До октября 1981-го и Станислав Каня (лидер Польской объединенной рабочей партии, которого Ярузельский сменил на этом посту в середине октября), и Ярузельский неоднократно убеждали Советский Союз, что они в состоянии ввести военное положение без внешней помощи и что было бы огромной ошибкой вводить в Польшу дополнительные советские войска.
Я не хочу демонизировать Ярузельского: он не антигерой и не герой. Он сложная фигура: абсолютно лояльный Советскому Союзу, не мыслящий Польшу вне советского влияния. Если бы режимом военного положения руководил не он, Советский Союз мог поручить эту задачу людям намного хуже Ярузельского, например, генералу Эугениушу Мольчику. А тогда количество погибших могло значительно превысить девяносто человек.
Ярузельский вполне мог объяснить свою просьбу опасением гражданской войны, которая повлекла бы за собой более масштабное советское вторжение. Такой аргумент мог бы заслужить чье-либо доверие и повлечь за собой конструктивный спор. Однако вместо этого Ярузельский полностью отрицает, что когда-либо просил СССР о военной помощи, а это прямо противоречит многим документам из самых различных независимых источников. Нелегко дискутировать о причинах, по которым Ярузельский просил СССР гарантировать военную помощь. Но то, что эта просьба имела место, неоспоримо.
– Документы, на которые вы ссылаетесь наряду с тетрадью Аношкина, свидетельствовали еще и о том, что Советский Союз вовсе не собирался вводить свои войска в Польшу в декабре 1981?
– Руководство СССР намеревалось ввести войска в Польшу в период с августа 1980 по сентябрь-октябрь 1981 года, сначала предлагая военную помощь, а потом направив к границам Польши свои дивизии. План введения военного положения в Польше разрабатывали в тесном сотрудничестве с советскими военными и офицерами КГБ. В сентябре-октябре 1981 года в СССР приняли решение, что военное положение может и должно быть осуществлено польскими силами, поскольку были уверены, что сил этих хватит. Одной из причин было то, что в октябре 1981 года Ярузельский сменил на посту первого секретаря Польской объединенной рабочей партии Станислава Каню, который не раз давал понять, что никогда не ввел бы военное положение, несмотря на свои многократные обещания его ввести.
Когда первым секретарем партии стал Ярузельский, советские лидеры были уверены: военное положение он, в отличие от Кани, введет. Но они были обеспокоены тем, что Ярузельский мог провести военное положение в полсилы. В успех же члены советского Политбюро верили лишь в том случае, если бы Ярузельский действовал в полную силу; тогда бы им в Москве не пришлось рассматривать вопрос о введении советских войск. Поэтому после октября 1981 года они осознанно лишили Ярузельского даже намека на советскую помощь, чтобы он не ослаблял хватку.
Это, конечно, не значит, что в СССР были готовы позволить событиям в Польше разворачиваться своим чередом: не за тем были наготове советские дивизии на польских границах. Если бы Ярузельский не подавил "Солидарность", в Польше разразилась бы гражданская война и советские силы на территории Польши были бы атакованы, то, судя по имеющимся свидетельствам, советское руководство направило бы в Польшу войска для подавления восстания – так же оно действовало в Венгрии в ноябре 1956 года.
– Есть версия, что Ярузельский просил Советский Союз ввести войска, но просьба эта не была искренней, а являлась частью дипломатической игры.
– Я со всей серьезностью рассматривал эту версию. Однако затем комментарии самого Ярузельского, приведенные в тетради Аношкина (особенно его удивление и негодование в ответ на отказ СССР оказывать военную помощь), и многие другие документы убедили меня в обратном. Так, Куклинский работал с Ярузельским на протяжении двенадцати лет, что отразилось в 63-страничном досье на Ярузельского, которое он подготовил для ЦРУ. Его описание поведения Ярузельского, находящегося под давлением, вполне сочетается с записями в тетради Аношкина. То же можно сказать и про другие документы. Есть все основания полагать, что к моменту введения военного положения Ярузельский потерял самообладание. Он всерьез сомневался в том, сможет ли подавить "Солидарность", и вряд ли его просьбы были лишь попыткой выявить истинные намерения Советского Союза. Именно потерю самообладания Ярузельский не хочет сегодня признавать, по-прежнему желая видеть в себе пусть не героя, но человека, который повел себя наилучшим образом в трудной ситуации. До октября 1981 года он именно так себя и вел, но не после.
– Почему, на ваш взгляд, Ярузельскому предъявили обвинения лишь в середине 2000-х с приходом Леха Качиньского?
– Процесс начался в начале 1990-х, но был прерван в 1996-м, когда во главе польского парламента стояли бывшие коммунисты – "Демократический левый альянс". Они проголосовали за предоставление Ярузельскому иммунитета от обвинений. С приходом правительства Качиньского Ярузельского лишили иммунитета, и дело возобновили.
– Как вы думаете, зачем понадобилось публиковать отрывки из тетради Аношкина снова?
– В этот раз были опубликованы несколько страниц, которые я видел и читал в тетради Аношкина в 1997 году, но не успел скопировать. Польский Институт народной памяти (ИНП) получил копию от одного режиссера (Дарюша Яблонского – РС). Очень хорошо иметь дополнительные страницы. Но они лишь добавили детали, не изменив картину, которая сложилась после моих публикаций. Ярузельский отметил, что свежая публикация ИНП не несет ничего нового. В этом он по большому счету прав. Остальные его тезисы, к сожалению, вовсе не вызывают доверия.
