Я не знаю, что такое современное искусство. Но я хочу его понять. Потому я внюхиваюсь в сегодняшний день. Он пахнет газом и нефтью. Я пишу об этом книгу стихов "Укладка нефтепровода по дну моря".
Ещё сочинение стихов похоже на
укладку газопровода по дну моря.
Спускаешься на глубину,
работаешь почти вслепую
под давлением сотен атмосфер.
Позиционируешь слова,
свариваешь предложения,
а швы между ними проверяешь ультразвуком.
И когда по трубе пойдёт газ,
кто-то в далёком доме
чиркнет зажигалкой, зажжёт конфорку,
сварит кофе –
и давай сочинять стихи.
Я не только внюхиваюсь в сегодняшний день, но и вглядываюсь в него. Каждый день на телеэкране я вижу людей, которых когда-то знал лично. Они допрашивали меня в своих служебных кабинетах. Я узнаю их по наклону головы, целеустремлённости, жизнеутверждающей походке. У меня есть стихи о них:
Они позвонили в шесть утра.
-Телеграмма!
В полусне,
чтобы после вернуться в сон,
ты бормочешь "Минуточку",
натягиваешь, что попадёт под руку,
нашариваешь в кармане мелочь
и отворяешь дверь.
Они вваливаются.
Самое обидное, что ты им поверил ("Телеграмма!")
и всё ещё сжимаешь в потной ладони
враз вспотевшую мелочь
и от обиды чуть не плачешь.
Это стихи-воcпоминание, а воспоминание – это о прошлом. Но не только. Воспоминание может быть остросовременным, колющим, режущим.
Я знаю, что такое античность, готика, ренессанс, классический роман, модернизм ХХ века. Но я не знаю, что такое современное искусство. Самовлюблённые культурологи говорят ему: "Замри!". Им кажется, что оно замирает. Они подходят к нему, щупают пульс, суют под мышку термометр, велят показать язык. После ставят диагноз. Культурологи обольщаются. Современное искусство не играет в "Замри!". Потому что оно – в движении, в процессе. И вместе с ним – я. Да, вместе с теми, кто ползёт, ковыляет, карабкается.