Анна Качкаева: Сериал «Школа» вызвал небывалый общественный резонанс. Она снималась в стилистике, близкой к такому манифесту группы «Догма-95» во главе со знаменитым режиссером Ларсом фон Триером. И вот эта вот ручная камера, натуральная съемка без реквизита, отсутствие киномузыки, без всяческих эффектов, без действия такого страшного с убийствами и стрелялками, по сути дела, отсутствие жанра, и в титрах нет имени режиссера – это все приметы и принципы того обета целомудрия, который когда-то это движение в 1995 году сформулировало, заявив новый киноязык. Но, разумеется, дело не только в киноязыке, но еще в какой-то болевой точке, на что сериал, разумеется, попал. Вот как раз об экранной реальности и правде жизни, о том, что же вызвало все-таки ажиотаж, и какова здесь действительно роль киноязыка в традиционном телевидении – обо всем об этом мы сегодня будем говорить с моим коллегой Юрием Богомоловым, обозревателем «Российской газеты», Ольгой Маховской, психологом, сотрудником Института психологии Российской Академии Наук. К нам должны присоединиться студенты, два первокурсника журфака – Артем Мессих и Евгения Цимидан. У них разные взгляды на этот сериал. И с нами в студии десятиклассница московской школы Анна Шинкарецкая.
Сначала, прежде чем мы будем спрашивать молодых людей, я бы хотела понять у взрослых: по-вашему, что вызвало такой ажиотаж? Почему вдруг все слои общества, люди разных возрастов так отреагировали на этот сериал?
Юрий Богомолов: Я думаю, потому что общество неожиданно для себя себя узнало. И даже как бы пытаясь кому-то доказать, что это не они, что это не это общество. Вообще, ведь школа – такой общественный институт, где все очень больно. Это тот институт, в условиях которого подросток проходит первый опыт социализации. И знакомство с внешним миром, притирание социума, и здесь все очень сквозь призму школы видно само общество. И если мы вспомним прошлые советские фильмы о школе, то там отразилось то, как школа мягчела вместе с тем, как мягчело советское общество в процессе мягкой десталинизации.
Анна Качкаева: Тогда про фильмы из капиталистического можно сказать, что там школа ожесточалась.
Юрий Богомолов: Да, там были более жесткие. Но тут еще как бы условия соцреализма, которые требовали, этот регламент соцреалистический обуславливал эти границы. И если, скажем «Друг мой Колька», «А если это любовь?» мы видели, как школа как некий казарменный институт, я имею в виду в фигуральном смысле, а не в прямом, проходил испытания на некую человечность. И это достигло апогея в «Доживем до понедельника».
Анна Качкаева: Но все равно и тогда говорили, что таких учителей не бывает.
Юрий Богомолов: Это правда. Нет, это другой вопрос, что это все было достаточно смягчено по отношению к действительности. А уже потом несколько позже появились «Чужие письма», появились фильмы Динары Асановой «Ключ без права передачи» и потом «Пацаны» Приемыхова. Это уже был другой как бы коленкор.
Анна Качкаева: Вообще, вы считаете, это разумно – сравнивать стилистику этого сериала и сериала как сериала, даже не художественного кино вообще с советской киноэстетикой про школу?
Юрий Богомолов: Я думаю, что сравнивать можно, но с определенными оговорками и пониманием. Лучше понимаешь, как перевернулся мир. После этого сравнения видишь… Потому что в «Школе» мы видим отсылки.
Анна Качкаева: Ну да, конечно, продюсеры то вполне люди заканчивали советскую школу.
Юрий Богомолов: К фильму «Доживем до понедельника», где старый учитель – это просто какой-то состарившийся Вячеслав Тихонов из фильма и тоже учитель. Но там он авторитетен, но там он безукоризненно авторитетен. А здесь он уже под сомнением. «Старикам здесь не место», - говорят как бы эти ребята. И тут еще обозначилась подводная одна вещь, что вдруг мы увидели через этот фильм, какой остроты достиг конфликт отцов и детей, который всегда характерен и всегда сопутствует общественному процессу. Но здесь он достиг какой-то такой пугающей остроты. Мне даже показалось, что грядет война гражданская межпоколенческая.
Анна Качкаева: Аня, действительно грядет?
Анна Шинкарецкая: Не думаю, что война. Фильм в общем-то вполне правдив, я не вижу там ничего такого, что бы могло вызвать такие споры. Может быть, правда, которая там присутствует, - единственное, наверное, что может вызвать эти разногласия, дискуссии.
Анна Качкаева: То есть конфликта такого страшного между старшими и младшими сверстники не видят, одноклассники?
Анна Шинкарецкая: Не думаю.
Юрий Богомолов: А внучка, которая мечтает покончить с дедушкой?
Анна Шинкарецкая: Ну, это такая тяжелая история. Наверное, такие дети тоже есть. Но я не встречала, слава Богу.
Анна Качкаева: Ну, вот это личный опыт. Ольга, вам приходилось работать и выступать консультантом для телевизионных проектов для разных каналов, разных возрастов, разных типов, и сериального продукта в том числе, и главным образом «Ранеток», которых сейчас в связи с этим сериалом как-то вспоминают. Хотя вспоминают мало, потому что на самом деле «Кадетство», «Ранетки», «Клуб», «Универ» и «Барвиха» - все уже не один год идет на каналах не большой тройки, и вполне там за этим наблюдают. И молодежь смотрит эти сериалы. С вашей точки зрения, что такого произошло, что нащупано, что произошло с этим сериалом? Или это только эффект Первого канала?
Ольга Маховская: Можно сказать, что это эффект. Очень много факторов. И начнем с межпоколенческих различий. Действительно, межпоколенческий разрыв назрел. Я в этой связи вспоминаю очень старую статью Тургенева о Гамлетах и Дон-Кихотах, который говорил, что в России поколения Гамлетов и Дон-Кихотов меняют друг друга, то есть идеалисты вытесняются очень жестким поколением людей, для которых любая ценность их равносильна жизни. Вот приходит поколение Гамлетов, Гай Германика – она заявляет вместе со своими героями о том, что эти не пощадят ничего, и за свои ценности, за свои идеалы, может быть, не совпадающие с нашими и неожиданными, они будут бороться не на жизнь, а насмерть. Это поколение с тренированными инстинктами, именно потому, что это поколение беспризорное. Это поколение с волчьей психологией. И, конечно, это пугает. Если это почувствовать с экрана телевизора, это не могло не вызвать.
Анна Качкаева: Правильно ли я вас понимаю, что по сути дела, хотя это и не проговорено и не сформулировано, это первый рассказ про поколение свободных детей года рождения после 1991, уже не видевшие империи.
Ольга Маховская: Да, это первые свободные, разнузданные, не знающие границ, не понимающие их.
Юрий Богомолов: Отвязные.
Анна Качкаева: Аня, нравятся такие определения?
Ольга Маховская: Поколение нонконформистское, именно реагирующее на социальную норму как на препятствие, которое нужно преодолеть и все смести. И нам страшно, потому что это очень мощный поток. Справимся мы или нет – большой вопрос. У нас нет языка говорения с ними. А они говорят как могут, делают как хотят, и мы не понимаем, откуда они взялись, поскольку мы в это время отрабатывали какую-то свою социальную конъюнктуру, основывались на своих каких-то идеалах. В этом смысле мы – Дон-Кихоты, и мы фигуры слабые. Я думаю, это пугает. Конечно, есть эффект школы. Мы все действительно вышли из школы. Что там говорить? Тут феномен ностальгии тоже срабатывает. Успех сайта «Одноклассники» показывает о том, что у каждого возникает потребность раз в 10-10-30 лет вернуться назад и посмотреть, с какой ты точки стартанул. Время бурное, и эта потребность придать какой-то смысл своей собственной жизни становится актуальной в кризисные периоды, и мы, 40-летние, 50-летние переживаем свой собственный кризис возврата. И мы в общем прикидываем, что, может быть, те маргиналы, которые нас раздражали в школе, они более успешно реализованы, чем мы, которые учились хорошо и шли в приличные вузы.
Анна Качкаева: Это все по-разному. Мы, конечно, сейчас об этом поговорим. А сейчас к нам присоединятся наши первокурсники, которые, конечно же, опоздали. Тогда сейчас перейду к молодым людям, и все-таки хочу у вас поинтересоваться, можно ли сказать, что это сериал про вас?
Артем Мессих: Скорее всего, нет.
Анна Качкаева: Артем считает, что нет. Почему? Вы – москвич, и ваша школа была иной. Или дело не в школе, а дело в вашем отношении с людьми и с взрослыми?
Артем Мессих: Скорее всего, это дело в людях, которые учились в школе и которые преподавали в моей школе. И сериал совершенно не похож на мою школьную жизнь. Все было в точности наоборот.
Анна Качкаева: Вы думаете, что это преувеличение? Вам неприятно его смотреть?
Артем Мессих: Я бы не сказал, что это преувеличение. Скорее всего, все самое худшее, что у нас есть в стране, собрали в одну школу и показали.
Анна Качкаева: Евгения, вы как считаете, вы из Сочи, вы не москвичка.
Евгения Цимидан: Я из Сочи, да. Мне тогда остается сказать, что, наверное, я училась в самой худшей школе, как сказал Тема, что все собрали, потому что моя школьная жизнь полностью соответствует тому, что показывает Валерия Гай Германика.абсолютно.
Анна Качкаева: И такие же дети, такие же родители?
Евгения Цимидан: Такие же дети, такие же ситуации. Ну, а что я? Я сегодня общалась со своими одногруппниками, и одна девочка мне сказала: «Нормальных людей это не касается».
Анна Качкаева: Сериал?
Евгения Цимидан: Ситуация в школе, которую показывают. Она говорит: «Может быть, это и есть, но если человек нормальный, то это его не касается». Я считаю себя абсолютно нормальной, я в этом абсолютно уверена, но в своей школе я общалась… У меня собственно школа состоит из всех таких людей. Они есть и хорошие, и добрые, и злые, я с ними со всеми общалась, но при этом я нормальный человек. То есть мне кажется, это все-таки, я не знаю, от чего это зависит, потому что получается, что в одних школах все идеально, в других… Я не чувствую, чтобы была середина. Либо совсем плохо, либо совсем хорошо.
Анна Качкаева: А можно я у вас поинтересуюсь, на ваш взгляд, почему этот сериал вызвал столько споров и такой ажиотаж?
Артем Мессих: Скорее всего, потому что многие дети, смотря Первый канал, будут брать пример с этого. Я так считаю.
Анна Качкаева: Анна не хочет возразить?
Анна Шинкарецкая: Я не согласна. Я думаю, что на самом деле, как из каждого кино, каждый вынесет для себя какой-то определенный смысл. С любимым фильмом так, кому-то нравится, кому-то нет, и каждый из него выбирает и берет то, что он видит, что считает нужным.
Анна Качкаева: То есть только это, Женя?
Евгения Цимидан: Мне кажется, что, судя по времени, в которое показывают этот сериал, 23:30.
Анна Качкаева: Но и в 18:20.
Евгения Цимидан: В 18:20, я могу сказать, что выпускники, будущие студенты, нынешние абитуриенты либо на дополнительных занятиях, родители соответственно в 18:20 на работе. А когда дети возвращаются из школы, то они сидят и готовятся по брошюрках ЕГЭ, чтобы его хорошо сдать и поступить. Поэтому я не думаю, что прямо уж много людей так смотрят.
Анна Качкаева: На самом деле, я знаю, что я когда просила придти в эфир, я выяснила, что в среду никто из класса Ани не только ничего не знал про этот сериал, но даже не обсуждал это «В контакте».
Анна Шинкарецкая: В 18:20, я уверена, что никто. Скорее всего, большая часть не сможет посмотреть, не посмотрит, потому что будет на курсах, будет гулять, будет за компьютером.
Анна Качкаева: Цифры говорят другое.
Евгения Цимидан: Я про себя могу сказать единственное, что у меня сейчас сессия. Но я как увидела рекламу, меня заинтересовало, потому что признаться, даже школа, как она снята внутри внешне, она только по цвету отличается. А также такой же гардероб, все то же самое. Только у меня школа была розового цвета, а в сериале голубого.
Юрий Богомолов: И решетка там есть?
Евгения Цимидан: И решетка есть.
Анна Шинкарецкая: Такая планировка у половины московских школ.
Юрий Богомолов: В сравнении с теми годами, о которых мы говорили, в «Доживем до понедельника» решеток не было.
Анна Качкаева: Ну, это невозможно было.
Ольга Маховская: Тогда не было терактов.
Юрий Богомолов: И это стал образ.
Анна Качкаева: Ну, в общем, да, в каком-то смысле. Просто они об этом не задумываются.
Юрий Богомолов: А это на подсознании.
Анна Качкаева: Конечно, они же уже выросли при этих решетках и при этих охранниках. И именно поэтому это изменило…
Юрий Богомолов: Да, которые решают кроссворды.
Анна Качкаева: Тем не менее, все-таки вы, Евгения, считаете, что потому что взрослые боятся, что дети будут брать пример с того, как себя ведут эти дети? Артем, вернее, извините.
Евгения Цимидан: Я думаю, просто потому что возмутило даже не столько детей, сколько взрослых эта ситуация с этим сериалом. Потому что взрослым вдруг показали. Ведь не бывает так, что родитель не знает, что его ребенок пьет, курит. Он просто этого не замечает.
Анна Качкаева: Вы знаете, я даже подозреваю, что бывает.
Юрий Богомолов: Бывает.
Анна Качкаева: Судя по всему, судя по реакции.
Евгения Цимидан: Может быть, и да. Но на самом деле показали подростковую жизнь как она есть. И я еще хочу сказать, что Валерия даже как-то смягчила удар, показав девятиклассников. В сериале девятиклассники. Хотя все это начинается гораздо раньше, с седьмого класса.
Юрий Богомолов: Вот именно поэтому одиннадцатилетние в 18:20 смотрят.
Анна Качкаева: Да, наверное, судя по рейтингам, с 11 лет начинают смотреть.
Евгения Цимидан: Поэтому тут еще ей надо сказать, может быть, спасибо, что она уж не совсем так родителей огорошила. Но мне кажется, что просто взрослым не нравится, что показывают. Как так, мой ребенок? Нет, он не такой! А он сейчас будет брать пример!
Юрий Богомолов: А вот на обсуждении по телевизору в четверг «Судите сами» там Леонид Поляков…
Анна Качкаева: Да, писатель, которого вы не помните или помните, читали?
Юрий Богомолов: Нет, это профессор Экономической школы. Он очень верно подметил, что дети сегодняшние подростковые – это уже не дети. Это уже достаточно взрослые люди. Дети рано взрослеют. А взрослые рано дряхлеют. Я имею в виду даже не физиологически, а умственно. И поэтому возникает такая опасная как бы близость, фактор вражды или враждебного отношения. И поэтому взрослые начинают злиться на то, что им показывают, что их дети уже взрослые. Помните, как в «Золушке» король говорит: «Боже мой, я не заметил, как мой мальчик вырос». Но там добродушно это сказано, а здесь это говорится как бы со злобой.
Евгения Цимидан: Меня в фильме немножко отталкивает то, что все диалоги написанные слишком в лоб. В жизни подростки, даже самые безбашенные, так не разговаривают. Возможно, я не говорю, что все, я так думаю, что навряд ли придет домой девочка и скажет: «Мама, у вас все мальчики были дебилами в школе или их просто не пускали на порог?» То есть это немножко…
Анна Качкаева: Ну, это все-таки художественное преувеличение.
Евгения Цимидан: И все-таки, наверное, потому что 60 серий, и чтобы донести, показать.
Анна Качкаева: И я так понимаю, что сильно изменятся характеры еще, они поменяются.
Юрий Богомолов: Да, возможно.
Анна Качкаева: И скорее всего, там что-то прорастет из этих героев. Артем, я так понимаю, что вам активно это все не нравится. По-вашему, он вообще вредный или все-таки пусть будет?
Артем Мессих: Я считаю, что пусть будет, потому что люди будут смотреть, какие их сверстники, и они, я считаю, что не будут повторять за ними такие ошибки.
Анна Качкаева: Не ошибки, они же живут. Это же не ошибки, это они так живут. С этим ничего не поделаешь.
Евгения Цимидан: Ну, еще, может быть, тем детям, которые окажутся в какой-то ситуации, смоделированной в сериале, они посмотрят, я надеюсь, что было же еще пока только пять серий…
Анна Качкаева: Четыре.
Евгения Цимидан: В пятницу не показывают. Я думаю, что тем, которые в свое время в школьные годы пережили что-то такое, то им будет интересно понаблюдать, как в сериале это сделали. Сделали, как у меня в жизни было, или сделали, как у них в сериале? И возможно, те, которые находятся в данный момент в какой-то ситуации…
Юрий Богомолов: И как это будет с их детьми.
Евгения Цимидан: Главное, только чтобы в сериале было, как в жизни.
Анна Качкаева: Я просто очень беспокоюсь, что как бы за обсуждением школы перестали обсуждали сериальные проблемы «Школы». Аня, а что учителя говорят о сериале?
Анна Шинкарецкая: Сегодня как раз спрашивала у двоих. Учительница географии сказала, что не хочу смотреть, потом у что в школе мне этого хватает. То есть все то же самое, хамы есть, хулиганы есть, уроки срывают. Учительница по физкультуре сказала: «Ну, интересно, одну серию посмотрела, сегодня тоже буду смотреть, посмотрим, что дальше будет». Ничего такого она там тоже не увидела.
Анна Качкаева: Короче говоря, не вся учительская общественность готова писать президенту Медведеву по поводу того, что надо это вообще запретить, искоренить и закрыть.
Вот три кардинальных мнения, они так или иначе отражают взгляды зрителей. «Такого сериала мы не ожидали увидеть на Первом канале. Его можно упрекать и упрекать, мы еще не раз увидим чернуху по телевизору. Другое дело, кто дал право на основном доступном канале показывать эту грязь? И еще к тому же в детское время. Жил бы Сталин, Константин Эрнст уже сидел бы в тюрьме, как миленький. В письменном виде ничего больше сказать о сериале не могу». Видимо, в устном ярче может. Это Александр.
Еще одно мнение. «Позорный сериал «Школа» - не что иное, как диверсия против наших детей для того, чтобы поведение подростков было таким, каким оно показано в этом ужасном сериале», - семья Егоровых.
И вот наша слушательница Майорова, которая работала в школе почти 40 лет: «Было все, и идеализировать ничего не собираюсь. Но с выводами не тороплюсь. В сегодняшней школе я работать бы, наверное, не смогла. Никто, кстати, не обратил внимания, что в четвертой серии учительница вернула взятку». Все говорили о том, что она взяла.
Юрий Богомолов: Ее украли.
Анна Качкаева: «Буду смотреть и делать выводы. На самом деле, это правильный сериал. И его нужно показывать», - вот еще одно четвертое мнение. Про анафему капиталистической школе уже читать не буду. Реагируйте. С кого начнем? Давайте, Оля, с вас.
Ольга Маховская: Мне хочется ни с того ни с сего защитить учителей, поскольку они наиболее раздраженная аудитория. И следовательно, наиболее уязвимая. Мы должны понимать, что все-таки в эту профессию люди идут со своими идеальными представлениями, и подвергать сомнению их идеалы и готовность положить жизнь ради детей – это всегда опасно. У нас в школе никто не останется. Тем более если понимать, что сегодня все стрелки переведены на школу. Потому что современный родитель – это потребитель, это то, что говорят учителя, пять звезд во лбу – я заплатил, все включено. Он не будет разбираться с проблемами своего ребенка, он не хочет видеть.
Анна Качкаева: Но и в советской школе всегда говорили: «Мы работаем, и вам платят за то, чтобы нашим ребенком занимались».
Ольга Маховская: Да, вот этот расклад сейчас воспроизведен. Не удалось семью сделать ответственной за своих детей. Получается объективно, что хотя школа не хочет принимать эту ответственность, ей приходится это делать. Потому что все основные коллизии подростковой жизни – это самый трудный возраст. Почему он стал объектом режиссерского конструирования? Потому что это самый трудный возраст и самый напряженный физиологический, психологический возраст. Школа вынуждена со всем этим уживаться. Хотя корни все равно в семье. Школа расплачивается за нас с вами, это нужно понимать. А вообще, агрессия и такая невротическая реакция на сериал – это, конечно, показатель истощенности ресурсов. Школа больше не может. Она боится, что она не выдержит очередного удара. Она нуждается в поддержке. А вместо этого ей говорят, что она так и остается шаржем на это общество, она во всем виновата, вот такие учителя и так далее. Вот это отдельная такая тема.
Анна Качкаева: Которая в этом сериале не… Я думаю, что на самом деле, она еще изменится, потому что слишком много серий.
Ольга Маховская: А может, эта тема для другого сериала. Потому что там огромный пласт проблем. Это нужно понимать, какой фон. Режиссер в силу своей чувствительности, в силу того, что она, безусловно, маргинал по происхождению. Она и обращает внимание, и фильтрует свою реальность, она показывает жизнь маргиналов. Если «Доживем до понедельника» - там прошли по верхней границе, то здесь нам показывают, что называется, школьное дно. И это ее право. Но мы то должны это понимать.
Анна Качкаева: В стилистике, в которой она снимает, Юрий, я бы хотела, чтобы вы немного и киноязыке сказали, почему я думаю, что это тоже пощечина общественному вкусу, потому что киноязык совершенно необычный для нашего телевидения. В стилистике Триера и вот этой «Догмы-95» вообще важно: частность выше целого, я не сужу, я не художник, я фиксатор. Это вот такая стилистика, которая сильно отличается от того, что в принципе привыкли видеть на российском телевидении и на всех больших каналах.
Ольга Маховская: Понимаете, у нас общество, которое привыкло таких моральных… не буду говорить резкое слово. Но мы живем в условиях абстрактной морали, у нас всегда принято судить. Вот программа «Судите сами», «Час суда». У нас что бы ни произошло, у нас общественность всегда возбуждается и начинает осуждать жизнь другого человека. Поэтому какую бы стилистику режиссер не выбрал, он все равно станет объектом очень жесткого морального осуждения. Мы сами не живем и другим не даем. И с этим ничего не поделаешь. Поэтому перенос приемов сюда все равно будет вписываться в традиционные взаимоотношения между зрительской аудиторией и телевидением.
Юрий Богомолов: Мне кажется, что все-таки мы не до конца, мы знаем вроде бы, что это художественное произведение, но до конца себе не отдаем отчет, что это именно художественное произведение, что в художественном произведении, природа его такова, что надо преувеличивать, надо драматизировать все. И еще одно свойство художественного произведения. Это не доска почета или доска позора для зрителей. Это способ соразмышления, сопереживания. В чем новизна и особенность этого художественного произведения? Оно сделано в формате «мыла», которое мы воспринимаем по определенным законам.
Анна Качкаева: Низким жанром.
Юрий Богомолов: Низким жанром, по определенным законам. Мы сожительствуем. Зрители, домашние хозяйки, когда смотрят какую-нибудь «мыльную оперу» из 200-350 серий, они живут на два дома, на свой, в котором они живут, и на дом, который построен в рамках телеэкрана. А здесь надо как бы все время смотреть еще со стороны. Вот здесь предъявлены какие-то вещи, которые требуют очень серьезной душевной, умственной работы. Без этого не получается.
Евгения Цимидан: Я хочу включиться и обратиться к родителям, в частности, семья Егоровых, которая возмущалась, что по Первому каналу, по центральному показали, как же так? Родители, пожалуйста, уделяйте больше внимания своим детям. Но не доставайте их вопросами: «Как в школе?» Вы видите, что ребенку плохо: «Вась, что случилось?» Вы видите, мальчик увлекся какой-то лирической литературой, может он в девочку влюбился, он хочет ей письмо написать? Вспомните, папы, как вы рвали своим будущим женам розы, клумбы обрывали, с ребятами своими пели под гитару в советское время под окнами. Вы же были такими, вспомните. И еще я хочу сказать, что за постановка вопроса – такую грязь на Первом центральном канале? И слава Богу, что показали на Первом канале. Потому что если бы показали на ТНТ или на СТС, это бы прошло абсолютно незаметно, потому что вполне в стилистике этих двух каналов. По СТС идет сериал «Барвиха», но там, правда, про «золотую молодежь», ситуация тоже про школу. И там как бы ситуации смоделированы, я бы даже сказала, в некоторых моментах похлеще, чем сейчас успела показать Валерия в своих четырех сериях. И никто на это не обратил внимания, и резонанса не произошло. Но возможно, даже потому что существует мнение, что это они – «золотая молодежь», а мы – люди простые, нас это не касается, у нас таких проблем нет. Касается всех, потому что очень условное разграничение на «золотую» и не «золотую» молодежь. Там различие только в том, что кто-то в школу на «Бентли» приезжает, а кто-то на метро.
Анна Качкаева: Или ножками.
Евгения Цимидан: А так проблемы у всех одни и те же. Важно понимать, я не думаю, что дети начнут подражать. Я вообще очень за девочек переживаю, которые могут посмотреть, седьмой класс, которым мама, пока она зарабатывает деньги и думает, что ее дочь в школе воспитают, забудет объяснить своей дочери, что, дорогая, если ты красишься в рыжий цвет, то ты уже не носи супер-мини и шпильки. Или ты носи юбки, но так, чтобы они были до колена. Такие моменты нужно объяснять, потому что она будет смотреть на эту рыжую Будилову в сериале, и не дай Бог, если она перенимет ее вкус. Это будет катастрофа действительно. С другой стороны, я надеюсь, что там показана история мальчика, который исполняет указания школьного авторитета. И учителя не могут сейчас возразить, что в школах у нас нет лидеров, нет авторитетов. Это все есть, давайте смотреть правде в глаза. Просто сериал показывает на самом деле. Я просто боюсь за девочек, и я надеюсь, что мальчики, этот герой вырастет в фильме, характеры будут меняться, 60 серий, и этот фильм должен помочь кому-то со вкусом, кому-то – как дальше жить, как показывать свой характер. И родителям это должен быть урок, потому что показывают же не только ваших детей, в этом сериале показывают и вас. Вы разговариваете со своими детьми, чтобы не было таких проблем?
Анна Качкаева: Ольга из Москвы, вы в эфире.
Слушатель: Лично у меня нет сомнений в том, что сериал «Школа» создан для того, чтобы мы возмутились, вышли из берегов, увидев пьющих, курящих и наркоманящих беременных школьниц и потребовали на свою голову в письмах создания ювенальной .юстиции, которая будет таранить семейную жизнь. Нас погнали в ювенальную удавку. У меня нет сомнений.
Анна Качкаева: Марта, Москва.
Слушатель: Хотелось бы узнать у Валерии, что побудило ее к такому сериалу? Во-вторых, девушка Евгения говорила, что как хорошо, что это показали. Девушка, а что, никто не знает, что творится в обществе? Мы уже все знаем. Эту чернуху показывает «Человек и закон», где о детях очень много, и «Чистосердечное признание», и так далее. Господин Дондурей сказал, что нас накормили бандитами по телевизору, чернухой, теперь нас кормят школьной чернухой. Да все это знают. О семьях. Семья воспитывает, да, я согласна. Но не забывайте, есть просто семьи пьющие, те же мужчины, которые потеряли работу. И они будут воспитывать детей? Да пусть нам Валерия покажет, как она в частной школе училась. И может, пьющие родители посмотрят, подумают: «А почему мой ребенок хуже? Дай-ка я перестану пить. Мне показали, что, оказывается, такая жизнь есть». А вот о такой жизни в школе «Голицыно» в Кузьминском парке пусть она нам покажет, и как она училась. А что она нам показывает чернуху? Что побудило? Какая истинная причина? И вообще, нельзя все схватить, правда это или неправда. Да, это правда. «Маленькая Вера» - тоже нам показали чернуху. Тогда мы еще не знали, может быть, а сейчас мы все уже знаем. И хватит нам этой чернухи. Пусть нам Валерия покажет, как она училась, и для других пьющих семей, может, это толчок будет, чтобы немножечко посмотрели, что, оказывается, и так можно детям жить.
Юрий Богомолов: Я думаю, что Валерия как раз показала, как она училась. Это вот история этой внучки, которая тоже сидит дома, к ней приходят педагоги, ее учат. И в этом смысле Валерия так же беспощадна к себе, как она беспощадна и к другим ученикам. Я хотел бы сказать, друзья, те, которые видят чернуху, не видят людей. Да, эти школьники не очень приятны, они не такие пушистые, как в фильме «Доживем до понедельника» и других, но они же люди. Люди, предположим, бомжи, неприятные они, но это тоже люди, они тоже достойны того, чтобы к ним по-человечески отнеслись и чтобы заняться их судьбой. И вот сериал Германики в этом смысле и гуманистичен, по-моему, потому что одно дело – любить всех светленькими, беленькими, пушистыми и так далее. Как приятно смотреть на детей в фильме «Доживем до понедельника», они такие все милые, славные, чудные. А здесь они такие неприятные, но они опять же люди, это же наши дети.
Евгения Цимидан: На самом деле, у Валерии есть еще один фильм, который, собственно, предшествовал сериалу, и его показали в «Закрытом показе» у Александра Гордона. Может быть, кто-то смотрел, называется «Все умрут, а я останусь». В этом фильме Валерия рассказывает про себя, а «Школа» - это уже как бы углубление истории. И это абсолютно, как она сказала, исповедь – то, как училась она, то, как проходило ее школьное обучение. Так что если вам так интересно, посмотрите, пожалуйста, этот фильм. Я сейчас обращаюсь к женщине, которая выступала.
Анна Качкаева: Которая вас упрекает.
Евгения Цимидан: Которая упрекала меня, что я сказала, что хорошо, и я не отступаюсь от своего мнения, что да, это хорошо, что это показали. Потому что родители приходят замученные с работы, конечно, им неприятно смотреть, что они где-то на подсознании каждый родитель, я уверена, бывают, конечно, такие случаи, что совсем непробиваемые, ничего не замечают, понимают, что что-то не так в их семье, что-то происходит. А тут еще я пришел уставший с работы, и мне тут еще и по телевизору показывают. В конечном итоге, родители, конечно, становятся агрессивными. Я даже могу предположить, что какие-то скандалы в семьях возникают на этой почве.
Анна Шинкарецкая: На мой взгляд, это правда, несколько человек говорят, что это так есть, не везде, где-то по-другому. Но это имеет место, это правда. И если не смотреть, если не показывать, может, тогда про правду не будем ничего смотреть? Давайте смотреть мелодрамы, комедии, и все у нас будет замечательно. Но нужно же иногда и в реальность погружаться.
Анна Качкаева: Артем, барышни вас забили.
Артем Мессих: Я считаю, что ситуация, которая показана в этом сериале, что себя так ведут подростки, что они срывают уроки, в основном это виноваты сами учителя, потому что они позволяют срывать свои уроки, они позволяют их прогуливать. И если бы учителя были пожестче, то ничего не было бы.
Юрий Богомолов: То есть вы призываете к такой репрессивной педагогике?
Артем Мессих: В большинстве случаев да, если такие дети учатся.
Юрий Богомолов: Мы такую педагогику имели все советские годы.
Евгения Цимидан: В советское время, да.
Юрий Богомолов: И проблема то в том, что изменилась ситуация. Раньше мы жили в казарме, а теперь мы живем в зоне.
Евгения Цимидан: Все живут по понятиям.
Юрий Богомолов: И в зоне повторяются какие-то навыки, законы, в «Школе». Вот в этом проблема учителей сегодняшних, которые действительно как бы не знают, вроде бы надзирателем уже быть неприлично и невозможно, а вот на уровне поговорить двух личностей…
Анна Качкаева: Причем личность становится личностью гораздо раньше, чем это принято считать. Уже с 11 надо разговаривать, как минимум, а лучше и вообще с детства.
Евгения Цимидан: Да, с детства надо разговаривать, а то потом ты начинаешь разговаривать со своим ребенком и узнаешь очень-очень много нового.
Юрий Богомолов: Там же есть учитель, который приходит в класс и говорит, что нужна вертикаль, что у нас такое дикое население, что здесь буду решать только я. Вот это мы проходили.
Ольга Маховская: Я хочу просто поддержать человеческую интонацию, поскольку мы, более старшее поколение, оказывается, с большим состраданием относимся к персонажам сериала, чем наши молодые гости. Это удивительно. Это действительно наши дети, и это фильм, который я местами считываю действительно как призыв о помощи. Мне их жалко, мне их хочется поддержать, прикрыть, потому что не понятно и им самим, что с этой жизнью делать. Они же не сознательно и не целенаправленно разрушают свою жизнь и жизнь других людей. Агрессия – это крайняя форма выражения потребности в любви. Когда нет у людей любви к тебе и нет даже жалости, тогда вступает аккорд агрессии. Когда уже невыносимо справляться с проблемами самому, и или подростки трясут друг друга и делают это варварским образом, или отрабатывают свою обиду, очень глубокую, накопленную с детства, на родителях. Все это не предполагает никаких позитивных контактов. Контакта нет давно, они растут в вакууме, говоря научным языком, это психологическая анемия, то есть разброд ценностей такой, что человек не может их свести воедино. Это взрослому человек то тяжело в этом разбираться. Психологи на своих сессиях пытаются гармонизировать жизнь, сделать ее более цельной, человеку это очень трудно, потому что жизнь разрывает нас. И вот подростковый возраст – это всегда возраст любви, дружбы, взаимоотношений. А мы этого ничего не слышим, мы видим только агрессию, мы чувствуем неприятие, мы их ненавидим и хотим, чтобы их не было.
Юрий Богомолов: Мы видим их поведение.
Анна Качкаева: Драма взросления. Давайте послушаем Николая.
Слушатель: Ведь авторы этого сериала вполне откровенно высказали стоящие за этим сериалом мотивы авторов в интернете. Вы знаете нет почвы для гаданий, что именно они имели в виду и зачем они это делали. Сейчас, наверное, нет времени процитировать это замечательное послание. Я только сообщу свой вывод. Это вовсе не призыв о помощи, это вовсе не желание, а это утверждение этого как новой и удовлетворяющей авторов сериала нормы. Этот товарищ Клавдиев называет себя сверхчеловеком и пишет, что в 2012 году на земле останутся только сверхлюди – такие, как мы. А вы все, которых он описывает в матерных терминах, обречены и должны уйти. Вот эта фраза «Все умрут, а я останусь» - это не метафора, это не гипербола, а это прямо и банально сформулирована жизненная программа.
Анна Качкаева: Гай Германика тоже в своем блоге, Клавдиева я не читала, надо посмотреть, Видимо, он зажигает тоже и скорее провоцирует и заводит публику. Гай Германика то сказала, что эта фраза родилась у нее… У нее все, как у очень естественного существа, изнутри. Поэтому это была какая-то ее любовная драма к какому-то режиссеру, который ее не оценил. И она сказала эту фразу, никакой тут метафоры нет.
Юрий Богомолов: Меньше других надо слушать авторов.
Анна Качкаева: Это точно.
Юрий Богомолов: Которые рассказывают о своих замыслах. Надо слушать и внимательно смотреть сами произведения.
Анна Качкаева: Что они такие сделали.
Юрий Богомолов: Произведения умнее автора, это абсолютно доказанная истина.
Анна Качкаева: «Чтобы не было проблем с воспитанием молодых людей, надо в школу привлекать отставных офицеров – мужчин. Привожу вам пример. Семиклассник, сын моего товарища, приходит ко мне в гости с отцом и рассказывает следующую историю. В школе большая перемена, в мужском туалете в рвотных массах учащийся. Вот тут бы понадобился отставной офицер». Как будто бы он запретил им выпивать, и этих рвотных масс бы не было.
Евгения Цимидан: А они пойдут и еще сильнее напьются в следующий раз.
Юрий Богомолов: В другом месте.
Анна Качкаева: «Как, по-вашему, после такого фильма захотят люди вообще заводить детей и пойдут ли студенты работать в школу?» - Наталья.
Юрий Богомолов: Это не вопрос захотеть, это вопрос естественного течения.
Анна Качкаева: Игорь Антонович: «А, по-моему, вообще ничего страшного. Родители, воспитанные «Аншлагами», «Кривыми зеркалами», ментовскими сериалами, увидели небольшой ужастик, весьма приближенный к реальности. Вот и вся реакция».
Юрий Богомолов: Я думаю, что вообще, вот эти разговоры о том, что искусство, как бы его главная миссия – воспитывать, я знаю, что многие с этим не согласны, это неправильно. Если думать, что люди делают кино для того, чтобы кого-то воспитать, они никого не воспитают. Если они делают кино, которое им интересно, которое отвечает каким-то их нервным посылам, вот тогда это кино, став самоценным явлением этой жизни, может действительно оказать влияние на умы и чувства людей.
Анна Качкаева: А можно я спрошу ребят, как вам кажется, вы не смотрите Первый канал, а это означает, что в результате этого сериала вы пришли на Первый канал? Или это для вас всего лишь эпизод?
Евгения Цимидан: Ну, мы пришли на 30 минут на этот канал, с 23:30 до полуночи, по-моему. И это учитывая, что полчаса вместе с рекламой.
Анна Качкаева: Все остальное для вас по-прежнему не важно на этом канале?
Евгения Цимидан: Нет.
Юрий Богомолов: А обсуждение в «Закрытом показе»?
Евгения Цимидан: Обсуждение – да, но когда транслируют передачу, снятую в 2008 году в феврале месяце, спустя два года практически, о чем можно говорить?
Анна Качкаева: То есть вам бы было важно, чтобы ее записали все-таки сейчас, по крайней мере?
Евгения Цимидан: Ну да, и чтобы она регулярно выходила, а то она с какими-то жуткими промежутками. Я хочу единственное сказать, что хорошо, что именно на Первом канале показали этот фильм. Действительно хорошо, учитывая весь контент.
Анна Шинкарецкая: Я просто не ожидала.
Евгения Цимидан: Действительно, не ожидали.
Юрий Богомолов: Я должен сказать спасибо Эрнсту за то немногое, что он делает.
Анна Качкаева: Но тем не менее, они не стали зрителями этого канала.
