Из рассказа директора школы Людмилы Курбатовой.
Людмила Курбатова: Нарушение состоит в том, что федеральный закон полномочиями наделяет государственного заказчика, то есть юридическое лицо той школы, образовательного учреждения, а на самом деле происходит по-другому. Окружное управление образования стягивает на себя все, проводит за всех конкурсы, и потом распределяем кому, что, как и чего.
Что интересно? Прокуратура нам ответила так. Да, Юго-Восточное управление нарушило, но отвечаете вы. Потому что вы госзаказчики и вы юрлицо. Действительно, это так. Если мы с вами откроем закон РФ об образовании, то там ответственность прописана только у низшего уровня - образовательного учреждения, конкретного руководителя. Ни управление, ни департамент, ни министерство ответственности не несут. То есть мы за все отвечаем, но все остальное делают за нас другие люди. Мы решили, что такого быть не должно. Поэтому мы обратились в прокуратуру. Прокуратура подтвердила, что, да, государственный заказчик, учреждение, само должно заниматься торгами, само должно решать - передает ли оно кому-то полномочия или нет.
Тогда начался второй этап - были разработаны договора о передаче полномочий. Нам предложили в приказном порядке передать полномочия, причем другие школы это сделали. У нас же была очень интересная ситуация. Нам дали распоряжение, что мы обязаны провести торги, и стали мешать на каждом этапе. Никак не могли решить - на какой торговой площадке надо проводить. Хотя по закону мы имеем право и на площадке префектуры, и на площадке окружного управления. Но они отписывались, они переписывались. Время шло. А сама процедура очень жесткая - там 1-2 дня и все! И ты уже нарушаешь федеральный закон.
Но мы успели все. Мы даже создали свою комиссию. Наша комиссия лично проводила торги в начале сентября. Потому что до этого у нас была фирма из Люблино, с которой очень много было проблем. Был "Московский школьник". Там вообще была катастрофа. Продукты приходили с плесенью, пересортица мяса. Если приходила рыба, то там 60% было льда, а остальное рыба. Самое интересное, что как раз именно с этими организациями у меня было очень много угроз. Они говорили: "Да мы под такими людьми ходим, что ты до понедельника не доживешь". Я отвечала: "Я не доживу, но и вас тут не будет". Когда я взяла камеру и стала все снимать, они поняли, что это уже, извините, материал для серьезных вещей, уголовных, и сами от нас отказались, не стали участвовать в торгах.
Меня поражает другое. Сейчас появился человек, исполняющий обязанности директора, он подходит к нашим сотрудникам и говорит - любые компьютеры, все, что угодно, пожалуйста, все будет, камера, видеокамера. О которой мы мечтали. А ведь был 2004 год. Мы победители окружного конкурса, лучшее образовательное учреждение по использованию информационных технологий. 2005 год - у нас первое место в округе по информационным технологиям. У нас куча заявок лежит в округе и ничего! Никто нам не дал ни одного компьютера. Зачем тогда проводится конкурс? Я знаю, есть школы, где по 15 проекторов мультимедийных. Зачем столько проекторов в школе?
Самое удивительное, что у нас более 20 писем, подтверждающих нарушения законодательства, прокуратура постоянно выставляет протесты. Но Департамент образования никаких мер не принимает.
История Анастасии Смирновой, учительницы рисования, работавшей в московской начальной школе - детском саду компенсирующего вида №1643. В прошлом году ее уволили по причине резкого ухудшения здоровья, но история началась много раньше.
Анастасия Смирнова: Когда я начала болеть, это не понравилось руководителю, и 24 декабря 2007 года произошел очень неприятный инцидент. Директор применила ко мне физическое насилие, то есть она буквально вытолкала меня силой из кабинета, в котором я находилась, на глазах у сотрудников, которые при этом присутствовали. После этого случая мне была установлена инвалидность и в программе реабилитации врачи написали, что я нуждаюсь в изменении условий труда и в переводе на другую работу. Но директор эти рекомендации игнорировала.
Я, конечно, неоднократно обращалась к ней, затем - в прокуратуру, потому что нарушались мои права. Прокуратура, в частности, вынесла два представления об удалении нарушений в области охраны здоровья. Тем не менее, эти два представления прокуратуры так и остались не исполненными. И только тогда, когда инвалидность была установлена повторно, спустя год, в феврале 2009 года, и в программе реабилитации написали, что работать учителем я не могу, тогда директор меня сразу уволила, несмотря на то, что я была согласна на перевод на другую работу.
Тамара Ляленкова: А как себя вели педагоги, которые работали вместе с вами?
Анастасия Смирнова: К сожалению, даже те люди, которые пришли в уголовный суд, находятся в служебной зависимости от директора. И как свидетели - они весьма относительные свидетели. А в остальном - отношения не стали хуже или лучше. Коллеги меня не игнорировали, не поворачивались ко мне спиной, но никто меня и не поддерживал. Честно говоря, мне было очень обидно, что тогда, когда директор меня вытолкала из кабинета, никто не заступился, никто не пожалел.
Понятно, что мы, работники системы, находимся в зависимости от руководства. Например, меня просили не отмечать в журнале отсутствующих детей. А я не могу так. Нет ребенка, я ставлю "н" в журнал. Потому что потом мне нужно ставить оценку, или из этой ситуации могут какие-нибудь другие вытекать проблемы. Прихожу через неделю, смотрю - в журнале штрихом закрашены все эти мои "н".
Дальше. Пожертвования на программу образования в благотворительный фонд "Просвещение". Висело в школе объявление с просьбой не задерживать оплату, проводить ее до определенного числа. Учителя спрашивали детей - заплатили ли родители деньги, доходило до крика. Обращаясь к мальчику, учительница спрашивала: "Ты почему до сих пор деньги не принес? Все получили вчера зарплату, в том числе, и твоя мама. Где деньги?!"
Разногласия были не только из-за того, что я болела, но и по другим текущим моментам. Взять те же медицинские осмотры. Все работники школы, а тем более детских садов, помимо медицинского осмотра, еще раз в два года проходят аттестацию и гигиеническую подготовку в центрах Роспотребнадзора. Проходит два года. Я отправляюсь в Роспотребнадзор для прохождения аттестации, а мне говорят - платная аттестация, стоит столько-то. Я выясняю данный вопрос. Оказывается, что данная оплата должна проводиться работодателем. Прихожу в школу, говорю своим коллегам - так и так. А мне отвечают - а мы сами платим.
Тамара Ляленкова: А сколько это стоит?
Анастасия Смирнова: 400 с чем-то рублей.
Тамара Ляленкова: А какая у вас там была заработная плата?
Анастасия Смирнова: Зарплата в этот момент у меня была уже маленькая - около 2000 рублей. Потому что у меня осталось очень мало часов. С этой зарплаты оплачивать аттестацию я не могла себе позволить и не считала нужным. Поскольку законом предусмотрена оплата работодателем, то почему работник должен оплачивать ее сам?
Тамара Ляленкова: И что в этой ситуации можно сделать? Вы остались без работы, да?
Анастасия Смирнова: Да, в итоге я осталась без работы. Я оказалась тем самым человеком, которого система отторгла, поскольку он, этот человек, не живет по ее законам.
Тамара Ляленкова: И что делать? Какие у вас могут быть варианты?
Анастасия Смирнова: У меня один вариант - продолжать делать то, что я делаю, потому теперь я уже не могу молчать. Если я вижу нарушение прав, я должна обязательно об этом сказать и в отношении себя, и в отношении других людей.
Напоминаю вам, что программу "Классный час" веду я, Тамара Ляленкова. Программа выходит по воскресеньям в 18 часов, повторы – в ноль часов и в 6 утра в понедельник.
Людмила Курбатова: Нарушение состоит в том, что федеральный закон полномочиями наделяет государственного заказчика, то есть юридическое лицо той школы, образовательного учреждения, а на самом деле происходит по-другому. Окружное управление образования стягивает на себя все, проводит за всех конкурсы, и потом распределяем кому, что, как и чего.
Что интересно? Прокуратура нам ответила так. Да, Юго-Восточное управление нарушило, но отвечаете вы. Потому что вы госзаказчики и вы юрлицо. Действительно, это так. Если мы с вами откроем закон РФ об образовании, то там ответственность прописана только у низшего уровня - образовательного учреждения, конкретного руководителя. Ни управление, ни департамент, ни министерство ответственности не несут. То есть мы за все отвечаем, но все остальное делают за нас другие люди. Мы решили, что такого быть не должно. Поэтому мы обратились в прокуратуру. Прокуратура подтвердила, что, да, государственный заказчик, учреждение, само должно заниматься торгами, само должно решать - передает ли оно кому-то полномочия или нет.
Тогда начался второй этап - были разработаны договора о передаче полномочий. Нам предложили в приказном порядке передать полномочия, причем другие школы это сделали. У нас же была очень интересная ситуация. Нам дали распоряжение, что мы обязаны провести торги, и стали мешать на каждом этапе. Никак не могли решить - на какой торговой площадке надо проводить. Хотя по закону мы имеем право и на площадке префектуры, и на площадке окружного управления. Но они отписывались, они переписывались. Время шло. А сама процедура очень жесткая - там 1-2 дня и все! И ты уже нарушаешь федеральный закон.
Но мы успели все. Мы даже создали свою комиссию. Наша комиссия лично проводила торги в начале сентября. Потому что до этого у нас была фирма из Люблино, с которой очень много было проблем. Был "Московский школьник". Там вообще была катастрофа. Продукты приходили с плесенью, пересортица мяса. Если приходила рыба, то там 60% было льда, а остальное рыба. Самое интересное, что как раз именно с этими организациями у меня было очень много угроз. Они говорили: "Да мы под такими людьми ходим, что ты до понедельника не доживешь". Я отвечала: "Я не доживу, но и вас тут не будет". Когда я взяла камеру и стала все снимать, они поняли, что это уже, извините, материал для серьезных вещей, уголовных, и сами от нас отказались, не стали участвовать в торгах.
Меня поражает другое. Сейчас появился человек, исполняющий обязанности директора, он подходит к нашим сотрудникам и говорит - любые компьютеры, все, что угодно, пожалуйста, все будет, камера, видеокамера. О которой мы мечтали. А ведь был 2004 год. Мы победители окружного конкурса, лучшее образовательное учреждение по использованию информационных технологий. 2005 год - у нас первое место в округе по информационным технологиям. У нас куча заявок лежит в округе и ничего! Никто нам не дал ни одного компьютера. Зачем тогда проводится конкурс? Я знаю, есть школы, где по 15 проекторов мультимедийных. Зачем столько проекторов в школе?
Самое удивительное, что у нас более 20 писем, подтверждающих нарушения законодательства, прокуратура постоянно выставляет протесты. Но Департамент образования никаких мер не принимает.
История Анастасии Смирновой, учительницы рисования, работавшей в московской начальной школе - детском саду компенсирующего вида №1643. В прошлом году ее уволили по причине резкого ухудшения здоровья, но история началась много раньше.
Анастасия Смирнова: Когда я начала болеть, это не понравилось руководителю, и 24 декабря 2007 года произошел очень неприятный инцидент. Директор применила ко мне физическое насилие, то есть она буквально вытолкала меня силой из кабинета, в котором я находилась, на глазах у сотрудников, которые при этом присутствовали. После этого случая мне была установлена инвалидность и в программе реабилитации врачи написали, что я нуждаюсь в изменении условий труда и в переводе на другую работу. Но директор эти рекомендации игнорировала.
Я, конечно, неоднократно обращалась к ней, затем - в прокуратуру, потому что нарушались мои права. Прокуратура, в частности, вынесла два представления об удалении нарушений в области охраны здоровья. Тем не менее, эти два представления прокуратуры так и остались не исполненными. И только тогда, когда инвалидность была установлена повторно, спустя год, в феврале 2009 года, и в программе реабилитации написали, что работать учителем я не могу, тогда директор меня сразу уволила, несмотря на то, что я была согласна на перевод на другую работу.
Тамара Ляленкова: А как себя вели педагоги, которые работали вместе с вами?
Анастасия Смирнова: К сожалению, даже те люди, которые пришли в уголовный суд, находятся в служебной зависимости от директора. И как свидетели - они весьма относительные свидетели. А в остальном - отношения не стали хуже или лучше. Коллеги меня не игнорировали, не поворачивались ко мне спиной, но никто меня и не поддерживал. Честно говоря, мне было очень обидно, что тогда, когда директор меня вытолкала из кабинета, никто не заступился, никто не пожалел.
Понятно, что мы, работники системы, находимся в зависимости от руководства. Например, меня просили не отмечать в журнале отсутствующих детей. А я не могу так. Нет ребенка, я ставлю "н" в журнал. Потому что потом мне нужно ставить оценку, или из этой ситуации могут какие-нибудь другие вытекать проблемы. Прихожу через неделю, смотрю - в журнале штрихом закрашены все эти мои "н".
Дальше. Пожертвования на программу образования в благотворительный фонд "Просвещение". Висело в школе объявление с просьбой не задерживать оплату, проводить ее до определенного числа. Учителя спрашивали детей - заплатили ли родители деньги, доходило до крика. Обращаясь к мальчику, учительница спрашивала: "Ты почему до сих пор деньги не принес? Все получили вчера зарплату, в том числе, и твоя мама. Где деньги?!"
Разногласия были не только из-за того, что я болела, но и по другим текущим моментам. Взять те же медицинские осмотры. Все работники школы, а тем более детских садов, помимо медицинского осмотра, еще раз в два года проходят аттестацию и гигиеническую подготовку в центрах Роспотребнадзора. Проходит два года. Я отправляюсь в Роспотребнадзор для прохождения аттестации, а мне говорят - платная аттестация, стоит столько-то. Я выясняю данный вопрос. Оказывается, что данная оплата должна проводиться работодателем. Прихожу в школу, говорю своим коллегам - так и так. А мне отвечают - а мы сами платим.
Тамара Ляленкова: А сколько это стоит?
Анастасия Смирнова: 400 с чем-то рублей.
Тамара Ляленкова: А какая у вас там была заработная плата?
Анастасия Смирнова: Зарплата в этот момент у меня была уже маленькая - около 2000 рублей. Потому что у меня осталось очень мало часов. С этой зарплаты оплачивать аттестацию я не могла себе позволить и не считала нужным. Поскольку законом предусмотрена оплата работодателем, то почему работник должен оплачивать ее сам?
Тамара Ляленкова: И что в этой ситуации можно сделать? Вы остались без работы, да?
Анастасия Смирнова: Да, в итоге я осталась без работы. Я оказалась тем самым человеком, которого система отторгла, поскольку он, этот человек, не живет по ее законам.
Тамара Ляленкова: И что делать? Какие у вас могут быть варианты?
Анастасия Смирнова: У меня один вариант - продолжать делать то, что я делаю, потому теперь я уже не могу молчать. Если я вижу нарушение прав, я должна обязательно об этом сказать и в отношении себя, и в отношении других людей.
Напоминаю вам, что программу "Классный час" веду я, Тамара Ляленкова. Программа выходит по воскресеньям в 18 часов, повторы – в ноль часов и в 6 утра в понедельник.