Уехавшая из России в 1915 году чета Ларионова и Гончаровой вскоре начала сотрудничать с балетной труппой Дягилева. Созданные этими художниками костюмы и декорации парижской публикой принимались с восторгом. Вот об этой, театральной стороне деятельности авангардиста Ларионова, в первую очередь и напоминает собранная им внушительная, в 10 тысяч листов, коллекция. На выставку в Третьяковку из этого массива сейчас отобрали триста работ. Созданные авторами, что называется, всех времен и народов, они, так или иначе, имеют отношение к представлениям - цирковым или театральным, профессиональным или простонародным. Таков был вкус этого особенного коллекционера, поясняет сотрудник отдела графики Третьяковской галереи Нина Маркова:
- Ларионов не был снобом, правильным коллекционером, который ловит вот этот вот единственный экземпляр какого-нибудь очень редкого или очень крупного знаменитого художника. Он просто выбирал в массе разных произведений, которые на досуге перерывал где-нибудь на блошином рынке, что-то очень интересное, оригинальное, яркое. Иногда это было действительно произведение большого мастера, но совершенно не обязательно. В общем, это не коллекция шедевров, - потому что он не ставил задачу собирать шедевры.
Не оттого ли, что это был для художника рабочий, подсобный материал? Ведь благодаря какой-нибудь западноевропейской гравюре XVI века можно и старинный бытовой костюм, и интерьер дворца или замка в спектакле точно воспроизвести? Нина Маркова если и соглашается с таким предположением, то лишь отчасти:
- Я думаю, что тут все сложнее. В какой-то мере здесь подсобный материал, потому что они с Гончаровой черпали оттуда сведения для работы над какими-то театральными постановками. С другой стороны, судя по всему, Ларионова занимала вообще история театра, история различных публичных зрелищ - самых разных, не только театральных. И здесь, собственно, присутствовал такой вот ракурс коллекционирования. Наверняка он с большим удовольствием вылавливал, допустим, Калло - это был художник насквозь театральный, поэтому для Ларионова это было близко. А вот, допустим, в следующем зале две такие серенькие гравюрки. С точки зрения коллекционирования это бросовые вещи: они безнадежно испорчены, их обрезали совершенно варварски - там остался только гравированный овал и сам портрет. Но это очень крупный мастер французской гравюры, портретного жанра Робер Нантель. Если Ларионов где-то нашел вот такое вот – то, что ни один уважающий себя коллекционер не взял, - то от этого хуже они по качеству не сделались. Да, они испорчены, но резец там превосходный. И почему, собственно говоря, его и не взять в коллекцию? Ну, нельзя упустить было: даже испорченный, но хороший. У Ларионова был хороший глаз художника, выбирал он вещи яркие, интересные, оригинальные. Ну, конечно, Рембрандта здесь нет. Так ведь и не было задачи - собирать Рембрандта.
Зато есть немало, как сказали бы в старину, кунштюков - чудесных, невероятных и забавных для современного взгляда изображений. К примеру, некоего англичанина с детски-простодушным выражением лица. Жил в 18-м столетии, прославился своей непомерной толщиной. Подпись к гравюре: "Говорят, в его одеждах могли уместиться 7 человек".
Еще - немецкая картонная игрушка под названием "Точильщик". Двинешь рычажок - колесико точильного камня закрутится. Усы у этого веселого господина, как у барона Мюнхгаузена, закручены вверх. Ну, а отдельный раздел выставки посвящен танцевальному искусству в раскрашенных акварелью гравюрах европейских мастеров эпохи романтизма. Изображения куда как серьезны, здесь главная цель - этнографическая точность. Но вот смешная деталь: независимо от того, танцует ли рафинированный артист императорского балета или мужик на поляне отплясывает, у всех - изящные крошечные ступни. Таковы понятия о прекрасном.
