Ирина Лагунина: В декабре 2009 года в России появился новый уполномоченный по правам ребенка, такая же должность была учреждена и в Петербурге. Какие
главные проблемы в сфере защиты прав детей собираются они решать в первую очередь? Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Внимание к проблемам детей в России в последнее время подогревается целой серией международных скандалов. Сначала они были связаны, в основном, или с трагическими случаями жестокого обращения и даже убийства детей из России иностранными приемными родителями, или со спорами родителей по поводу того, с кем должен жить и воспитываться ребенок, когда родители приняли решение разойтись. Затем, если можно так выразиться, скандальная сфера была расширена историей финской семьи Рантала, у которой органы опеки внезапно отобрали 7-летнего сына Роберта. Громкая история семьи Рантала на данном этапе выглядит удачно завершенной - по-видимому, благодаря вмешательству уполномоченного по правам ребенка в России Павла Астахова. Но страдания маленького Роберта Рантала, вырванного из семьи, - это единственная слеза российского ребенка, которую общество просто обязано утереть, если оно хочет продолжать называться человеческим обществом. На это обращает внимание сам Павел Астахов, который со времени своего вступления в должность уже успел объехать довольно много мест, где детям приходится несладко. Побывал он и в ижевском интернате, где дети порезали себе вены, бунтуя против директора.
Павел Астахов: Есть архаичные формы, которые просто устарели сегодня, те же самые школы-интернаты. Поскольку это самая закрытая форма существования детей, попавших под опеку государства, они самые тяжелые, самые неповоротливые, самые закрытые, закостенелые с точки зрения того, чтобы дать ребенку необходимую реабилитацию, социализацию при выходе из учреждения. Дети не готовы выйти в открытый мир, потому что они живут, учатся, проводят досуг, свободное время, все в одном месте – школа-интернат, закрытое сообщество. Вот и получается, как в интернате в том же Ижевске, когда дети в одном месте находятся постоянно, появляется человек, который прививает криминальную субкультуру. Романтика уголовной жизни, псевдоромантика, извините. Появляется руководитель, который не способен навести порядок. Вместо того, чтобы преодолеть эту криминальную субкультуру, начинает на ней тоже паразитировать, ему удобно, когда есть такой "пахан" маленький, через которого он влияет на детей, потому что сам не может повлиять. Дальше приводит к чему: дети бунтуют абсолютно по уголовным понятиям. То, что происходило в кировоградской колонии в 2007 году, я был в колонии, когда дети сперва громили, потом резали вены, потом убивали своих конвоиров и сотрудников колонии, а потом просто сожгли колонию, она сгорела дотла. Так и здесь произошло. Начали с того, что разгромили спальные помещения, разбили окна, мебель громили, срезали сигнализацию пожарную и видеонаблюдение, потом стали резать руки. Тогда они резали вены для того, чтобы убрать директора, через 10 дней они сказали: мы сейчас порежем вены всем интернатом, чтобы директора вернули.
О чем это говорит? Проблема запущена, дети не знают другой жизни, как только в этой субкультуре криминальной. С каждым отдельным беседовали: почему ты напился, тебе 11 лет? Я с 7 лет пью – отвечает мальчик. То есть для детей это норма, они знают, где купить водку или вино. Ни одного рейда вокруг интерната не было проведено за последние три года по выявлению тех, кто нарушает закон об обороте спиртосодержащей продукции, несовершеннолетним продает алкоголь. Есть закон, который должен соблюдаться, федеральный. Лучшая форма устройства даже в детском учреждении, где дети под опекой государства – это семейная форма устройства. Семейная форма устройства – это когда делят помещение таким образом: 12 человек детей разного возраста, младшие мальчишки, постарше девчонки, 3-4 комнаты, где они живут, гостиная организовывается, маленькая кухонка, столовая своя внутри, игровая комната, компьютерный класс. Такая квартира образовалась. Вот так они живут в детских домах, где соблюдают закон, прежде всего руководители.
Татьяна Вольтская: Проблемы существуют не только в детском доме-интернате в Ижевске. Говорит уполномоченная по правам ребенка в Петербурге Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Буквально недавно к нам приходила общественная организация, у них случайно совершенно попал парень из псковского детского дома, полностью избитый, изнасилованный и так далее, который рассказывает ужасы, что просто на территории детского дома творятся такие дела, что там всех воспитанников, с ними так обращаются. Он нашел в себе силы, удрал, добежал до Петербурга и сейчас он находится типа приюта организация. Естественно, разрабатывали с ними, что дальше делать. Естественно, прокуратура должна заниматься, это уголовное дело. Мы будем обращаться в прокуратуру Псковской области с требованием разобраться. Тут даже не просьба, тут требование должно быть, такие вопиющие случаи. Хотя это не наш субъект вроде бы, но раз ребенок оказался у нас на территории, мы не имеем права молчать, и мы должны заступиться за него.
Татьяна Вольтская: Светлана Агапитова намерена создать при своем аппарате институт общественных помощников, без которых, как ей кажется, решить проблему трудно.
Светлана Агапитова: Очень много организаций и центров, которые ходят по инстанциям с замечательными программами. В частности, по мониторингу предкризисного состояния у детей. Естественно, после случая в Ижевске такой мониторинг провести в наших детских домах и домах-интернатах, особенно в закрытых детских учреждениях может существовать скрытая угроза. Конечно, выявить ее на ранней стадии было бы очень здорово. В Ижевске тоже факт дедовщины. Ведь ребенка воспитатель вызывает, он не всегда с ним откровенен. А с помощью тестирования и сканирования можно было бы определить некую тайную тревожность ребенка для того, чтобы в дальнейшем с ним занимались, работали специалисты. Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы эта программа у нас была внедрена на уровне города для того, чтобы сначала работать с детскими домами, а в дальнейшем это не помешало бы в любой школе, потому что в школах тоже бывают критические ситуации.
Татьяна Вольтская: В детской сфере есть системные проблемы, которые характерны практически для всех российских регионов, - считает Павел Астахов.
Павел Астахов: Алиментное содержание. Есть дети, много таких детей, в отношении которых родители лишены родительских прав, это значит, что с родителей надо взыскивать алименты, даже если они лишены родительских прав. Я вижу отказ о возбуждении дела по 157 статье. 157 статья для того и предназначена, что если не хочешь выплачивать алименты, есть решение суда, значит возбудили уголовное дело, дали исправработы. Это возможность взыскать те самые копейки хотя бы ребенку на сберкнижку. Статус детей не всех определен, потому что надо этим заниматься, чтобы пособия выплачивались, пенсионное содержание, пособие по потере кормильца. Инвалидом признан – еще денежное пособие, пенсия. Это все деньги, которые накапливаются у ребенка, которые должны храниться законным представителем, а законный представитель ребенка, который находится в детском доме, - это директор детского дома. Если он этого не делает, простите, либо исправьте ситуацию, либо поменяйте место работы. Поэтому системных много проблем.
Защита прав детей-инвалидов. Тяжелейшая ситуация. Нижнетуринский детский дом, куда я сразу поехал из Челябинска, опять же, детский дом-интернат, вот вам опять та же самая история. Интернат, 117 детей, из них 95 лежачих, которые сами себя не обслуживают, инвалиды, остальные инвалиды, которые, по крайней мере, ходят в школу. Ими никто не занимается, комиссия за комиссией, антисанитария, кошмар полный. У детей нет личных вещей. Шесть человек мальчиков, которые ходят в школу, сами себя обслуживают, две тумбочки стоят. Я говорю: ребята, а почему у вас две тумбочки? Двое активные, возле окна спят, сразу все понятно. Опять же чисто криминальная субкультура – возле окна лучшие койки, там тумбочки стоят. "А это наши личные тумбочки". Я говорю: а остальные? Те отвечают: "А нам не дают. Нам нельзя". Как так, у ребенка должны быть личные вещи. Что вы думаете, я приехал, сказал, утром мне уже докладывает зам руководителя правительства области: Павел Алексеевич, все хорошо, тумбочки стоят. Нашли мебельную фабрику. Замечательно, только накануне мне докладывали, как у Гоголя, что дети выздоравливают как мухи, все здоровые, оказывается, а утром девочка умирает. Заразилась кишечной палочкой, умирает от остановки сердца. Какое оправдание врачей? Она и так прожила бы 14-15 лет. Это нормальное оправдание для врача? Какой-то сумасшедший дом, так нельзя жить, нельзя ребенка списывать. Поэтому здесь проблем очень много. Инклюзивное обучение для тех же детей-инвалидов. Дети, которые выходят из колоний детских воспитательных, он недоучился в колонии, там о нем заботились, его четыре раза в день кормили, ему давали профессию, он учился. Я видел мальчика, которому 17 лет, он в 6 классе. Он не знает, сколько будет трижды три. Он выходит из колонии, идет в 9 класс или 8, а директор школы говорит: откуда? Из ангарской колонии? Да ты что, парень, иди в вечернюю школу, нам не нужен здесь уголовник. Что делает парень? Конечно, не идет ни в какую вечернюю школу или идет в вечернюю школу, там такие же ребята, как он, все закрутилось. Я видел ребят, которые по два, по три раза возвращаются, с 14 до 18 по третьему разу приходят. Почему пришел сюда? В школу не взяли, друзья, выпил, потом даже не помню, пошел, что-то украл, посадили. Вместо того, чтобы принять, сказать: приходи к нам, расскажи нам, как ужасно в колонии, куда не надо попадать никому. Директор боится, что придет он и всех сделает уголовниками сразу. Вопросы предоставления жилья выпускникам детских домов. Одно дело предоставить жилье, например, здесь у вас более-менее очереди нет.
Татьяна Вольтская: Отсутствие очереди - даже если это так - может быть лишь формальным показателем благополучия, - говорит Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Много такой рутинной работы с разбором конкретных случаев, когда дети остаются без жилья, когда ребенок сирота, не может встать на очередь, потому что у него полметра лишнего оказывается, в квартире живет 11 человек. Бывают такие ситуации. Я до сих пор не понимаю, как может быть несовершенен жилищный кодекс, согласно которому суд может решить вопрос о разводе родителей, не определив место жительства ребенка. И у нас куча дел таких, когда родители разведены, а ребенок оказывается нигде не прописан. Согласно жилищному кодексу это может быть.
Татьяна Вольтская: Вопрос по жилью выпускников детских домов.
Светлана Агапитова: Побывав в 9 детском доме, я нарисовала себе такую немножко оптимистично-радужную картину, потому что там как раз очень сильный социальный работник, которая мне рассказала про систему отслеживания жилья выпускника до 23 лет. Все-таки выяснилось, что закон был обжалован прокуратурой, потому что выпускник детского дома в 18 лет имеет право распоряжаться своей жилплощадью. Тут надо тоже думать, я не знаю, может быть это не на уровне закона, может быть это на уровне распоряжения, но выпускники детского дома нуждаются в особом сопровождении. Несмотря на то, что у нас ситуация намного лучше стала, все равно, конечно, ребенок выходит в жизнь не совсем подготовленный.
Татьяна Вольтская: Светлане Агапитовой известны случаи, когда выпускники детских домов продавали свое жилье жуликам, а потом кончали с собой, или когда им предоставлялось жилье, где на самом деле жить нельзя, оно не просто аварийное, но вообще никакое - с проломами, как после бомбежки, в полу или стенах. Решить эти проблемы можно было бы гораздо легче, если бы между разными инстанциями, занимающимися детьми, была координация, - считает Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Нет межведомственной координации. Но на самом деле ее нет как на самом низком уровне, так и на самом высоком. Это проблема вообще всей нашей страны, потому что каждый играет свою дудку и у семи нянь дитя оказывается без глаза.
главные проблемы в сфере защиты прав детей собираются они решать в первую очередь? Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Внимание к проблемам детей в России в последнее время подогревается целой серией международных скандалов. Сначала они были связаны, в основном, или с трагическими случаями жестокого обращения и даже убийства детей из России иностранными приемными родителями, или со спорами родителей по поводу того, с кем должен жить и воспитываться ребенок, когда родители приняли решение разойтись. Затем, если можно так выразиться, скандальная сфера была расширена историей финской семьи Рантала, у которой органы опеки внезапно отобрали 7-летнего сына Роберта. Громкая история семьи Рантала на данном этапе выглядит удачно завершенной - по-видимому, благодаря вмешательству уполномоченного по правам ребенка в России Павла Астахова. Но страдания маленького Роберта Рантала, вырванного из семьи, - это единственная слеза российского ребенка, которую общество просто обязано утереть, если оно хочет продолжать называться человеческим обществом. На это обращает внимание сам Павел Астахов, который со времени своего вступления в должность уже успел объехать довольно много мест, где детям приходится несладко. Побывал он и в ижевском интернате, где дети порезали себе вены, бунтуя против директора.
Павел Астахов: Есть архаичные формы, которые просто устарели сегодня, те же самые школы-интернаты. Поскольку это самая закрытая форма существования детей, попавших под опеку государства, они самые тяжелые, самые неповоротливые, самые закрытые, закостенелые с точки зрения того, чтобы дать ребенку необходимую реабилитацию, социализацию при выходе из учреждения. Дети не готовы выйти в открытый мир, потому что они живут, учатся, проводят досуг, свободное время, все в одном месте – школа-интернат, закрытое сообщество. Вот и получается, как в интернате в том же Ижевске, когда дети в одном месте находятся постоянно, появляется человек, который прививает криминальную субкультуру. Романтика уголовной жизни, псевдоромантика, извините. Появляется руководитель, который не способен навести порядок. Вместо того, чтобы преодолеть эту криминальную субкультуру, начинает на ней тоже паразитировать, ему удобно, когда есть такой "пахан" маленький, через которого он влияет на детей, потому что сам не может повлиять. Дальше приводит к чему: дети бунтуют абсолютно по уголовным понятиям. То, что происходило в кировоградской колонии в 2007 году, я был в колонии, когда дети сперва громили, потом резали вены, потом убивали своих конвоиров и сотрудников колонии, а потом просто сожгли колонию, она сгорела дотла. Так и здесь произошло. Начали с того, что разгромили спальные помещения, разбили окна, мебель громили, срезали сигнализацию пожарную и видеонаблюдение, потом стали резать руки. Тогда они резали вены для того, чтобы убрать директора, через 10 дней они сказали: мы сейчас порежем вены всем интернатом, чтобы директора вернули.
О чем это говорит? Проблема запущена, дети не знают другой жизни, как только в этой субкультуре криминальной. С каждым отдельным беседовали: почему ты напился, тебе 11 лет? Я с 7 лет пью – отвечает мальчик. То есть для детей это норма, они знают, где купить водку или вино. Ни одного рейда вокруг интерната не было проведено за последние три года по выявлению тех, кто нарушает закон об обороте спиртосодержащей продукции, несовершеннолетним продает алкоголь. Есть закон, который должен соблюдаться, федеральный. Лучшая форма устройства даже в детском учреждении, где дети под опекой государства – это семейная форма устройства. Семейная форма устройства – это когда делят помещение таким образом: 12 человек детей разного возраста, младшие мальчишки, постарше девчонки, 3-4 комнаты, где они живут, гостиная организовывается, маленькая кухонка, столовая своя внутри, игровая комната, компьютерный класс. Такая квартира образовалась. Вот так они живут в детских домах, где соблюдают закон, прежде всего руководители.
Татьяна Вольтская: Проблемы существуют не только в детском доме-интернате в Ижевске. Говорит уполномоченная по правам ребенка в Петербурге Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Буквально недавно к нам приходила общественная организация, у них случайно совершенно попал парень из псковского детского дома, полностью избитый, изнасилованный и так далее, который рассказывает ужасы, что просто на территории детского дома творятся такие дела, что там всех воспитанников, с ними так обращаются. Он нашел в себе силы, удрал, добежал до Петербурга и сейчас он находится типа приюта организация. Естественно, разрабатывали с ними, что дальше делать. Естественно, прокуратура должна заниматься, это уголовное дело. Мы будем обращаться в прокуратуру Псковской области с требованием разобраться. Тут даже не просьба, тут требование должно быть, такие вопиющие случаи. Хотя это не наш субъект вроде бы, но раз ребенок оказался у нас на территории, мы не имеем права молчать, и мы должны заступиться за него.
Татьяна Вольтская: Светлана Агапитова намерена создать при своем аппарате институт общественных помощников, без которых, как ей кажется, решить проблему трудно.
Светлана Агапитова: Очень много организаций и центров, которые ходят по инстанциям с замечательными программами. В частности, по мониторингу предкризисного состояния у детей. Естественно, после случая в Ижевске такой мониторинг провести в наших детских домах и домах-интернатах, особенно в закрытых детских учреждениях может существовать скрытая угроза. Конечно, выявить ее на ранней стадии было бы очень здорово. В Ижевске тоже факт дедовщины. Ведь ребенка воспитатель вызывает, он не всегда с ним откровенен. А с помощью тестирования и сканирования можно было бы определить некую тайную тревожность ребенка для того, чтобы в дальнейшем с ним занимались, работали специалисты. Мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы эта программа у нас была внедрена на уровне города для того, чтобы сначала работать с детскими домами, а в дальнейшем это не помешало бы в любой школе, потому что в школах тоже бывают критические ситуации.
Татьяна Вольтская: В детской сфере есть системные проблемы, которые характерны практически для всех российских регионов, - считает Павел Астахов.
Павел Астахов: Алиментное содержание. Есть дети, много таких детей, в отношении которых родители лишены родительских прав, это значит, что с родителей надо взыскивать алименты, даже если они лишены родительских прав. Я вижу отказ о возбуждении дела по 157 статье. 157 статья для того и предназначена, что если не хочешь выплачивать алименты, есть решение суда, значит возбудили уголовное дело, дали исправработы. Это возможность взыскать те самые копейки хотя бы ребенку на сберкнижку. Статус детей не всех определен, потому что надо этим заниматься, чтобы пособия выплачивались, пенсионное содержание, пособие по потере кормильца. Инвалидом признан – еще денежное пособие, пенсия. Это все деньги, которые накапливаются у ребенка, которые должны храниться законным представителем, а законный представитель ребенка, который находится в детском доме, - это директор детского дома. Если он этого не делает, простите, либо исправьте ситуацию, либо поменяйте место работы. Поэтому системных много проблем.
Защита прав детей-инвалидов. Тяжелейшая ситуация. Нижнетуринский детский дом, куда я сразу поехал из Челябинска, опять же, детский дом-интернат, вот вам опять та же самая история. Интернат, 117 детей, из них 95 лежачих, которые сами себя не обслуживают, инвалиды, остальные инвалиды, которые, по крайней мере, ходят в школу. Ими никто не занимается, комиссия за комиссией, антисанитария, кошмар полный. У детей нет личных вещей. Шесть человек мальчиков, которые ходят в школу, сами себя обслуживают, две тумбочки стоят. Я говорю: ребята, а почему у вас две тумбочки? Двое активные, возле окна спят, сразу все понятно. Опять же чисто криминальная субкультура – возле окна лучшие койки, там тумбочки стоят. "А это наши личные тумбочки". Я говорю: а остальные? Те отвечают: "А нам не дают. Нам нельзя". Как так, у ребенка должны быть личные вещи. Что вы думаете, я приехал, сказал, утром мне уже докладывает зам руководителя правительства области: Павел Алексеевич, все хорошо, тумбочки стоят. Нашли мебельную фабрику. Замечательно, только накануне мне докладывали, как у Гоголя, что дети выздоравливают как мухи, все здоровые, оказывается, а утром девочка умирает. Заразилась кишечной палочкой, умирает от остановки сердца. Какое оправдание врачей? Она и так прожила бы 14-15 лет. Это нормальное оправдание для врача? Какой-то сумасшедший дом, так нельзя жить, нельзя ребенка списывать. Поэтому здесь проблем очень много. Инклюзивное обучение для тех же детей-инвалидов. Дети, которые выходят из колоний детских воспитательных, он недоучился в колонии, там о нем заботились, его четыре раза в день кормили, ему давали профессию, он учился. Я видел мальчика, которому 17 лет, он в 6 классе. Он не знает, сколько будет трижды три. Он выходит из колонии, идет в 9 класс или 8, а директор школы говорит: откуда? Из ангарской колонии? Да ты что, парень, иди в вечернюю школу, нам не нужен здесь уголовник. Что делает парень? Конечно, не идет ни в какую вечернюю школу или идет в вечернюю школу, там такие же ребята, как он, все закрутилось. Я видел ребят, которые по два, по три раза возвращаются, с 14 до 18 по третьему разу приходят. Почему пришел сюда? В школу не взяли, друзья, выпил, потом даже не помню, пошел, что-то украл, посадили. Вместо того, чтобы принять, сказать: приходи к нам, расскажи нам, как ужасно в колонии, куда не надо попадать никому. Директор боится, что придет он и всех сделает уголовниками сразу. Вопросы предоставления жилья выпускникам детских домов. Одно дело предоставить жилье, например, здесь у вас более-менее очереди нет.
Татьяна Вольтская: Отсутствие очереди - даже если это так - может быть лишь формальным показателем благополучия, - говорит Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Много такой рутинной работы с разбором конкретных случаев, когда дети остаются без жилья, когда ребенок сирота, не может встать на очередь, потому что у него полметра лишнего оказывается, в квартире живет 11 человек. Бывают такие ситуации. Я до сих пор не понимаю, как может быть несовершенен жилищный кодекс, согласно которому суд может решить вопрос о разводе родителей, не определив место жительства ребенка. И у нас куча дел таких, когда родители разведены, а ребенок оказывается нигде не прописан. Согласно жилищному кодексу это может быть.
Татьяна Вольтская: Вопрос по жилью выпускников детских домов.
Светлана Агапитова: Побывав в 9 детском доме, я нарисовала себе такую немножко оптимистично-радужную картину, потому что там как раз очень сильный социальный работник, которая мне рассказала про систему отслеживания жилья выпускника до 23 лет. Все-таки выяснилось, что закон был обжалован прокуратурой, потому что выпускник детского дома в 18 лет имеет право распоряжаться своей жилплощадью. Тут надо тоже думать, я не знаю, может быть это не на уровне закона, может быть это на уровне распоряжения, но выпускники детского дома нуждаются в особом сопровождении. Несмотря на то, что у нас ситуация намного лучше стала, все равно, конечно, ребенок выходит в жизнь не совсем подготовленный.
Татьяна Вольтская: Светлане Агапитовой известны случаи, когда выпускники детских домов продавали свое жилье жуликам, а потом кончали с собой, или когда им предоставлялось жилье, где на самом деле жить нельзя, оно не просто аварийное, но вообще никакое - с проломами, как после бомбежки, в полу или стенах. Решить эти проблемы можно было бы гораздо легче, если бы между разными инстанциями, занимающимися детьми, была координация, - считает Светлана Агапитова.
Светлана Агапитова: Нет межведомственной координации. Но на самом деле ее нет как на самом низком уровне, так и на самом высоком. Это проблема вообще всей нашей страны, потому что каждый играет свою дудку и у семи нянь дитя оказывается без глаза.
