Владимир Тольц: В московской студии вместе со мной ведет передачу историк Александр Меленберг.
Ровно 65 лет назад закончилась грандиозная битва за Берлин. Наверное, одно из самых тяжелых для Красной армии сражений войны 1941-45 годов. С большими и неоправданными, по нашему нынешнему разумению, потерями личного состава. Делили последнюю "курицу славы". Советским было важно взять Берлин раньше союзников. Отдельным советским военачальникам было важным опередить в этом своих собратьев по оружию, соратников, соседей по линии фронта.
И при всех случившихся в этой битве потерях это сражение оказалось победой, позволившей закончить войну в столице поверженного врага.
Александр Меленберг: Рядом со мной сегодня в московской студии Радио Свобода – военный историк Алексей Исаев, автор книги "Берлин 45-го. Сражения в логове зверя". Мы познакомим вас с никогда ранее не публиковавшимися воспоминаниями командира 39-й гвардейской стрелковой дивизии, непосредственно штурмовавшей Берлин.
Владимир Тольц: В 1941-м Ефим Марченко встретил войну лейтенантом в Белостоке. Вместе с армией отступил на восток до Москвы. Одиннадцать раз выходил из окружения. Затем проделал обратный тоже нелегкий путь на запад – от Северного Донца до Берлина в составе 8-й гвардейской армии Чуйкова. Участвовал в штурме Берлина уже полковником, командиром 39-й гвардейской стрелковой дивизии.
Александр Меленберг: Вот первый фрагмент из воспоминаний Ефима Марченко:
"Внутренний пояс немецкой обороны Берлина в полосе наступления 39-й гвардейской стрелковой дивизии проходил по каналу Тельтов. Сам по себе канал неширокий, однако имел высокие берега, покрытые плитами. Не только подняться на противоположном берегу, но даже спуститься до воды на своем берегу было невозможно…
Форсирование канала Тельтов было возложено на 117-й гвардейский стрелковый полк. В назначенное время после артподготовки началась атака. Командир полка, гвардии подполковник Гриценко минут через 15 после начала атаки доложил мне:
- Сильный огонь – форсировать не сумел.
Подполковник Гриценко был всегда откровенным и не любил преувеличивать силы противника. С моего Н[аблюдательного] П[ункта] был тоже хорошо виден и слышен огонь немецких пулеметов и автоматов, главным образом фланговых, то есть вдоль канала. Отложить форсирование на более поздний срок нельзя, так как это задержало бы общий темп, поэтому я распорядился: продолжать уничтожение выявленных точек орудиями прямой наводки и пулеметным огнем. Готовить повторную атаку.
В конце я сказал Гриценко:
- Не думал, что вы, такой опытный командир, не перепрыгнете эту канавку.
Приблизительно через 25 минут после этого разговора, с НП 117-го полка позвонил начальник политотдела дивизии полковник Островский, который в это время находился там, и доложил:
- Полк частью сил форсировал канал. Гриценко в атаку солдат вел лично и убит.
Островский поинтересовался у меня:
- Что вы такое сказали Гриценко? После разговора с вами он был очень расстроен и сказал на ходу: "Перепрыгнем!" Убежал в ближайшую роту солдат и сам повел ее в атаку".
Александр Меленберг: Давайте обратимся к Алексею Исаеву, военному историку, автору лучшей, на мой взгляд, книги о берлинском сражении. Форсирование канала Тельтов – начальный этап уличных боев в Берлине. Что вы, Алексей, скажете о форсировании Тельтова и о втягивании массы полевых войск Красной армии в мегаполис?
Алексей Исаев: Первая фраза сражения за германскую столицу заключалась в форсировании рек и каналов практически по всему периметру обороны города. С юга это был канал Тельтов, с севера – Берлин Шпандауэршифартс, восток – собственно, река Шпрее. И действительно, все эти водные преграды были успешно преодолены, потому что опыт был накоплен большой. В частности, для преодоления каналов использовали штурмовые лестницы, снятые со зданий. Пожарные лестницы срезали сваркой и использовали для преодоления канала. А так тоже опять же показатель мастерства – это то, что одна часть успешно форсирует канал, и сразу же ей в затылок выстраиваются остальные и быстро расширяют плацдарм.
Владимир Тольц: Перейдем к заключительной фазе Берлинской битвы – к боям в центральной части немецкой столицы. Чтобы туда попасть, бойцам Красной армии опять пришлось форсировать канал. Снова отрывок из ранее не публиковавшихся воспоминаний Ефима Марченко:
"Наступая на северо-запад, в направлении зоопарка, дивизия уже 29 апреля вышла к каналу Ландвер.
Канал Ландвер был неширокий и неглубокий, но преодолеть его было почти невозможно. Берега его были крутые и выложены камнем. От верхней кромки берега до воды – около трех метров гладкой и скользкой стенки. Весь канал и подступы к нему простреливались плотным пулеметным огнем и орудиями прямой наводки. Но для гвардейцев и это не явилось препятствием. Они нашли водосточные трубы, которые выводили в канал прямо на уровень воды. Этими трубами они подползли к каналу, преодолели его водную часть вплавь, а на противоположном берегу по таким же трубам выбрались на поверхность, оказавшись в тылу немцев, оборонявших непосредственно берег канала…
Таким образом, 120-й гвардейский стрелковый полк двумя батальонами форсировал этот канал и овладел частью Тиргартена…
Правый сосед – 79-я гвардейская стрелковая дивизия – в это время вел бой за Потсдамский вокзал. 120-й полк мог успешно продвигаться в северо-восточном направлении, на Рейхстаг. Однако атаки не состоялось. Был получен приказ: оставить часть сил для удержания достигнутого рубежа, остальные силы полка отвести назад.
Мне и теперь непонятно, почему командование фронта, под большой угрозой в случае невыполнения, приказало 120-му гвардейскому стрелковому полку переправится назад. Очевидно, нарушался план: кому брать Рейхстаг".
Владимир Тольц: Вот это очень важный момент. Хотя, конечно, все это давно уже жевано-пережевано, однако заново подается ныне к юбилейному столу. Многие историки, как бы вживаясь в образ своего персонажа и героя, утверждают, что Жуков решил-де: Рейхстаг будет штурмовать не тот, кто первый к нему пробьется, а непременно части 3-й ударной армии. И прежде всего 150-я стрелковая дивизия. Входивший в ее состав 756-й стрелковый полк. Собственно, так оно в итоге и получилось. В Рейхстаг (наряду с другими) вошел 1-й батальон указанного полка под командованием капитана Неустроева. Разведчики из 1-й его роты младший сержант Кантария и рядовой Егоров, под присмотром замполита батальона, лейтенанта Береста, в 14 часов 25 минут 30 апреля водрузили над куполом Рейхстага красное знамя.
- Алексей, – я обращаюсь сейчас к нашему московскому гостю, историку Алексею Исаеву, – у вас есть какое-либо особое мнение по поводу этих суждений представителей вашей корпорации историков?
Алексей Исаев: Ну, в данном случае все же в воспоминаниях говорилось о том, что именно 3-я ударная армия должна пробиться, на самом деле, это не так. В действительности все армии, штурмовавшие Берлин, нацеливались на Рейхстаг как конечную точку, они все должны были сойтись в этой точке, можно сказать, нашинковав гарнизон берлинский, как пирог. То, что к Рейхстагу пробилась 3-я ударная армия, - это следствие нестандартных, я бы даже сказал, оригинальных решений ее командира. В сущности, Кузнецов, командующий армией, был такой "темной лошадкой". В отличие от того же Чуйкова, в армии которого воевал наш герой, командир 39-ой гвардейской стрелковой дивизии, у этой армии не было опыта штурма городов. 8-я гвардейская армия штурмовала Познань. И вот Кузнецов, будучи опытным командующим, с 1941 года на фронте, он выстроил два своих корпуса в линию на периметре двух берлинских районов одним корпусом, на узком фронте пошел к Рейхстагу, через район Маабит, с форсированием Шпрее. И вот эта тактика, она принесла успех. Он действительно сделал лучше. Ту задачу, которая была поставлена, он ее выполнил лучше других, и поэтому он оказался первым. Поэтому говорить о том, что Жуков с самого начала назначил едва ли не батальон, который должен был штурмовать Рейхстаг, это совершенно некорректно.
И хотелось бы чуть-чуть поправить. В 14:30 флаг появился только на окне здания, а только вечером, примерно в 9 вечера, его подняли уже не куполе. А так штурм Рейхстага начался где-то в полдень, и в 14:30 появилось первое знамя, после которого Жуков доложил в Москву Сталину, что, да, Рейхстаг взят. После этого еще продолжался бой за здание, и вечером уже над ним взвился красный флаг.
Александр Меленберг: Итак, 39-я гвардейская стрелковая дивизия 28 стрелкового корпуса 8-й гвардейской армии, преодолев канал Ландвер, заняла южную часть парка Тиргартен.
"К вечеру 29 апреля, ведя тяжелые бои за каждый дом, дивизия вплотную подошла к забору Зоологического сада. Но овладеть им с ходу не удалось. В Зоологическом саду, как известно, располагался командный пункт командующего обороной Берлина, генерала Вейдлинга. Сад был обнесен железобетонным забором. Внутри сада заранее построены прочные железобетонные бункера, представлявшие собой трехэтажные здания. Железобетонные стены имели толщину до 2,5 метров и не пробивались снарядами. По всем этажам зданий были закрывающиеся стальными плитами амбразуры. На крышах располагались зенитные пушки 88 и 128 мм калибра, которые вели огонь прямой наводкой.
Все прилегающие к зоопарку здания также были заранее подготовлены к обороне… Все улицы, выходящие к зоопарку, простреливались ружейно-пулеметным и артогнем. Подтянуть артиллерию для прямого выстрела по этим бункерам и укрепленным зданиям было невозможно. Пехота пробиралась через дома. Присланные для усиления танки ИС-5 также не могли подойти к зоопарку, они расстреливались противотанковым огнем и только еще больше запрудили улицы. В то же время без артиллерии рассчитывать на успешную атаку и захват бункеров было невозможно. Тщательно оценил обстановку, решение ко мне пришло само: в течение ночи проделать пробоины (ворота) в домах и сараях и не по улице, а через эти пробоины подтащить 152-х миллиметровые пушки-гаубицы. Почти весь личный состав был брошен на проделывание этих проходов и вытаскивание пушек-гаубиц на руках.
К рассвету орудия стояли нацеленными на бункера и укрепленные здания и тщательно замаскированы… По сигналу они открыли беглый огонь. Все бункера и здания мгновенно окутались дымом и пылью. Однако пробить стенки бункеров даже этими системами не удалось. Но свое дело они сделали. Немцы на некоторый период были оглушены и ошеломлены. Используя замешательство немцев, 112-й и 117-й гвардейские стрелковые полки стремительно бросились к бункерам и другим объектам атак. Кроме обычного вооружения, солдаты тащили с собой во всевозможной посуде бензин; саперы – взрывчатые вещества; химики – дымшашки. Подойдя вплотную, начали выжигание и выкуривание немцев. Генерал Вейдлинг с частью своего штаба вынужден был убежать на новый КП. Остальной гарнизон сдался. Уже после пленения генерала Вейдлинг показал, что потеря им этих бункеров лишила его связи и возможности управлять боевыми действиями берлинского гарнизона.
В этом бою погиб еще один командир 117-го гвардейского стрелкового полка. Вообще же в боях за Берлин погибло три командира 117-го полка".
Алексей Исаев: Что касается тезиса о том, что Вейдлинга буквально выгнали с его командного пункта, это не совсем так. На самом деле, в парке Тиргартен было грандиозное, действительно, сооружение – так называемый флагтурм – башня ПВО с установленными у нее на крыше зенитками. Она была, естественно, не трехэтажная, а гораздо выше. И вот этот флагтурм оказался крепким орешком, который не смогла сломить даже артиллерия большой мощности – 8-дюймовые гаубицы по ней расстреляли 100 снарядов, но без видимого результата. И в сущности, этот командный пункт берлинского гарнизона просуществовал до самой капитуляции.
Александр Меленберг: Мы читаем отрывки из неопубликованных воспоминаний полковника Ефима Марченко, командира штурмовавшей Берлин 39-й гвардейской стрелковой дивизии. О последнем бое, который трудный самый. Мы наблюдаем штурм Берлина глазами комдива советской пехоты.
А вот следующий эпизод из воспоминаний Ефима Марченко, признаться, меня сильно удивил:
"Решительным броском уже в первой половине дня 1 мая части 39-й гвардейской стрелковой дивизии овладели южной частью парка Тиргартен, зоопарком и соединились с частями 3-й ударной армии, 2-й гвардейской танковой армии и с 1-й польской пехотной дивизией…
Нелишне отметить и такой факт. Несмотря на сильный огонь и тяжелые бои по овладению зоопарком, абсолютное большинство, а точнее, почти все звери и птицы зоопарка оказались живыми… 1-го мая, когда я прибыл в зоопарк, и бои в парке затихли, солдаты довольно активно кормили и поили зверей. Один солдат просил меня отдать приказ, чтобы большому слону не давали больше воды, так как он, по его подсчетам, выпил 12 ведер и если ему давать больше, то с ним может быть плохо…"
Александр Меленберг: Согласно немецким источникам с 20 апреля в городе не было электричества и воды. Естественно, что животных никто не поил. Из шести слонов Берлинского зоопарка к 1 мая в живых остался только один. Кроме того, зоосад обстреливала советская артиллерия и танки, с воздуха бомбили самолеты. А по свидетельству полковника Марченко почти все животные уцелели…
- У вас, Алексей, есть какие-нибудь сведения на этот счет?
Алексей Исаев: Есть, я бы так сказал, общая статистика по берлинскому зоопарку. Первые бомбы на него упали еще в 1941 году, это были английские бомбы. Интенсивным бомбардировкам он подвергался в 1943-44 годах, поэтому советский штурм уже довершал сделанное англо-американскими бомбардировками. Статистика говорит следующее. В берлинском зоопарке перед Второй мировой войной было 1100 животных и 2,5 тысячи птиц. Пережили войну всего 91 животное. Но действительно, тут я соглашусь с Марченко, слон был, слон остался. И вот этот вот рассказ о том, как поили слона, он, скорее всего, абсолютно подлинный и соответствует нашим знаниям о том, что происходило в берлинском зоопарке.
Владимир Тольц: Вообще-то, оказывается, это повторяющийся такой сюжет. Я знаком был с человеком, поставившим на довольствие гвардии сержанта слона из Венского зоопарка и таким образом спасшим животное. Ну, и понятно, что такое не могло быть упущено сочинителями послевоенного мифа о войне. Помните озеровскую киноэпопею "Освобождение"? Там в одном из фильмов молодой танкист, попав на территорию зоопарка, залюбовался экзотическими животными и получил пулю. Эпизод пропагандистски рассчитанный правильно, но сильно в реализации запоздавший – на несколько десятилетий…
Александр Меленберг: Продолжаем читать воспоминания участника штурма Берлина, командира 39-й гвардейской стрелковой дивизии полковника Марченко.
"Из берлинских боев запомнился и такой эпизод… В одном из кварталов Берлина ко мне на НП привели одного довольно опрятно одетого мужчину, который просил встречи "с самым большим командиром Красной Армии". Это оказался поверенный в делах Швеции, некто Гуго Эрифаст. Представившись, он вручил мне пакет. В пакете оказалось обращение шведского правительства к командующему войсками Советской Армии по взятию Берлина с приложением списка адресов шведских граждан и шведского имущества. Шведское правительство в этом обращении просило взять под охрану шведских граждан и имущество, принадлежащее им…
Прочтя письмо, я ответил Гуго Эрифасту:
- Наши воины никого не грабят, в том числе и немцев. Оружие они применяют также только к вооруженным немцам, а не к гражданам. Следовательно, если шведские граждане не будут оказывать вооруженного сопротивления, то им нечего опасаться за свою жизнь.
После ухода Гуго Эрифаста и доклада об этом по команде я распорядился поставить охрану у посольства Швеции…
Через несколько часов уже по знакомому адресу ко мне снова прибыл Гуго Эрифаст еще с двумя мужчинами во фраках. Последние стояли в положении низкого поклона. Гуго Эрифаст сказал:
- Имею честь изложить Вам просьбу моего правительства. Мое правительство ходатайствует перед Вами взять под охрану также граждан и имущество Португалии и Испании. Со мной прибыли к Вам послы этих государств.
И он представил их мне, после чего они поднялись и еще раз поклонились. Видя мое недоумение, Гуго Эрифаст продолжал:
- Как Вам известно, правительства Португалии и Испании не имеют с Вашим правительством дипломатических отношений. Поэтому господа послы считают невозможным обратиться к Вам с такой просьбой непосредственно.
Ответ мой был приблизительно таким же, как и при первой встрече с Эрифастом. Правда, после ухода их, указаний о выставлении охраны у этих посольств не последовало.
Не обошлось, конечно, и без неприятностей. Мне доложили, что какая-то группа на танке подъехала к шведскому посольству и несмотря на запрет часового, забралась в подвал и взяла несколько бутылок вина и копчености. Выяснилось, что это были люди 1-й гвардейской танковой армии. Пришлось делать неприятное сообщение генералу Попель, члену военного совета этой армии. Через несколько часов к шведскому посольству подъехал "Студебекер", нагруженный водкой, коньяком, шампанским, окороками, колбасой и разными консервами. Шведы были предовольны. Конфликт ликвидирован".
Александр Меленберг: Алексей, - обращаюсь я к военному историку, известному исследователю Берлинской операции 1945 года Алексею Исаеву, - какова дальнейшая участь шведского посольства в Берлине, равно как и других посольств нейтральных стран?
Алексей Исаев: Перед штурмом, точнее, уже после начала берлинской операции, когда из Берлина поехали так называемые "золотые фазаны", партийные руководители Третьего рейха, вместе с ними выехал и персонал посольств. В основном посольства были эвакуированы в окрестности Берлина. А собственно в городе в посольствах остался только технический персонал на уровне 5-7 человек на посольство. И с представителями этого технического персонала, собственно, и могли сталкиваться советские войска. Непосредственно в зону боевых действий попало, например, швейцарское посольство, мимо которого штурмовали Рейхстаг. И даже есть такие, можно сказать, инсинуации и догадки о том, что нарушался нейтралитет этого посольства – с его территории велся огонь по Рейхстагу. По крайней мере, так вспоминают защитники Рейхстага сейчас. Но в оперативных документах 3-й ударной армии никаких упоминаний о том, что с посольством что-либо делали, нет. И большая часть посольств осталась вне зоны непосредственно боевых действий, поскольку довольно обширная территория к моменту капитуляции еще контролировалась берлинским гарнизоном. И в дальнейшем после того, как бои закончились, гарнизон капитулировал, вот этот технический персонал отправился за своими послами, и они вернулись в город. Но в дальнейшем их судьба определялась уже послевоенными договоренностями между союзниками. Как мы знаем, Берлин потом делился на зоны оккупации и так далее. Но в целом можно сказать, что посольства вполне успешно пережили этот штурм.
Владимир Тольц: И вот – конец войны, Победа. Вот как запомнил первый день мира участник штурма Берлина, командир 39-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Марченко, с чьими неопубликованными материалами мы знакомим вас сегодня:
"Первый день после войны особенно четко отложился в памяти. Для нас этим днем было 2 мая 1945 года…
Наступила непривычная тишина. После непрерывных разрывов и ружейно-пулеметной трескотни теперь обычный людской разговор и даже шум проходящих машин слухом не улавливались. Впечатление абсолютной тишины.
Личный состав вначале несколько робко, а потом все увереннее начал подниматься в рост и расхаживать. Лица и одежда их покрыты пылью и сажей. Большинство уже несколько дней небритые. В горячих боях это как-то даже не бросалось в глаза.
Командиры собирали людей и строили свои подразделения… Колонны рот маленькие. Теперь всем стало более наглядно, и ощутимее потери. Сразу видно, кого нет в строю. Начинаются поиски трупов своих бойцов.
В кино почему-то показывают, что люди в эти первые минуты находятся в каком-то несдержимом восторге. Кричат, бросают вверх шапки, громко хохочут и так далее. Было это не так.
Поведение и настроение людей было какое-то вопросительное: неужели действительно закончилась эта страшная и неприятная работа?! Настроение людей омрачали лежащие трупы их товарищей, стоны и бинты эвакуируемых раненых".
Владимир Тольц: За 65 лет, отделяющих нас от того первого послевоенного дня, сменилось несколько поколений, и почти не осталось уже людей, лично переживших и помнящих победный май 1945-го. Хранителями памяти о нем оказываются сменяющие друг друга батальоны военных историков, самонадеянно и безнаказанно уверяющих нас, что Сталин думал так-то и так-то, а Жуков хотел того-то и того-то. Этих категоричных знатоков с каждым годом все больше. Но основным источником массовых представлений о войне оказываются вовсе не их сочинения, а многолетний и многосерийный военный киноэпос – от "Падения Берлина" и "В шесть часов вечера после войны" до "Утомленных солнцем-2". Меняющийся и молодящийся военный киномиф, конечно же, похож на забываемую реальность войны. Но не более чем артист Геловани на Сталина, роль которого он играл. И при этом "нас возвышающий обман" – киносказки о "Подвиге разведчика" и выдуманном Штирлице – нам милее и ламентаций самонадеянных толкователей войны, и незатейливых повествований ее участников.
Познакомив вас сегодня с такими воспоминаниями полковника Марченко, мы хотели напомнить банальное: у войны, как бы ее ни изображали сегодня, есть и другое лицо, сильно отличающееся от лиц загримированного маршалом Жуковым Михаила Ульянова и "утомленного солнцем" Никиты Михалкова.
С праздниками вас!
