Марина Тимашева: 11 мая в Большом зале Московской консерватории состоится концерт русской духовной музыки "Преславная днесь", посвященный жертвенному подвигу священнослужителей в годы Великой Отечественной войны. В исполнении одного из лучших хоров - Мужского хора Московского Подворья Свято-Троице-Сергиевой Лавры - прозвучат шедевры церковной музыки и российская премьера духовного концерта "Не имамы иныя помощи" Бориса Ледковского. В концерте примут участие солисты оперных театров столицы - Михаил Давыдов, Алексей Татаринцев и Петр Морозов. А мы поговорим с регентом хора Владимиром Горбиком. Я только заранее напомню, что слово “партес”, которое звучит в разговоре, это многоголосое пение, которое приходит в Православную Церковь в 18-м веке и становится основной формой пения в храмах.
Концерт этот - память о жертвенном подвиге священнослужителей в годы Великой Отечественной войны. Мы много знаем о подвиге народа. Чем, грубо говоря, подвиг священника отличается от подвига обычного человека?
Владимир Горбик: Как мне кажется, любой подвиг сопряжен с хранением правды, правды божьей, в первую очередь. Речь идет именно о защите того, что те, кто защищают, считают для себя правдой. В данном случае, наиболее красноречиво это именно на примере священнослужителей, и не столько священнослужителей, но и церковнослужителей, которые жертвенно служили богу и людям во время Великой Отечественной войны. Мне кажется, что этот подвиг в десятки раз сложнее и тяжелее, потому что священник, если он окормляет народ, он не имеет право говорить никакой лжи, он обязан быть все время, всю свою жизнь, как чистый родник. Вот недавно вышли два фильма, один из них “Русский крест” (мне очень нравится этот фильм), другой – “Поп”. Вот это как раз всё на эту тематику. Здесь, что нам дается узнать, что нам показывают? Как тяжело быть под гнетом сразу двух тиранических властей, и в то же время не лукавить перед богом, перед своим сердцем, перед людьми, продолжать окормлять этих людей. Тем более, что, как известно, Адольф Гитлер затеял очень хитрую игру - где возможно, разделить наш народ на какие угодно части: где-то по национальному признаку, где-то по идеологическому и политическому, где-то - по религиозному. Поначалу вроде как кажется (так давали понять гитлеровцы), что мы, мол, вам даем возможность ходить в церкви. Но в одном из этих фильмов, по-моему, в фильме “Поп”, говорится, что это, по-видимому, временная мера, и потом всех нас повесят на крестах, распнут, и так далее. Но настоящий священнослужитель не боится всех этих трудностей, потому что он знает, что вслед за этим жертвенным подвигом нас ожидает Царствие Небесное, в том случае, если мы потрудимся во славу божию, если не будем жалеть себя, если будем всего себя отдавать людям. Вот как я вижу эту проблему.
Марина Тимашева: Если мы говорим уже о самом концерте, то здесь церковная музыка, песнопения – Дегтярев, Рахманинов, Чесноков, Архангельский, Костальский, Гречанинов. И мы пока этим заканчиваем, потому что остальные произведения это первое исполнение и премьеры. Вот чем определен выбор именно этих произведений именно для этого концерта?
Владимир Горбик: У нас всегда программа к концерту строится по одному простому принципу, как говорят, “где просто, там ангелов со сто”. Дело в том, что программа концерта выстраивается по богослужебному принципу. Начинается концерт песнопением “Придите, поклонимся”. Почему именно Рахманинов? Есть и другие произведения, но мы в этом концерте решили показать нашим дорогим слушателем те наработки, которые у нас появились за последний год в области аранжировок со смешанного хора на мужской. Почему концерт назван уникальным в своем роде? Он, действительно, в каком-то смысле уникальный с точки зрения подбора самой программы. Потому что прозвучит целый ряд переложений, как бы заново написанные произведения. Но только суть заключается в том, что от себя этот аранжировщик, в частности, я говорю о Ярославе Филипсонове, ничего не привносил, а старался максимально сохранить авторский текст композитора. В этом смысле, это то новое, что мы хотим предложить слушателям. А если дальше идти по программе, то “Блажен муж” Чеснокова, тоже в переложении этого аранжировщика - просто жемчужина православной и церковной музыки. Это тоже для смешенного хора, а мы поем мужским. Как сделать так, чтобы сохранить всю эту красивейшую палитру и сохранить все краски авторского текста? Вот здесь стоит гиперзадача потрудиться, и вот на этой, я бы уже даже сказал композиторской ниве, потому что перед аранжировщиком стоит особая задача - сохранить максимально приближенный к авторскому тексту текст своей аранжировки. И дальше, если смотреть по программе, то мы видим неизменяемые песнопения богослужений Всенощной службы и Литургии. Это - первое отделение концерта. А второе отделение концерта строится по принципу показа вот этих вот неизвестных миру переложений для мужского хора во всей вот этой красивейшей палитре звуковой. Но тематика второго отделения это Десятые праздники. Там мы услышим концерт “В молитвах неусыпающую Богородицу” Рахманинова, это Кондак Успению, праздник Успения Пресвятой Богородицы, там мы услышим “К Богородице прилежно ныне притецем” Гречанинова, там мы услышим ряд концертов Архангельского, услышим “Совет привечный” - это песнопения Благовещения.
Марина Тимашева: Вот вы говорили о Филипсонове, как об аранжировщике. Но в программе написано “первое исполнение сочинений”, в том числе, Филипсонова, Лытасова, и ваше собственное.
Владимир Горбик: Ярослав Филипсонов, взяв “Знаменный распев”, его очень интересно гармонизовал. Само композиторское творчество делится как бы на два очень крупных русла. Одно из них это обработки “Знаменного распева”, аранжировки “Знаменного распева”, гармонизация “Знаменного распева”, а второе русло это, собственно, авторские сочинения. Но вот этими древними напевами эти авторские сочинения могут быть напитаны, и тогда они действительно могут звучать вполне как церковные песнопения, слушая которые не просто не трудно молиться, а эти сочинения помогают молиться. Что касается Алексея Лытасова здесь, это авторское сочинение, написанное, на мой взгляд, в стилистике песнопений Троице-Сергиевой Лавры. Что касается моих сочинений, это мои сочинения, написанные в годы консерваторские, в то время, когда я еще учился, кроме хорового и симфонического дирижирования, еще и на композиторском, в классе профессора Романа Семеновича Леденева. Я писал разную музыку, в том числе и духовные песнопения. Правда, за ряд лет внес некоторые коррективы в эти партитуры - где можно было их слегка упростить и сделать более доступными для понимания, я постарался это сделать. Конечно, не мне судить, но мне кажется, что они стали, кроме того, что доступнее, они еще стали более интересные в музыкальном отношении. Всякий композитор должен стремиться к простоте, простота это великая вещь, и если идти по пути самоограничения, как классики шли, то есть шанс, что это песнопение тронет сердца слушателей. А если идти по пути расточительства композиторских средств и применения всевозможных техник композиторских, то, конечно, такое сочинение станет и сложным, и неинтересным. Это - моя точка зрения.
Марина Тимашева: Владимир, но ведь когда вы, положим, пишете, такое сочинение как композитор, вы уже достаточно ограничены каноном?
Владимир Горбик: Вы сейчас говорите, наверное, больше о канонах текстовых.
Марина Тимашева: О тех и других.
Владимир Горбик: Дело в том, что каноны музыкальные, как таковые, они нигде, грубо говоря, не прописаны, не отмечены, разве что за исключением каких-то отдельных фраз из Типикона, что музыка не должна быть слишком тихой или слишком громкой. То есть, это самые общие моменты. А что касается композиторских канонов, то здесь, как таковых, их, наверное, нет, потому что есть понятие традиции. Вот, скажем, когда я уже соприкоснулся с традициями песнопения разных монастырей и, в первую очередь, с традициями песнопения Троице-Сергиевой Лавры, с композиторским творчеством ныне покойного отца Матфея, дьякона Сергия Трубачева, для меня открылся вот этот мир самоограничения. Можно взять и написать “Свете тихий”, применяя все тонкости современной навороченной композиторской техники, там алеаторика, можно разные умные слова сейчас называть, суть от этого не изменится. Давайте я вам пример приведу. Недавно ко мне подходит студент Консерватории и говорит: “Вы не могли бы исполнить мое сочинение?”. Я ставлю перед собой ноты, как раз “Свете тихий”, кстати говоря. Я взялся за голову! Ему вида не показываю и говорю: “Молодой человек, а нельзя как-то более простым языком изъясняться? Ведь народ не поймет ваши кластеры”. Кластеры - это неблагозвучные созвучия. Трезвучие имеет благозвучие, а вот кластер это, если нажать одновременно “до”, “ре”, “ми”, “фа”, “соль”, то будет такая кашица музыкальная. И я говорю: “Вот вы здесь применяете такого рода созвучия, это отталкивает людей от молитвы”. Он как-то отстранился немножко, явно по его лицу было видно, что он меня не понимает, не понимает, о какой простоте я веду речь. А на самом деле простота, к которой должен стремиться композитор, берется в самом “Знаменном распеве”. Если внимательно изучать, если внимательно обрабатывать “Знаменный распев”, постепенно приходит понимание того, какой должна быть музыка в храме, какой должен быть партес. Ведь посмотрите, как сильно изменился партес со времен Дегтярева, Бартнянского, Веделя. Тогда это была музыка в каком-то смысле помпезная. Хотя я очень люблю этих композиторов и очень люблю, кстати говоря, вот эту самую помпезность притушевывать, чтобы какая-то внутренняя музыкальная суть вышла на поверхность. Не бросаться в блещущую вот эту фактуру, искрящуюся всякого рода музыкальными тонкостями, а вот как-то в глубину попытаться заглянуть: что же композитор имел в виду, когда писал эти песнопения? И вы знаете, на этой ниве, на которую меня в свое время благословил Владыка Лонгин, епископ Саратовский и Вольский (бывший настоятель нашего подворья) как-то расположил меня к такому пониманию этой проблемы. А он в свое время взял это из хора отца Матфея, из творчества московского регента, великого регента. Когда мы говорим о простоте, то вот здесь очень уместно употреблять какие-то сравнения, связанные с музыкой Рахманинова, например. Посмотрите, до какой степени человек владел пониманием “Знаменного распева”, написав целое “Всенощное бдение”, причем, в достаточно молодом возрасте. И это великое произведение в духовной музыке, это, я бы сказал, вершина. Я немножко ушел от темы. Я хотел сравнить просто портес 17-го-18-го века с портесом нынешнего времени. Более намоленным он, что ли, стал. Сама гармоническая структура изменилась, мелодическая структура изменилась. Вот взять, допустим, песнопения того же отца дьякона Сергия Трубачева. Я не знаю ни одного из его песнопений, которое бы в церкви как-то звучало плохо или не вписывалось бы в богослужение.
Взять песнопения отца Матфея, вот есть у него псалом “Помилуй меня, Боже”, 50-й псалом. Вроде бы, гармоническая стилистика взята из западноевропейской гармонии, но как он с ней обходится, что он творит! Там всего два музыкальных колена. А вот сравнительно недавно я услышал, как он поет - это просто сердце умиляется, когда слушаешь такое творчество. Поэтому есть, у кого учиться, есть, у кого брать пример, надо только раскрыть глаза, и повнимательнее относиться к творчеству людей, ищущих эту самую простоту в церкви. Я сейчас выскажу именно свое видение. Мне кажется, у Алексея Лытасова как раз получилось сочинение именно в таком ключе. У Ярослава Филипсонова тоже, мне кажется, гармонизация “Знаменного распева” весьма и весьма интересная. А свои сочинения я комментировать не буду, их будут комментировать уже другие люди. Я лишь могу одно сказать, что когда я их писал, я тоже по-своему стремился к простоте, как я ее понимал на тот момент, когда я писал.
Марина Тимашева: Владимир, а ваше сочинение, на какие тексты?
Владимир Горбик: Там три произведения прозвучат: вечернее песнопение “Сподоби, Господи”, “Богородице, Дево, радуйся” и “Ныне отпущаеши” - это будет петь солист, бас.
Марина Тимашева: Значит, в этот раз в концерте принимает участие не только хор, но и приглашенные солисты. Почему это сделано?
Владимир Горбик: Здесь мы стараемся, чтобы двери церкви были открыты для всех, в том числе и оперных солистов. Если каждый из нас старается жить, как в русской народной поговорке сказано – “не как хочется, а как бог велит” – то, конечно, творчество таких людей весьма и весьма интересно. Я хочу сказать, что вот эти солисты, которые сейчас с нами сотрудничают, это солисты ведущих оперных театров Москвы, они глубоко заинтересовались, во-первых, творчеством нашего хора, поскольку мы сейчас разговариваем о концерте 11 мая, они также заинтересовались той внутренней работой, которая ведется на репетициях. Это видно по глазам, видно, что эти люди будут стараться сделать то, что их попросили, то, что их прошу делать я, потому что в этом есть, наверное, послушание, так бы я сказал.
Марина Тимашева: А вот интересно, в театрах оперных теперь ситуация такая, что если приглаженный какой-то человек поет, то он может появиться на одну репетицию. Уже и дирижеры появляются на пару репетиций, потому что считается, что музыканты уже выучили, хор уже с хормейстером поразговаривал, и вроде бы все в порядке, партии все знают, он только приехал, встал, ему только объяснили, откуда куда идти, и он готов. Значит, наши оперные вокалисты к такой жизни приучены. Но я не очень думаю, что те трое людей, которые здесь обозначены – Давыдов, Татаринцев и Морозов - что они с вами имеют такую шикарную возможность подойти в последний день и немного позаниматься. Как это выглядит?
Владимир Горбик: На самом деле идет кропотливейший труд на протяжении уже не одного месяца, потому что с солистами этими я познакомился не вчера, каждый из них, изначально придя ко мне, показал, что он может, мы договорились о сотрудничестве и дальше пошла напряженнейшая работа, которая заключается в двух словах: я говорю, они делают. Причем, делают здорово. Меня что умиляет в каждом из них, это искреннее желание действительно потрудиться и спеть так, чтобы это была молитва, а не оперная ария. Вот это такая задача, которая стоит перед всеми нами, не только перед ними, но и передо мной, как руководителем хора.
Марина Тимашева: Еще у меня довольно сложный вопрос, можно ли на него ответить? Чем отличается песнопение Троице-Сергиевой Лавры? Вы говорите об особенностях, а можно ли как-то определить особенности, как вы отличаете, положим, песнопения Троице-Сергиевой Лавры на слух?
Владимир Горбик: Вопрос действительно сложный, я скажу почему. Дело в том, что таких отличий принципиальных почти нет, если брать научную точку зрения. То есть, гармонию, мелодию, полифонию. Если брать напевы Оптиной Пустыни и напевы Троице-Сергиевой Лавры, действительно, несведущий в церковной музыке, но искушенный музыканту, если ему спеть оба эти сочинения, вряд ли он определит стилистику какого-то концертного монастыря. Когда мы говорим о стилистике какого-то монастыря, в данном случае, Троице-Сергиевой Лавры, имеется в виду, что, скажем, был издревле некий напев, пришло время портеса, этот напев гармонизовали, и этот напев тесно связан с богослужениями этого монастыря. Я бы не стал разделять стили монастырские. Вот в этом, кстати, очень интересный момент есть. Как раз здесь можно говорить не о разделении, а о единстве монастырской музыки. Стилистика едина и целостна, но вот что касается напевов, допустим, какой-нибудь отдельно взятый напев вот в этом монастыре очень известен, там регент или же просто певец, услышав этот напев в одноголосном исполнении, решил гармонию к нему сочинить. И после этого этот напев считается напевом этого монастыря. Он и так-то считался, будучи одноголосым, а теперь и многоголосый напев считается. Вот так, как я понимаю, рождается этот монастырский стиль. Но здесь я хочу сразу провести достаточно серьезную черту. Вот как раз таки монастырский стиль песнопений порой очень сильно отличается от авторских сочинений. И вот здесь можно говорить о том, что авторы, при всей своей любви к Богу, к церкви, идут именно сложным путем воцерковления, и поэтому их песнопения порой так не похожи на то, что мы называем монастырским обиходом. А вот святая простота, о которой мы с вами говорили, она как раз буквально растворена в монастырских песнопениях, и если ее попытаться увидеть… Вот скажу честно, раньше я этого не понимал. Еще в консерваторские годы, придя на работу, я не понимал, как возможно порадоваться вот этим простым песнопениям Троице-Сергиевой Лавры, Оптиной Пустыни. А поскольку я не с самого начала начал управлять профессиональным мужским хором, а хором братии, то вот участвуя вместе с братией в богослужениях, исполняя с ними песнопения на клиросе и обучая их пению, я постепенно проникся глубиной этих простых напевов. Я даже бы сказал, что с помощью братии проникся. Потому что братия, да, я ее учил, но монахи, послушники, они, своими сердцами ищущие этой самой простоты, мне дали понять, что это здорово, этот простой напев, и если его исполнить сердечно, то это будет, как музыканты говорят, потрясающе, или люди, восторженные каким-либо музыкальным произведением говорят: “Это потрясающе!”. Вот если вот с этой точки зрения взглянуть на монастырские напевы, на монастырскую музыку, то мы увидим ее глубину и сердечность. Вот так вот мне видится.
Марина Тимашева: Вы слышали песнопение “Приходите, поклонимся” в исполнении Мужского хора Московского Подворья Свято-Троице-Сергиевой Лавры. О концерте русской духовной музыки ко Дню Победы мы говорили с регентом хора - Владимиром Горбиком, отцом, между прочим, восьми детей.
