Ирина Савельева, Андрей Полетаев. Классическое наследие. – М.: Издательский дом ГУ-ВШЭ, 2010. – 336 с. – (Социальная теория).
"Классика" в гуманитарном знании, говорят, - парадокс. Чуть ли не противоречие в определении.
С одной стороны, к самой смысловой сердцевине "классического" принадлежит представление о том, что его ценность неподвластна времени и не зависит от исторических перемен. Ещё Сент-Бёв – правда, в веке, устойчивом куда более нашего – говаривал, что классик – это тот, кто современен всем временам.
С другой стороны, набор текстов, принятых за образцовые и авторитетные, - отчётливо условен и заметно меняется от эпохи к эпохе. Более того, статус "классического" различен и в разных науках: чем дисциплина моложе – тем он проблематичнее. Авторитеты, скажем, в философии явно более незыблемы, чем во вполне юных, в исторических масштабах, науках экономике и социологии.
Попросту говоря, на единый и общепризнанный корпус канонических текстов и фигур для всех времён и народов здесь нечего и надеяться.
И всё это утверждают, между прочим, сами гуманитарии – представители областей знания, достижения в которых – а следовательно, и ориентиры с ценностями - устаревают, может быть, быстрее, чем где бы то ни было. А с течением времени, пожалуй, всё быстрее и быстрее.
При этом те же гуманитарии прекрасно понимают, что без надёжных опор и точек отсчёта никакая работа – в том числе, преодолевающая прежние достижения – попросту не будет возможной. Но каким образом такая зыбкая, исторически подвижная почва, как гуманитарная классика, способна служить опорой? Как она функционирует (а ведь функционирует же!) в этом качестве? И, кстати: синонимична ли классика "канону" и "норме" вообще?
Проблема тем более острая, что сегодняшние студенты-гуманитарии искренне не понимают: если знание по определению ситуативно, для чего они должны тратить время на изучение и цитирование всего того, что понаписали все эти "мёртвые белые мужчины", предлагаемые им в качестве "классиков"?
На все эти вопросы и пытаются ответить сотрудники Института Гуманитарных Историко-Теоретических Исследований ГУ-ВШЭ и давние соавторы, историки исторического знания и сознания Ирина Савельева и Андрей Полетаев. Их совместная книга о структуре, происхождении и существе "классического наследия", только что выпущенная издательским домом ГУ-ВШЭ, продолжает разговор на эту тему, начатый в сборнике "Классика и классики в социальном и гуманитарном знании", который вышел под их же редакцией в издательстве "Новое литературное обозрение" в прошлом году. Так что читать эти две книги правильнее всего вместе.
Авторы устраивают читателю интригующее путешествие по внутренним лабораториям исторически сложившейся гуманитарной мысли. Они показывают, как на самом деле устроено привычное нам понятие "классики", обнаруживают, сколько в него втягивается побочных смыслов – и поодыскивают более жёсткие критерии для того, чтобы выделить "классику" в науке, что бы в данный момент её состав ни включалось.
"Классическими" они предлагают считать работы, которые удовлетворяют трём условиям: (1) считаются важными в научном сообществе; (2) входят в обязательную программу при обучении – то есть непременно читаются в "классах", отсюда и "классика"; (3) используются современными авторами в исследовательской работе. Притом, что важно, всё это – одновременно.
"Классика" – это не корпус текстов и не перечень авторов. "Классика" - это способ обращения с ними. Выстраивания себя в его перспективе.
Она, оказывается, потому только и может питать собой рост гуманитарного знания, что – претендуя на роль константы - по определению изменчива. Она устойчива единственно благодаря тому, что постоянно перепрочитывается, перетолковывается, переоценивается. Она тем важнее, чем энергичнее ей возражают, спорят с нею, отталкиваются от неё. Она – не столько костяк знания, сколько кровь, которая циркулирует по всему его телу и всё время в процессе этой циркуляции обновляется - даже при том, что в текстах как таковых не меняется, казалось бы, ни единой буквы.
"Классика" в гуманитарном знании, говорят, - парадокс. Чуть ли не противоречие в определении.
С одной стороны, к самой смысловой сердцевине "классического" принадлежит представление о том, что его ценность неподвластна времени и не зависит от исторических перемен. Ещё Сент-Бёв – правда, в веке, устойчивом куда более нашего – говаривал, что классик – это тот, кто современен всем временам.
С другой стороны, набор текстов, принятых за образцовые и авторитетные, - отчётливо условен и заметно меняется от эпохи к эпохе. Более того, статус "классического" различен и в разных науках: чем дисциплина моложе – тем он проблематичнее. Авторитеты, скажем, в философии явно более незыблемы, чем во вполне юных, в исторических масштабах, науках экономике и социологии.
Попросту говоря, на единый и общепризнанный корпус канонических текстов и фигур для всех времён и народов здесь нечего и надеяться.
И всё это утверждают, между прочим, сами гуманитарии – представители областей знания, достижения в которых – а следовательно, и ориентиры с ценностями - устаревают, может быть, быстрее, чем где бы то ни было. А с течением времени, пожалуй, всё быстрее и быстрее.
При этом те же гуманитарии прекрасно понимают, что без надёжных опор и точек отсчёта никакая работа – в том числе, преодолевающая прежние достижения – попросту не будет возможной. Но каким образом такая зыбкая, исторически подвижная почва, как гуманитарная классика, способна служить опорой? Как она функционирует (а ведь функционирует же!) в этом качестве? И, кстати: синонимична ли классика "канону" и "норме" вообще?
Проблема тем более острая, что сегодняшние студенты-гуманитарии искренне не понимают: если знание по определению ситуативно, для чего они должны тратить время на изучение и цитирование всего того, что понаписали все эти "мёртвые белые мужчины", предлагаемые им в качестве "классиков"?
На все эти вопросы и пытаются ответить сотрудники Института Гуманитарных Историко-Теоретических Исследований ГУ-ВШЭ и давние соавторы, историки исторического знания и сознания Ирина Савельева и Андрей Полетаев. Их совместная книга о структуре, происхождении и существе "классического наследия", только что выпущенная издательским домом ГУ-ВШЭ, продолжает разговор на эту тему, начатый в сборнике "Классика и классики в социальном и гуманитарном знании", который вышел под их же редакцией в издательстве "Новое литературное обозрение" в прошлом году. Так что читать эти две книги правильнее всего вместе.
Авторы устраивают читателю интригующее путешествие по внутренним лабораториям исторически сложившейся гуманитарной мысли. Они показывают, как на самом деле устроено привычное нам понятие "классики", обнаруживают, сколько в него втягивается побочных смыслов – и поодыскивают более жёсткие критерии для того, чтобы выделить "классику" в науке, что бы в данный момент её состав ни включалось.
"Классическими" они предлагают считать работы, которые удовлетворяют трём условиям: (1) считаются важными в научном сообществе; (2) входят в обязательную программу при обучении – то есть непременно читаются в "классах", отсюда и "классика"; (3) используются современными авторами в исследовательской работе. Притом, что важно, всё это – одновременно.
"Классика" – это не корпус текстов и не перечень авторов. "Классика" - это способ обращения с ними. Выстраивания себя в его перспективе.
Она, оказывается, потому только и может питать собой рост гуманитарного знания, что – претендуя на роль константы - по определению изменчива. Она устойчива единственно благодаря тому, что постоянно перепрочитывается, перетолковывается, переоценивается. Она тем важнее, чем энергичнее ей возражают, спорят с нею, отталкиваются от неё. Она – не столько костяк знания, сколько кровь, которая циркулирует по всему его телу и всё время в процессе этой циркуляции обновляется - даже при том, что в текстах как таковых не меняется, казалось бы, ни единой буквы.
