Ирина Лагунина: Башкортостан – один из самых крупных по экономике и по количеству населения регионов России. И один из самых авторитарных по стилю правления. Как прошел Башкортостан кризис? И что за общество сложилось в этой республике за годы правления президента Муртазы Рахимова. В беседе принимают участие доктор географических наук, директор проекта "Социальный атлас России" Наталья Зубаревич и историк, журналист, награжденный дипломом премии Андрея Сахарова Сергей Орлов. Цикл "Российские регионы" ведет Игорь Яковенко.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что происходит в экономике и социальной сфере Башкортостана? Какие экономические и социальные процессы подкрепляют тот стиль управления, который сегодня, не сегодня, а уже на протяжении почти 20 лет царят в Башкортостане?
Наталья Зубаревич: Я обычно начинаю свой рассказ с кризиса, поскольку мы живем в этой ситуации. Но если вы так формулируете вопрос, я могу сказать, что это второй по уровню развития субъект-республика, субъект с достаточно выгодной в современных российских условиях специализацией экономики - это нефтедобыча, нефтепереработка с нефтехимией. С городом-миллионником, который играет роль в развитии. Еще есть капитальный плюс, типичный для Башкортостана и Татарстана, жизнеспособное сельское население с очень высокими стимулами, мотивациями к труду, люди, которые умают самообеспечиваться, много работают на земле и производят продукцию в личном хозяйстве, которая помогает детям получать образования. То есть это экономическая система более устойчива на фоне других российских регионов, потому что есть конкурентное преимущество. Теперь к кризису. Башкортостан из всех развитых регионов прошел кризис легче всех, у него не было сильного спада промышленного производства, максимум, что полетело - это было где-то на минус 9% в пиковой фазе, а год закончил с минус 3%, кризиса почти не заметил. Доходы населения сократились очень незначительно, хотя уровень безработицы МОТ достаточно высок, почти 10%, но это связано с большой долей сельского населения, почти 40%, и не вполне развитым сектором услуг в миллионной Уфе в силу как раз тех политических ограничений, в том числе о которых вы говорили. И сейчас по темпам в первые два месяца чувствует вполне комфортно, рост на 17-18% восстановительный, уже компенсировали спад. Цена на нефть хорошая, республика живет.
Игорь Яковенко: Сергей, мы, я имею в виду мы – это журналисты, это люди, которые работают с общественными организациями, привыкли оценивать господина Рахимова как одного из самых авторитарных правителей в России. Может быть это адекватный метод управления этим обществом?
Сергей Орлов: Я по поводу экономики, конечно, соглашусь с Натальей Васильевной. В Башкирии на 50% бюджет формируется за счет нефтепроизводства, Уфа на 70%. Может быть и это влияет на настроения и температуру в обществе. Но на мой взгляд, это кажущаяся стабильность. Потому что стабильность, стабильность, а потом может быть резкий провал. Потому что фигур сейчас, объединяющих, способных заменить Муртазу Рахимова, которому идет 77 год, рядом с ним нет, которая бы удовлетворила всех.
Игорь Яковенко: То есть все-таки, правильно ли я вас обоих понимаю, что то, что там есть нефть, значит нет демократии?
Наталья Зубаревич: Нет, не только. Элементы этнической структуры влияют, очень высокий уровень патернализма, только не такого шахтерского пролетарского, а аграрного, потому что Уфа в очень значительной степени сформирована сельскими мигрантами первого поколения, прежде всего башкирскими и татарскими, русские там жили раньше. Соответственно, нефтяные деньги, абсолютно отстроенная клановая система контроля, как в Москве, что тут удивительного. Я не считаю господина Рахимова выдающимся правителем, потому что он сделал безумное количество ошибок в своей системе управления. Более того, совершенно беспардонным образом была приватизирована значительная часть собственности, буквально не так как-то сложно, как в Татарстане, а по-простому. И сейчас мы идем, мы не видим того, что происходит под ковром, а под ковром происходит очень многое. Федералы возвращают эту собственность, в значительной степени уже вернули через АФК-систему, которая играет роль передаточного звена. Кому, "Ростнефти" или "Газпрому" она перейдет дальше, я гадать не готова. Но идет жесточайший возвратный передел собственности. И господин Рахимов сидит до конца этого процесса, он за него отвечает. Как только это будет завершено, будет найден человек и посажен, незаменимых нет в России. Но для меня Башкортостан – это предельный вариант приватизации активов территорий семьей, семьей в физическом, естественном смысле этого слова.
Игорь Яковенко: Сергей, скажите, пожалуйста, а что в обществе происходит, что в самом Башкортостане происходит такого, что позволяет все это держать под ковром?
Сергей Орлов: На мой взгляд, все, что наблюдается живое - это находится в интернете. Потому что последний крупный митинг состоялся пять лет назад и то был подхлестнут монетизацией. В наших печатных СМИ столько же, если не больше, нет независимых, не поступает в республику. Какое-то оживление только наблюдается в интернете. Но и там тоже не так все просто, потому что растет количество уголовных дел за экстремизм. Это говорит все-таки о росте протестных настроений. И тут немаловажный фактор играет национальный, потому что, как это ни грустно, обсуждение каких-то движений власти при свободном обсуждении в интернете съезжают с социальной тематики на национальные. Тут некоторая мина замедленная была заложена еще Лениным. Потому что Башкирия – это регион, где титульное население занимает четверть процентов из ста, в Уфе 15%. При клановой системе это некоторая мина замедленного действия, и интернет как маленький градусник это показывает, куда может пойти ударная волна.
Игорь Яковенко: Сергей, поскольку действительно, начиная с 2008 года, постоянно идут разговоры о необходимости и скорой отставке Муртазы Рахимова. Насколько он контролирует элиты Башкортостана, насколько здесь есть элитный протест и насколько он, с вашей точки зрения, может выплеснуться в какое-то действие?
Сергей Орлов: Элитного, как мне кажется, нет. Ситуация, на мой взгляд, уникальная. Лет 10-11 назад произошла одна из крупнейших в Башкирии железнодорожных катастроф, когда в результате скопления газа и взрыва в районе железной дороги буквально разметало два пассажирских поезда. Мне приходит в голову аналогия, что никак протестные настроения на сегодняшний день не оформились, не структурировались. Но они копятся – это видно. Что будет в итоге, когда искра произойдет, трудно предсказать, все это пока в бесформенной, газообразной массе.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, как вы оцениваете лоббистский потенциал руководства республики?
Наталья Зубаревич: Очень средне. По двум причинам. Первая причина: на фоне мудрейшего руководителя, уже уже ушедшего в отставку Татарстана, господин Рахимов максимум, что мог идти по следу, пытаясь делать то же, но грубее, хуже, с большими последствиями. Второе: федеральный центр уже столько пробурил шурфов в этой якобы незыблемой схеме клана, что там вопрос не будет решаться взрывом, я думаю, что вынут, поставят, обеспечат безопасность и договорятся по понятиям. Придет другой человек, произойдет еще одна система перераспределения, в лучшем случае в нее будут вовлечены, кстати, это сейчас немножко есть, часть русского населения входит в ближний круг стоящих около краника, насколько я знаю, немного татарского населения. Но рисков этнических таких, какие они казались нам в 90 годы, в современном Башкортостане я, честно говоря, в такой явной форме не вижу. Объясняю – почему. Эта усталость и 20 лет выживания людей и переход всей страны на индивидуальную стратегию выживания. Да, сплоченность этническая выше у татар, выше у башкир, она никакая у русских. Поэтому там ситуация будет решаться договоренностью между двумя этническими группами и их лидерами, татарским и башкирским населением.
Игорь Яковенко: Сергей, иногда бывает такая ситуация, когда авторитарный режим исчезает, вроде бы дает свободу, а выясняется, что, собственно говоря, он ничего не подавлял, потому что особенно сказать и сделать обществу уже нечего. Какое у вас ощущение, под этим прессом авторитарного режима что-то осталось живое в самом обществе Башкортостана в прессе, в гражданском обществе?
Сергей Орлов: Очень точный вопрос озвучен, потому что я не наблюдаю, нет структур, которые могли бы подхватить или занять это место. Какая-то бесформенность, газообразность, апатия. Есть такая сказка "Праздник непослушания", когда взрослые уходят из города, а дети предоставлены сами себе. Они хватают сладкое, едят мороженое, набивают карманы, бардак и беспорядок. Тут такая ситуация: взрослые ушли и власть в роли этих детей позволяет себе все, что угодно, это чудовищная приватизация и прочие скандалы имущественного плана. Ситуация, когда взрослые ушли и не вернулись, вернутся ли они - непонятно на сегодняшний день.
Игорь Яковенко: Башкортостан, получается, такая несостоявшаяся республика. Что надо сделать для того, чтобы она состоялась, Наталья Васильевна?
Наталья Зубаревич: Я, во-первых, так не считаю, потому что апатия не есть признак несостоятельности, бандитизма и прочих вещей мы там не наблюдаем. Просто задавленность инициативы действительно очень сильная, люди перешли на семейно-групповые и индивидуальные стратегии выживания. Но у меня сохраняется оптимизм, связанный с тем, что при изменении институциональных условий все-таки есть шанс на медленное, тяжелое, но выздоровление общества. И я могу вам сказать, что ситуация в Башкортостане с точки зрения энергетики людей не худшая. Потому что село крутится, люди в городах пытаются заработать. Просто политика вынесена за скобки, стало понятно, что сделать в этом консолидированном формате ничего нельзя, и люди решают свои жизненные проблемы поодиночке, семьями, родственными группами, вместе с друзьями. Общество нельзя назвать совсем больным, оно болеет, конечно, но это не раковая опухоль пока – это замыкание. Это пройдет.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что происходит в экономике и социальной сфере Башкортостана? Какие экономические и социальные процессы подкрепляют тот стиль управления, который сегодня, не сегодня, а уже на протяжении почти 20 лет царят в Башкортостане?
Наталья Зубаревич: Я обычно начинаю свой рассказ с кризиса, поскольку мы живем в этой ситуации. Но если вы так формулируете вопрос, я могу сказать, что это второй по уровню развития субъект-республика, субъект с достаточно выгодной в современных российских условиях специализацией экономики - это нефтедобыча, нефтепереработка с нефтехимией. С городом-миллионником, который играет роль в развитии. Еще есть капитальный плюс, типичный для Башкортостана и Татарстана, жизнеспособное сельское население с очень высокими стимулами, мотивациями к труду, люди, которые умают самообеспечиваться, много работают на земле и производят продукцию в личном хозяйстве, которая помогает детям получать образования. То есть это экономическая система более устойчива на фоне других российских регионов, потому что есть конкурентное преимущество. Теперь к кризису. Башкортостан из всех развитых регионов прошел кризис легче всех, у него не было сильного спада промышленного производства, максимум, что полетело - это было где-то на минус 9% в пиковой фазе, а год закончил с минус 3%, кризиса почти не заметил. Доходы населения сократились очень незначительно, хотя уровень безработицы МОТ достаточно высок, почти 10%, но это связано с большой долей сельского населения, почти 40%, и не вполне развитым сектором услуг в миллионной Уфе в силу как раз тех политических ограничений, в том числе о которых вы говорили. И сейчас по темпам в первые два месяца чувствует вполне комфортно, рост на 17-18% восстановительный, уже компенсировали спад. Цена на нефть хорошая, республика живет.
Игорь Яковенко: Сергей, мы, я имею в виду мы – это журналисты, это люди, которые работают с общественными организациями, привыкли оценивать господина Рахимова как одного из самых авторитарных правителей в России. Может быть это адекватный метод управления этим обществом?
Сергей Орлов: Я по поводу экономики, конечно, соглашусь с Натальей Васильевной. В Башкирии на 50% бюджет формируется за счет нефтепроизводства, Уфа на 70%. Может быть и это влияет на настроения и температуру в обществе. Но на мой взгляд, это кажущаяся стабильность. Потому что стабильность, стабильность, а потом может быть резкий провал. Потому что фигур сейчас, объединяющих, способных заменить Муртазу Рахимова, которому идет 77 год, рядом с ним нет, которая бы удовлетворила всех.
Игорь Яковенко: То есть все-таки, правильно ли я вас обоих понимаю, что то, что там есть нефть, значит нет демократии?
Наталья Зубаревич: Нет, не только. Элементы этнической структуры влияют, очень высокий уровень патернализма, только не такого шахтерского пролетарского, а аграрного, потому что Уфа в очень значительной степени сформирована сельскими мигрантами первого поколения, прежде всего башкирскими и татарскими, русские там жили раньше. Соответственно, нефтяные деньги, абсолютно отстроенная клановая система контроля, как в Москве, что тут удивительного. Я не считаю господина Рахимова выдающимся правителем, потому что он сделал безумное количество ошибок в своей системе управления. Более того, совершенно беспардонным образом была приватизирована значительная часть собственности, буквально не так как-то сложно, как в Татарстане, а по-простому. И сейчас мы идем, мы не видим того, что происходит под ковром, а под ковром происходит очень многое. Федералы возвращают эту собственность, в значительной степени уже вернули через АФК-систему, которая играет роль передаточного звена. Кому, "Ростнефти" или "Газпрому" она перейдет дальше, я гадать не готова. Но идет жесточайший возвратный передел собственности. И господин Рахимов сидит до конца этого процесса, он за него отвечает. Как только это будет завершено, будет найден человек и посажен, незаменимых нет в России. Но для меня Башкортостан – это предельный вариант приватизации активов территорий семьей, семьей в физическом, естественном смысле этого слова.
Игорь Яковенко: Сергей, скажите, пожалуйста, а что в обществе происходит, что в самом Башкортостане происходит такого, что позволяет все это держать под ковром?
Сергей Орлов: На мой взгляд, все, что наблюдается живое - это находится в интернете. Потому что последний крупный митинг состоялся пять лет назад и то был подхлестнут монетизацией. В наших печатных СМИ столько же, если не больше, нет независимых, не поступает в республику. Какое-то оживление только наблюдается в интернете. Но и там тоже не так все просто, потому что растет количество уголовных дел за экстремизм. Это говорит все-таки о росте протестных настроений. И тут немаловажный фактор играет национальный, потому что, как это ни грустно, обсуждение каких-то движений власти при свободном обсуждении в интернете съезжают с социальной тематики на национальные. Тут некоторая мина замедленная была заложена еще Лениным. Потому что Башкирия – это регион, где титульное население занимает четверть процентов из ста, в Уфе 15%. При клановой системе это некоторая мина замедленного действия, и интернет как маленький градусник это показывает, куда может пойти ударная волна.
Игорь Яковенко: Сергей, поскольку действительно, начиная с 2008 года, постоянно идут разговоры о необходимости и скорой отставке Муртазы Рахимова. Насколько он контролирует элиты Башкортостана, насколько здесь есть элитный протест и насколько он, с вашей точки зрения, может выплеснуться в какое-то действие?
Сергей Орлов: Элитного, как мне кажется, нет. Ситуация, на мой взгляд, уникальная. Лет 10-11 назад произошла одна из крупнейших в Башкирии железнодорожных катастроф, когда в результате скопления газа и взрыва в районе железной дороги буквально разметало два пассажирских поезда. Мне приходит в голову аналогия, что никак протестные настроения на сегодняшний день не оформились, не структурировались. Но они копятся – это видно. Что будет в итоге, когда искра произойдет, трудно предсказать, все это пока в бесформенной, газообразной массе.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, как вы оцениваете лоббистский потенциал руководства республики?
Наталья Зубаревич: Очень средне. По двум причинам. Первая причина: на фоне мудрейшего руководителя, уже уже ушедшего в отставку Татарстана, господин Рахимов максимум, что мог идти по следу, пытаясь делать то же, но грубее, хуже, с большими последствиями. Второе: федеральный центр уже столько пробурил шурфов в этой якобы незыблемой схеме клана, что там вопрос не будет решаться взрывом, я думаю, что вынут, поставят, обеспечат безопасность и договорятся по понятиям. Придет другой человек, произойдет еще одна система перераспределения, в лучшем случае в нее будут вовлечены, кстати, это сейчас немножко есть, часть русского населения входит в ближний круг стоящих около краника, насколько я знаю, немного татарского населения. Но рисков этнических таких, какие они казались нам в 90 годы, в современном Башкортостане я, честно говоря, в такой явной форме не вижу. Объясняю – почему. Эта усталость и 20 лет выживания людей и переход всей страны на индивидуальную стратегию выживания. Да, сплоченность этническая выше у татар, выше у башкир, она никакая у русских. Поэтому там ситуация будет решаться договоренностью между двумя этническими группами и их лидерами, татарским и башкирским населением.
Игорь Яковенко: Сергей, иногда бывает такая ситуация, когда авторитарный режим исчезает, вроде бы дает свободу, а выясняется, что, собственно говоря, он ничего не подавлял, потому что особенно сказать и сделать обществу уже нечего. Какое у вас ощущение, под этим прессом авторитарного режима что-то осталось живое в самом обществе Башкортостана в прессе, в гражданском обществе?
Сергей Орлов: Очень точный вопрос озвучен, потому что я не наблюдаю, нет структур, которые могли бы подхватить или занять это место. Какая-то бесформенность, газообразность, апатия. Есть такая сказка "Праздник непослушания", когда взрослые уходят из города, а дети предоставлены сами себе. Они хватают сладкое, едят мороженое, набивают карманы, бардак и беспорядок. Тут такая ситуация: взрослые ушли и власть в роли этих детей позволяет себе все, что угодно, это чудовищная приватизация и прочие скандалы имущественного плана. Ситуация, когда взрослые ушли и не вернулись, вернутся ли они - непонятно на сегодняшний день.
Игорь Яковенко: Башкортостан, получается, такая несостоявшаяся республика. Что надо сделать для того, чтобы она состоялась, Наталья Васильевна?
Наталья Зубаревич: Я, во-первых, так не считаю, потому что апатия не есть признак несостоятельности, бандитизма и прочих вещей мы там не наблюдаем. Просто задавленность инициативы действительно очень сильная, люди перешли на семейно-групповые и индивидуальные стратегии выживания. Но у меня сохраняется оптимизм, связанный с тем, что при изменении институциональных условий все-таки есть шанс на медленное, тяжелое, но выздоровление общества. И я могу вам сказать, что ситуация в Башкортостане с точки зрения энергетики людей не худшая. Потому что село крутится, люди в городах пытаются заработать. Просто политика вынесена за скобки, стало понятно, что сделать в этом консолидированном формате ничего нельзя, и люди решают свои жизненные проблемы поодиночке, семьями, родственными группами, вместе с друзьями. Общество нельзя назвать совсем больным, оно болеет, конечно, но это не раковая опухоль пока – это замыкание. Это пройдет.
